В почерке чувствовалась гармония, вкус, хорошее здоровье и… неудовлетворенная сексуальность. И просили не дорого. “Так, так”, — бросив заниматься графологией, Буров хмыкнул и пошел звонить нежадной Зое Павловне, которую замучил основной инстинкт.
— Да, — сказала она и без церемоний назвала адрес. — Приезжайте, я дома.
Голос у нее был низкий, хорошо поставленный, даже по телефону очень сексуальный и волнующий.
— Еду, — пообещал Буров, бросил трубку и направился в лабаз — заявляться в незнакомый дом с пустыми руками было как-то неудобно. Отлично развитое воображение уже нарисовало ему эту Зою Павловну — грудастой, длинноногой, томящейся в искусе смуглянкой. Естественно, с чувственными губами, страстно раздувающимися крыльями чуть вздернутого носа, карими глазами с поволокой и ослепительным жемчугом зубов. Ничего, милая, ничего, скоро мы покончим с твоими проблемами…
Жила Зоя Павловна на улице Роз в стандартном пятиэтажном доме, какие уже лет как сорок с гаком в народе называют хрущебами. Скамеечки у подъезда были некрашены, истертая лестница затоптана, квартирная дверь — картонной, несерьезной, пни посильнее — и заходи. “Не слышны в саду даже шорохи”, — электронно проиграл звонок, повисла пауза, и Буров услышал все тот же сексуальный голос:
— Кто там?
— Насчет комнаты, — ответил он, ухмыльнулся и приготовился узреть ту самую, с грудями и ногами. — Я вам звонил где-то полчаса назад.
— А, сейчас, — выстрелил замок, дверь открылась, и Буров лишний раз убедился, что с воображением лучше не связываться — Зоя Павловна была рыжая, сероглазая, скуластая, с занятными такими конопушками на носу. Взгляд живой. И фигура очень даже ничего.
— Прошу, пожалуйста, — она показала комнату семь на восемь, похлопала по кровати, оправила занавеску. — Можете еще холодильником пользоваться. На кухне.
Взгляд остановить было не на чем. Плохонькая мебель, убогий телевизор, чешское стекло в гэдээровском серванте. Очень опрятная, чистенькая нищета. Ясно, почему входная дверь картонная — брать нечего.
— Пойдет, — Буров кивнул, вытащил бумажник, расплатился вперед. — Здесь за месяц. — Подмигнул весело, подкупающе улыбнулся. — Разрешите представиться: Василий Гаврилович Буров, из Питера. Первый день в отпуске, прибыл на бархатный сезон. Полагаю, это надо отметить. У вас, Зоя Павловна, бокалы найдутся?
Нашлись. Буров вытащил вино, сыр, охотничьи колбаски, Зоя Павловна пошла на кухню гоношить яичницу и ставить чайник. Двигалась она легко и споро, то и дело поправляя челку и посматривая на Бурова из-под загнутых ресниц. Ладно, чокнулись, выпили, взялись за еду, выпили еще и потихоньку разговорились. Зоя Павловна работала в школе, средней, преподавала химию, а нынче проводила забастовку, потому как сочинским учителям зарплату не платили аж с марта месяца. Хорошо еще мать ее, Надежда Николаевна, живущая неподалеку, в поселке Гумария, согласилась взять к себе внучонка Вовку, шустрого дошколенка неполных пяти годов. Так что одну комнату теперь можно сдавать. Иначе вообще хана. А муж? Муж объелся груш. Лучше без него. Буров о себе особо не распространялся — так, военный офицер, с женой не в ладу. Все больше слушал, понимающе кивал, подливал Зое Павловне в бокал. Она ему определенно нравилась — не болтушка, не вертушка, не дуреха и не жеманница. И почему это нормальных баб жизнь особо не балует?
Выпили вино, прикончили яичницу, и Буров приглашающе взглянул на Зою Павловну:
— Как насчет искупаться? Компанию не составите?
— А что, вода, говорят, еще теплая, — обрадовалась та и принялась с поспешностью грузить посуду в раковину. — Я за. Только вот загорать не люблю, как поганка бледная.
— Ну вот и хорошо, — Буров встал, поблагодарил и отправился к себе готовиться к купанию.