Лицо его понемногу начало избавляться от мертвенной бледности – да здравствуют микстуры Волхва! А раненая нога, хоть и не слушалась пока, но все же не казалась такой обреченной, как давеча.
Однако к превеликому огорчению Василисы выяснилось, что ложку она несла зря. У дяди Толи ложка была своя – ладная, с виду будто серебряная, с красивой чеканкой на ручке. Однако вместо того, чтобы начать орудовать ею, раненый пилот совершил необъяснимый вроде бы поступок: он вручил ее – красивую, новехонькую с чеканкой ложку – Василисе. А сам взялся хлебать щи принесенной деревянной – старой, темной, заросшей жирком.
– Эта ложка – тебе подарок, – прокомментировал дядя Толя.
– А это еще по какому случаю? – насторожилась Василиса. Она, конечно, любила подарки. Но чтобы так часто...
– А ни по какому. Ты же мне просто так помогаешь? Вот и я тебе просто так подарки дарю. Я даже собираюсь... ну, конечно, если ты мне и дальше помогать будешь... вот этот спальный мешок тебе подарить. Не возражаешь?
Василиса вспыхнула и опустила взгляд.
"Не возражаешь!" Да этот самый кокон, который дядя Толя назвал смешным выражением "спальный мешок", был предметом ее ночных грез! Наряду с собственным космическим крейсером (как рейдер "Яхонт"!) и собакой породы сенбернар (тоже виденную в библиотеке).
Василиса несмело взяла красивую ложку, внимательно рассмотрела ее, не пряча гримасы глубокого морального удовлетворения, спрятала подарок в ларец. В принципе, это справедливо. Она – ему. Он – ей. На том и порешили.
– А что же, егоза, мой флуггер, он по-прежнему возле речки стоит? – как бы невзначай спросил дядя Толя, расправившись с горшком щей и взявшись за хлеб с соленым овечьим сыром.
– Стоит, куда ж ему деваться, – отвечала Василиса. – Только он больше не твой. А наш, деревенский.
– Ну это пожалуйста, – не стал спорить дядя Толя. – Ваш значит ваш. По праву победителей. Ты, главное, вот что скажи: флуггер на ходу? Или твои родичи его уже на новую крышу для коровника раздербанили? А то нервничаю почему-то.
– Целехонек пока. С ним, правда, каверзы всякие вытворили, чтобы твоих дружков от него отвадить.
– Что еще за каверзы?
– Ну... Смолой его облили, чтоб горелым казался... Яму вырыли...
– Какую яму?! – вскинулся дядя Толя.
– Подкопались под носовые колеса. Чтобы он носом в песок клюнул, как будто после аварии... Ну и чопы повсюду забили, куда сразу не достали. Теперь во всех нижних дырах огнетворных затычки торчат.
Дядя Толя представил себе описанное Василисой и впечатленно присвистнул.
– Ёшкин кот! Не ожидал... У вас там что же, из осназа кто-то в деревне?
– Из осназа? – не поняла Василиса.
– Ну, в армии служил? Во солдатах, я имею в виду?
Густо усаженное веснушками личико Василисы расплылось в горделивой улыбке.
– Так Ветеран, да. Он до хорунжего дослужился. В Московии начал, у нас в Большом Муроме продолжал и у нас же на покой вышел. Ветеран нам помогает, учит всякому. А мы ему за это свежатину, молоко, яйца. Ягоды для него собираем... Лучшие грибы всегда ему... А дичину он сам бьет.
"Я не я буду, если этому-то Ветерану наглый сосунок Свен Халле и обязан своим позорным поражением! Уж больно ладно они все организовали – для дикарей, которые ложкам мельхиоровым радуются!" – подумал дядя Толя, однако своими мыслями с Василисой делиться не стал. Он продолжил расспрашивать про "Кассиопею", которая, ясное дело, была его единственной реальной надеждой на спасение.
– А что же внутри? Из кабины флуггера ничего не выломали? Не попортили там чего? Не знаешь? – спросил он.
– Не-не-не! Куда ж портить-то?! Ветеран сказал, летающий корабль ваш, ну то есть нынче наш, много денег стоит. Продавать его будем! Уже и гонца отправили в Усольск. Ветеран строго-настрого всем наказал глаз с вашего корабля не спускать да пылинки с него сдувать. Там и днем, и ночью наши пострелята дежурят – смотрят, чтобы кто-нибудь ветеранский наказ не нарушил.
– Что, даже тебя поглазеть не пустили? – дядя Толя подмигнул.
– Меня – пустили! Даже в кабину пустили! – объявила Василиса. – Я же все-таки Воеводина дочка. Что мне ветеранские наказы!
Дядя Толя не на шутку впечатлился во второй раз. Тем, что знаком с такой видной селянкой. А равно и тем, что блат с кумовщиной – блат с кумовщиной даже в деревнях на сорок дворов, где, как он наивно полагал раньше, должен процветать первобытный коммунизм и прочая уравниловка.
– Ну и как тебе там, в кабине?
– Ох-х... – Василиса мечтательно вздохнула и ошарашила дядю Толю признанием:
– Если бы все это было моим, я была бы самой счастливой девицей Большого Мурома!
На следующий день Василиса добралась до дяди Толиной полянки только к полудню.
Она застала бедолагу за усердной инспекцией аптечки – дядя Толя сидел на пригорке и, потешно, по-шарпейному, наморщив нос и нахмурив лоб, читал инструкции к медикаментам.
Поначалу его подтолкнула к этим фармацевтическим штудиям надежда отыскать что-нибудь безопасное и одновременно спиртосодержащее. Но потом он втянулся и даже начал получать от поисков интеллектуальное удовольствие.
– Ты трайтаонской лихорадкой случайно не больна? – вместо "здрасьте" поинтересовался у гостьи дядя Толя.
– Н-нет... А что? – спросила Василиса испуганно.
– Была бы больна, так вылечили бы в два счета! – и дядя Толя победоносно потряс в воздухе полным инъектором.
Василиса подошла поближе, поставила ларь с продуктами на землю.
– А вот вакцина от бешенства! – продолжал дядя Толя. – Не желаешь? Могу как следует привить! Даже если тебя покусают все бешеные собаки, лисы и крысы этой планеты, ничего с тобой не будет! Температура ни на градус не поднимется!
– Дядь Толь, – Василиса посмотрела на пилота "Кассиопеи" с укоризной, – что вы всё про меня да про меня беспокоитесь?! Лучше бы себя полечили... Вон, ходите едва-едва! Как дедка старый!
В глазах пилота промелькнула смутная тоска.
– Э-э, доця! – он махнул рукой. – Со мной уже вопрос решенный! Пока ты там у себя в землянке дрыхла, я тут такие лекарства откопал, что они и безногого заставят танцевать латину! Обколол себя всего, обмазал, "умную" повязку прилепил – она пулю сама вытянуть должна, точнее, это сделают наноботы, что в ней проживают... Теперь жду, пока все это действовать начнет. Думаю, через неделю, когда канал пули чуток зарастет, скакать буду, как вольтурнианский всеяд по джунглям!
Василиса с сомнением посмотрела на дядю Толю.
Во-первых, про вольтурнианского всеяда она слышала впервые. А во-вторых, она, конечно, верила в чудодейственную мощь московитской медицины, но чтобы за неделю...
Но если вдруг лекарства из аптечки дяди Толи и впрямь столь чудотворны, ей, сердобольной Василисе, это только на руку. Все последние дни она сушила себе мозги одним вопросом: как именно доставить бедняжку дядю Толю к Волхву? И не вызовет ли такая забота каких-либо необратимых и скверных последствий для них обоих?
Беспокоило Воеводину дочку и еще одно обстоятельство.
В соответствии с законодательством Большого Мурома, частью которого являлась планета Таргитай, со дня на день она должна была получить Личную Грамоту, в Московии звавшуюся "паспортом".
За Личной Грамотой ехать надо было в Усольск, к столу Особого Приказа. Ехать в Усольск ей было лень. Не столько даже "лень", сколько неясно было, зачем ехать, зачем ей эта Грамота.
– Братья да тятя – те и вовсе мне говорят: не морочь, Василиска, нам и себе головушку. Зачем тебе эта Личная Грамота сдалась? Времена сейчас не из легких, неровен час нагрянут лиходеи... Не до грамот сейчас, – объяснила Василиса дяде Толе.
– А ты что же? Того же мнения, что и родичи твои? – лукаво осведомился дядя Толя.
– А я... А я не знаю... С одной стороны, тятя вроде бы прав... С другой стороны, почему б не взять ее, эту Личную Грамоту, ежели ее задаром дают? Есть ведь пословица: "Дают – бери, бьют – беги!" А вдруг пригодится?.. Хотя где она мне может пригодиться?
– Конечно, если корову с козой будешь всю жизнь доить – то паспорт тебе ни к чему. И ехать никуда не надо, ни в какой Усольск, – не в силах затушевать иронию, горько промолвил дядя Толя.
– А ежели набрыдла мне корова? И коза опротивела? Если я в эту вашу... академию решу поступать?! – спросила Василиса с вызовом и тут же сама себя одернула:
– Ну, это я просто для примера сказала, про "поступать".
– А вот если в академию поступать, тогда без паспорта никак.
– Вы правду, что ли, говорите? – удивилась Василиса. – Я думала, там, в академии, умения ценятся, а не бумаги с печатями!
– Умения – отдельно, бумаги – отдельно. Объяснять почему так устроено слишком долго... Но без бумажки – ты букашка. А с бумажкой – человек. Есть у нас такая поговорка, в Московии.
Василиса надулась. Она была о далекой инопланетной Московии куда лучшего мнения.
Подступали сумерки и дядя Толя начал разводить костерок. Вот он запылал, вначале несмело, но вскоре уже дерзко, осыпая поляну вокруг искрами и обещая что-то такое небывалое... И, надо же, уходить от этого скромного лесного костра Василисе почему-то совсем не хотелось!
– Так что, считаете, надобно мне эту Личную Грамоту получить? Есть в этом толк?
– Считаю – есть. Ты сначала получи. А там хоть выкинешь ее, – пожал плечами дядя Толя.
– Уговорили. Тогда завтра и послезавтра с едой меня не ждите, – с этими словами Василиса решительно поднялась.
– Может тогда заодно и бражки из Усолья своего привезешь? – с надеждой спросил дядя Толя.
– Из Усольска, – поправила его Василиса.