- Я рад, что подвернулась пеструха, а не белянка, - сказал я. - Угрожавшая мне опасность, вижу, была прямо пропорциональна силе его любви. Но рассей мои недоумения, Лусин. Сколько помню, у твоих драконов строжайшая моногамия, Андре даже пошутил как-то: "Драконическая верность".
- Любовь, - повторил Лусин, пожимая плечами. - Ужасное чувство. Бездна непостижимого. Не понять.
Лусин всю жизнь прожил холостяком. Ему, конечно, не понять любви, даже драконьей.
Минут через десять мы сноса увидели Бродягу. Он промчался мимо, что-то выкрикнув на лету. За ним тянулся густой шлейф дыма.
- А сейчас он, очевидно, спешит к белянке? - предположил я.
- На Станцию, - оказал Лусин. - Его дежурство. Андре не терпит опозданий.
Я должен сделать здесь отступление от связного рассказа.
Ни одно мое действие не вызвало столько нареканий, как перевоплощение Мозга. Ромеро доказывает, что в этом акте проявилась моя любовь к гротеску. "Величественный страдалец, могуществом равный богу, вдруг превратился в нечто ординарное, летающе-пресмыкающееся", - пишет он. Я протестую против такого толкования моих решений.
Мозг был величествен и совершенен для нас, ибо масштаб его функций превосходил самые смелые наши мечты о том, на что сами мы способны. Но ему все мы тоже казались совершенством, ибо телесные наши возможности были для него недостижимы, а недостижимое всегда величественнее, чем достижимое. Я не уверен, что в звезде больше совершенства, чем в крохотном муравье. В поведении Бродяги было не меньше своего, хоть маленького, но совершенства, чем в действиях управителя мирового пространства. Он был и там и тут всеобъемлюще и исчерпывающе на своем месте - скорее так.
И еще одно, перед тем как я расстанусь с Третьей планетой.
Тело Астра было перенесено на "Волопас". Здесь он лежал в прозрачном саркофаге, а неподалеку - та сумка, в которой он нес склянки с жизнетворящими реактивами. Склянки лабораторий "Волопаса" опустели, их содержимое Мэри вылила на планету. Я слышал недавно, что на золоте и свинце этой планеты пробился мох - первая поросль жизни. Лучшего памятника Астру, чем возбужденная им эпидемия жизни, и пожелать нельзя.
Сам я ни разу не входил в помещение с саркофагом - Астр всегда был со мной.
4
Интересующихся подробностями полета к галактам я опять отошлю к отчету Ромеро.
Там подробно расписано, как "Волопас" отчалил от Третьей планеты и как больше двух месяцев мы мчались в сверхсветовом пространстве к звезде Пламенной - вокруг нее вращались почти полтора десятка планет, населенных галактами, - и как мы страшились, что будем перехвачены крейсерами разрушителей, и как недалеко от Пламенной нас повстречал звездолет галактов и приказал выброситься в эйнштейново пространство - у галактов, как и у людей, сверхсветовые скорости в окрестностях планет запрещены. И как потом командир корабля галактов предложил мне перейти к нему на борт, а "Волопасу" продолжать курс в кильватере.
С этого события я и начну свой рассказ.
В планетолет погрузились четверо - Ромеро, Мэри, Лусин и я. Орлана и Гига мы с собой не взяли, и они, кажется, обрадовались, что не им первым встречаться с галактами.
Осиме предосторожности галактов казались подозрительными.
- Если будет плохо, сообщить об этом вы не сможете. Но если будет хорошо, вам дадут информировать меня об этом. Итак, в день, когда я не услышу голоса адмирала, сообщающего, что вам хорошо, буду знать, что вам плохо.
- И тогда вы, храбрый Осима, атакуете галактов и уничтожите их звездолет вместе с нами, - так я вас понял? - спросил Ромеро, усмехаясь.
- Буду действовать по обстоятельствам, - коротко бросил Осима.
На экране планетолета вырастал зеленоватый шар, похожий на крейсера разрушителей, но меньше их. Мы падали на звездолет, как на планету, но не успели удариться о него, как открылся туннель и нас плавно всосало. Способ причаливания напоминал принятый на наших кораблях, и мы ожидали, что вскоре очутимся на площади, где швартуются легкие космические корабли. Вместо этого мы оказались в темноте. Свет вдруг погас во всех помещениях планетолета.
Незнакомый человеческий голос отчетливо проговорил:
- Не тревожьтесь. У вас обнаружено три процента искусственности. Когда мы выясним характер ее, вас выпустят.
Я услышал, как Ромеро стукнул тростью о пол.
- Проще бы спросить нас самих, какая у нас искусственность. У меня, например, кроме восьми зубов, двух сочленений и трех синтетических сухожилий, замененных еще в молодости, нет ничего искусственного.
- Не проще, - возразил тот же голос. Нас, очевидно, слышали. - О многих формах своей искусственности вы не догадываетесь.
- У меня легкие - синтетика, - уныло пробормотал Лусин. - Упал с пегаса. В Гималаях. Старые легкие поморозились.
- На Земле тоже проверяют астронавигаторов, прибывающих издалека, - продолжал рассуждать вслух Ромеро. - Но там предохраняются от заноса болезнетворных бактерий, а не от искусственности.
- Искусственность грознее бактерий, - прозвучал тот же голос. - Но ваша неопасна. Можете выходить, друзья.
Вспыхнул свет, но не наш - от генератора, а наружный - широкое, радостное сияние лилось в окна.
За прозрачной броней окон простиралась зеленая равнина - луга, перелески, невысокие холмы, ручьи и реки, бегущие за горизонт. По берегам рек, у опушек лесов высились дома - причудливо разнообразные, то башни, устремленные вверх, то изящные жилые ограды, замыкавшие внутри себя сады. В воздухе проносились яркие, как цветы, птицы, и змееобразные животные, схожие с летающими факелами. А над простором, зданиями и летающей живностью вздымалось небо, синее, тонкое и такое светящееся, какого мне еще не довелось видеть.
- Отлично нарисовано! - сказал Ромеро. - Куда совершенней наших стереоэкранов. Однако я не представляю себе, как шагнуть на эту иллюзорную сцену.
- Выходите, друзья! - повторил еще приветливей голос. - Мы вас ждем.
Я отворил дверь и вышел наружу. Планетолет стоял на лугу. Вокруг толпилась галакты, по облику - братья тех, кого мы видели на картинах альтаирцев и на скульптурных изображениях Сигмы - огромные, нарядно одетые, прекрасные, как греческие боги, удивительно похожие на нас и вместе с тем - совсем иные!
Я соскочил на землю и попал в объятия одного из хозяев. Больше всего в своей жизни я горжусь тем, что был первым человеком, обнявшим галакта!
5
Мы полулежали на лугу у речки - четыре человека и напротив десять галактов в ярких одеждах. Чувствовали мы себя превосходно, но я с опаской подумывал, не посетило ли меня новое сновидение, вроде тех, что возникали в Империи разрушителей.
- Ну, хорошо, гостеприимные и прекраснодушные хозяева, - сказал Ромеро. - Мы попали в царство невероятного, ставшего повседневностью. Если вы хотели нас поразить, вам это удалось. После того как сам я стал частью иллюзорного пейзажа, не удивлюсь, если в следующую минуту закачаюсь на стебле, как вон тот сизый цветок. Здесь чудеса обыденны, как ваши здания, как ваш превосходный человеческий язык.
Галакты дружно рассмеялись в ответ на признание Ромеро.
- Никаких чудес, люди, - возразил один, сообщивший перед тем, что на человеческом языке его зовут Тиграном. - У галактов чудо, то есть отклонение от естественных законов природы, считается проступком, хотя, в принципе, творить чудеса каждый из нас способен. Детям мы, конечно, разрешаем чудеса, но галактов детского возраста мало. А в том, что мы говорим по-человечески, тем более нет чуда. Разве мы не расшифровали депеш "Пожирателя пространства" и разве вы не разобрали наших ответов?
Ромеро обвел тростью пейзаж:
- Но эта стереокартина!.. Такое совершенство иллюзии!
- Иллюзии нет. Ты находишься в реальном пространстве.
- В реальном? - переспросил Ромеро, хмурясь. - Я не так наивен. Диаметр вашего звездолета максимум километр. А здесь до горизонта не меньше двадцати пяти, да и за горизонтом равнина, очевидно, не обрывается в бездну…
- За горизонтом - леса, потом море, мы еще поплаваем в нем, люди, потом снова лес и река, опять леса… Каков твой рост? Около двух с половиной тысячных километра? Тысячи две километров по окружности будет, если считать по твоей мерке.
- Итак, планету в две тысячи километров, то есть шестьсот в диаметре, вы уместили внутрь шара, у которого у самого диаметр всего километр? И хотите, чтоб я поверил, что это не чудо и не иллюзия?
Галакты опять рассмеялись, и так радостно, словно наше сомнение осчастливило их.
- И все-таки нет ни чуда, ни иллюзии. По мере того как вы погружались внутрь звездолета, специальные устройства уменьшали размеры ваших тканей. К сожалению, мы еще не можем сокращать живые ткани в той же пропорции что и искусственные. Это было одной из причин, правда не главной, почему нас встревожили элементы искусственности в вашем организме. Мы были бы в отчаянии, если бы вы предстали перед нами изуродованными - одна нога короче другой, один глаз нормальный, другой крохотный.
Ромеро схватился рукой за рот.
- У меня уменьшились искусственные коренные зубы!
- А я - хорошо дышу, - объявил Лусин. - Странно. Синтетические легкие.
- Все нормально, - объяснил другой галакт, этого на человеческом языке звали Лентулом. - Искусственное легкое было недостаточно эффективным, потому что взяли слишком большую массу для твоей грудной клетки, Лусин. Теперь легкие опали, и у нас ты будешь чувствовать себя лучше, чем раньше.
- Вы сказали, что… гм… возможный перекос в нашем организме не главная причина, почему вас обеспокоили элементы искусственности? - продолжал Ромеро. - Я хотел бы знать, если не секрет, какова же главная причина?
По прекрасному лицу Тиграна пронеслась тень.