Я раскрыл глаза. На черном небе сияла одна Оранжевая. Звездолеты вынесло из нашего пространства, ухнули в иной мир и выпущенные ими разрушительные волны. Я не знал, что нас ждет дальше, но растерянность Орлана была очевидна. Мне захотелось поиздеваться над ним.
- Обошлось без раскрытия человеческих секретов, зловред! Не кажется ли тебе, что на нашей стороне сражаются силы, помогущественней ваших кораблей?
Моя насмешка привела его в себя. Он надменно втянул голову в плечи.
- На вашей стороне, человек? - Он ткнул рукой в Оранжевую. - Если бы ты знал, куда нас несет, ты предпочел бы гибель под гравитационным обстрелом. В Империи Великого разрушителя нет места грозней, чем Третья планета.
- Третья планета? - вскричал я. У меня заметалось сердце. - Третья планета, Орлан?
Он отвернулся. Невидимые гибкие руки схватили меня за плечи, повернули, подтолкнули к выходу. Взбешенный, я попытался вырваться. Но сейчас у меня не было индивидуального поля, которым я некогда сразил напавшего невидимку. В коридоре я погрозил кулаком Орлану, схоронившемуся в командирском зале.
- Третья планета! - повторил я, ликуя и тревожась. - Третья планета.
4
На полусферах экрана золотело небо.
Я сказал "небо" и почувствовал, до чего это слово мало соответствовало тому, что разворачивалось перед нами. Небо - нечто над головой, пространство со звездами, планетами, спутниками. Здесь небо было над головой и под ногами, оно казалось пологом, светло-золотым, пустым - одна исполинская Оранжевая и кружащаяся вокруг Оранжевой одинокая планета.
- Время поднимать восстание, - заявил Камагин, когда стало ясно, что "Волопас" идет к планете.
- Никаких восстаний! - возразил Осима. - Без древней романтики, Эдуард.
Камагин носился с мыслью о захвате корабля с момента, как исчезли вражеские крейсера. Он доказывал - мысленно, конечно, - что конвой перебить легко, а на планете мы, вне сомнения, найдем защитников и друзей. Все в этом отчаянно смелом плане мне не нравилось. Я не был уверен, что мы, практически безоружные, одолеем охрану, последнее столкновение с невидимкой показывало, что врагов больше, чем представляется глазу. И я не знал, что делать с бездействующим кораблем: он был теперь не больше, чем крохотным небесным телом, плетущимся в пространстве по воле неведомых сил. И мы понятия не имели, что нас ждет на Третьей планете: предупреждение Орлана прозвучало для нас очень грозно.
- Но разве вы не услышали во сне, что на Третьей планете какие-то неполадки? - спорил Камагин. - И разве до сих пор эти неполадки не шли нам на пользу? Разве механизмы планеты не погасили гравитационный залп по "Волопасу"?
- Я узнал во сне также и то, что новый Надсмотрщик быстро навел на планете желанный порядок, - возразил я. - Пока я командую, Эдуард, восстаний ради восстаний не будет. Выражаясь термином вашего времени, мы играем слишком крупную игру, чтоб азартно рисковать.
Перед посадкой звездолета на планету состоялся новый разговор с Орланом. Он появился в парке, где я прогуливался с Астром.
- Адмирал Эли, - обратился ко мне Орлан, - корабль причаливает на неудачном месте. Тяготение на планете зависит от широты, мы высаживаемся в зоне большой гравитации. Нужно поскорее переместиться к Станции Мировой Метрики, там легче. На планете нет средств передвижения, ее запрещают посещать. Со Станцией нам не удалось связаться. Ты должен позаботиться, чтоб пленники двигались с максимальной быстротой.
- Как атмосфера и температура на планете? Нужно ли облачаться в скафандры? Как с водой и пищей?
- Скафандры оставите на корабле. Атмосфера и температура - приемлемые. Воду и пищу погрузите на свои авиетки. Есть еще вопросы?
- Да. Что это за планета? Почему мы высаживаемся на ней? Что нас ждет?
- На эти вопросы я не отвечу, - сказал он холодно. Лицо его светилось неприятным синеватым блеском. - Все?
- Последний вопрос. Ты так сейчас говорил, Орлан, словно искренне заботишься о нашем благополучии. Вместе с тем ты - враг, жаждущий нашего уничтожения. Как совместить это противоречие?
- Противоречия нет. Мне не дали приказа жаждать вашего уничтожения. Я обязан доставить вас на Марганцевую планету. Если что-нибудь помешает этому, я должен вас всех уничтожить, но на волю не выпускать.
Так, по крайней мере - ясно. Я с тяжелым чувством смотрел, как Орлан уносился широкими скачками. Вокруг нас плелась невидимая паутина, мы, как мухи, бились в ее тенетах.
Астр сказал сердито:
- Ты разговариваешь с этой образиной, как с человеком. Я бы плюнул на него, а не улыбался ему, как ты.
Я обнял малыша. Он рос вдали от своего естественного окружения и многие понятия, усваиваемые другими с детства, должен был завоевывать, а не принимать разжеванными.
- Знаешь, в чем главная сила людей? В технической мощи? В уровне материального благополучия? Нет, сынок, этим не покорить других. Завоевательная сила людей в том, что они даже к нечеловекам относятся по-человечески.
В нем шла борьба. Он хотел мне верить, но его маленький личный опыт вступал в противоречие с огромным опытом человечества, втиснутым в краткую формулу: "По-человечески".
- Ты сказал, отец, - покорить других, завоевательная сила… Разве люди - завоеватели и покорители? Такие слова я слышал лишь о зловредах и помню, как ты возмущался ими в споре с Великим разрушителем.
Я засмеялся.
- Люди и покорители, и завоеватели, но в ином смысле, чем наши противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца - такова историческая миссия человечества во Вселенной.
5
Это была металлическая планета, голая металлическая пустыня, нигде не камуфлированная псевдорастениями и псевдореками, как на Никелевой. И в ее атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность - где сплав золота со свинцом, где просто чистое золото и просто чистый свинец - никогда не проливалась не то что вода, но даже и жидкие растворы солей. А над нестерпимо сверкающей золотом и свинцом равниной раскидывалось нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда, раз в пять меньше - по видимому диаметру - нашего Солнца, столь же яркая, совсем не по-солнечному жестокая.
Я упал, спускаясь по трапу. Сила, много превышающая мое сопротивление, потащила меня, как крюком. На меня свалился Петри, на Петри - Осима. Я пытался приподняться на руках и не сумел. Петри помог мне встать. К нам, помогая себе тростью, подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас природная бледность превратилась в синеву.
- Тройная перегрузка, если не в четыре раза, - прохрипел он, силясь улыбнуться, даже это было здесь трудно. - Боюсь, друг мой, предстоят непосильные испытания.
Легче других было Камагину. В его времена космонавтов тренировали при больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами, везде создававшими привычные человеку условия. Камагин тоже побледнел, по дышал свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось сердце. Но и он сказал сумрачно:
- Мир, Эли, - повеситься!..
Ангелов и крылатое хозяйство Лусина выгрузили раньше людей - и всем было тяжело. Драконы превратились в ящеров и довольно проворно ползали, помогая себе крыльями, как веслами на воде. Даже могучий Громовержец примирился с судьбой пресмыкающегося, а не летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые взлетали, но тут же падали. Ангелам, более легким, удавалось подняться выше, но полет требовал таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные.
Труб с громом пронесся над нами, но после минут пять вытирал пот с лица и говорил, словно ворочал гири языком. Меня терзали шумы - визг пегасов, раздраженные крики ангелов, шум крови в ушах, тяжкий стук сердца.
Я увидел вдали Орлана и попросил Петри помочь добраться до него. Выгрузка продолжалась, и я со страхам думал о Мэри и Астре. Орлан вытянул голову не так высоко, как раньше, и опустил ниже обычного. Ему тоже было не легко.
- Нельзя ли оставить самых слабых? - попросил я. - На корабле действуют гравитаторы…
- Все выгружаются! - отрезал он.
Я попробовал спорить, но он отошел. И порхание его лишилось обычной живости и бесстрастное синеватое лицо стало еще синее. Я возвратился к товарищам. В это время на трапе показался Астр с рюкзаком на спине, за ним шла Мэри. Петри криком предупредил малыша, чтоб он не бежал, но Астр слишком поздно услышал крик. Он камнем полетел на грунт, и если бы Петри не ухватил его в последнюю минуту, Астр расшибся бы насмерть. Мы с Мэри подоспели к нему одновременно, Астр задыхался, из носа шла кровь, лицо было белее, чем у Ромеро.
Я поспешно снял с Астра рюкзак. В нем, как я узнал потом, были склянки с жизнетворными бактериями, питающимися золотом и свинцом.
- Мужайся, сынок! - сказал я. - Бери пример с Эдуарда. Здесь страшная тяжесть, а храбрый воин, наш космонавт, прогуливается, как в корабельном парке.
- Я постараюсь, отец. - Голос Астра не слушался, из глаз не исчезал испуг, но жаловаться он не стал. - Что сумеет Эдуард, то и я.
Петри, поддерживая Астра за плечи, увел его от трапа. Астр почти догнал в росте маленького космонавта, почти не уступал ему в мужестве, но силы их были не равны, сам он этого не понимал, но я знал.
- Какой ужас, Эли! - прошептала Мэри.
У нее побелели глаза, не одни белки, но и радужная оболочка. Я и не подозревал раньше, что черные глаза могут белеть.
- Успокойся! - сказал я. - Труднее всего первые минуты, а их Астр вынес. Понемногу привыкнем к тяжести. Но если бы не Петри, ваше стремление сеять всюду жизнь могло бы стоить жизни нашему Астру.
- Я боюсь за тебя. После такой голодовки!..
- У меня было время забыть о голодовке.