* * *
… Вечером госпожу Янаги принесли в лазарет "Льва". Она вешалась - но это успели вовремя заметить. Брат Аарон, старший корабельный врач, как мог, поправил ей позвоночник, однако, выйдя из операционной, предупредил Сагару и господина Ито:
- Ей нужна серьёзная психиатрическая помощь - иначе она повторит попытку. Я не могу держать её на транквилизаторах до конца жизни. Пускай этот вертопрах из Шезааров привезет хотя бы одного головогрыза, что ли. Я ведь хирург. Мне тут довелось уже побывать и акушером, и педиатром, и санитарным врачом - ещё одной специальности я не потяну, у меня только одна голова.
- Но очень хорошая, брат Аарон. Пока нам не прислали психиатра - нужно как-то выкручиваться.
- А как же, - хмыкнул брат Аарон. - Почти полтысячи людей с тяжелой формой ПТСР - и я.
- Пэтээсэр - это что? - спросил господин Ито.
- Посттравматическое стрессовое расстройство, - пояснил брат Аарон. - Чрезмерная тяжесть страдания, которое не прошло бесследно. К слову, отче, когда мы здесь закончим - половина ребят тоже будет нуждаться в терапии.
- Половина? - усмехнулся Сагара. - Это было бы хорошо. Я боюсь худшего.
- Нужно что-то делать. Вы неплохо сработались с теми инквизиторшами - а они же всё-таки не последние люди в империи. Надавите на какие-нибудь рычаги. Нам нужен головогрыз, потому что иначе я сам тут свихнусь.
Это была очень хорошая идея, и Сагара пометил себе в санторе: встретиться завтра с сестрой Еленой по поводу психиатрической помощи потерпевшим.
- А почему не сегодня? - спросил брат Аарон с какими-то вредными интонациями.
- Потому что сейчас у меня исповедь, а потом я беру добровольцев и мы отправляемся в канализацию - искать ребёнка.
Господин Ито вздохнул.
- Я же говорил вам, отче, что это привидение. Это душа одного из тех, кого вы сегодня похоронили - и я благодарен вам от всего сердца. Она успокоится теперь, и…
- Но моя душа не успокоится, пока я не буду убеждён, что это привидение, - ответил Сагара.
* * *
- Отче, я теряю веру.
- Я тоже.
Брат новиций Хаас раскрыл рот и захлопал глазами.
- Вы серьёзно?
- Куда серьёзнее. Как можно не утратить веры со дня, когда люди сотворили людям пекло собственноручно - а Господь их не остановил.
- Но ведь… - Брат Хаас запнулся. - Ну, я думаю, это… так было, наверное, всегда, вот что я скажу. Бог позволяет свершиться злу, потому что может это… превратить его в добро.
- Вот видишь, сын мой, ты уже сам знаешь, что я хочу тебе сказать. Но, получается, всё же теряешь веру. Стало быть, словами ничему не поможешь. Так?
- Выходит, так, - Брат Хаас опустил голову. - И что мне теперь делать?
- Попробуй делать как я: держи в голове альтернативу.
- Держать… что?
- Альтернативу. Иную возможность.
- Какую?
- Всё то же самое. Люди творят людям пекло своими руками - и на этом конец. Ни вознаграждения и утешения для тех, кто страдал. Ни кары для тех, кто причинил страдание. Ни Бога.
- Скверно.
- Вавилоняне живут с этим. Если могут они - сможешь и ты.
- А вы?
- А я не хочу.
- Так и я не хочу, отче!
- Тогда слушай. Я был бы величайшим на целом свете дураком и мерзавцем, если бы сейчас сказал тебе, что Бог допустил эти страдания жителям Сунагиси за их грехи. Я был бы просто дураком, если бы начал тебе объяснять, что это Божий план, из которого вышло какое-то большее благо для тех, кто погиб. Когда Бог пришёл к нам, ты сам знаешь, что Он сделал с людскими страданиями - Он разделил эту муку. Он не болтал на темы теодицеи, тем более не искал Себе оправданий. Мы с тобой тут сейчас можем лишь молчать перед лицом страдания. Молчать и действовать. Помнишь, когда Господу сказали про галилеян, убитых Пилатом?
- Да… разве они были грешнее всех Галилеян, что так пострадали?
Сагара кивнул.
- Это великое искушение, Хаас - пытаться дать ответ для кого-то другого. Найти какое-то рацио. Меня сейчас охватывает великое искушение найти для тебя какие-то очень правильные слова - но на наше общее счастье я знаю, что мои слова не вернут твоей веры. Если ты хочешь кричать Богу, как Иов - то кричи. Хочешь проклинать - проклинай. Об одном прошу - от своего, а не чьего-то ещё имени. И другая просьба - действуй. Что-нибудь ещё?
Хаас стиснул пальцы. Его курносое лицо было задумчиво и мрачно. Наконец он проговорил:
- Женщина.
- Ты полюбил какую-то женщину? - удивился Сагара.
- Нет. Та женщина, что вешалась. Она у меня из головы не идёт. Я знаю, что там были её дети, но не могла же она думать, что за два месяца они останутся живы?
- Нет.
- Вас там теперь ненавидят, отче. Не все. Но…
- Зачем ты мне это говоришь? Исповедь - это отпущение твоих грехов. Если ты больше не знаешь их за собой - то закончим, потому что мне нужно сделать ещё одно дело.
- Это отпущение моих грехов, потому что я на них накричал. Накричал на этих олухов, простите меня, отче. Как они смеют? Мы же пришли помочь…
- Мы пришли помочь, а ты накричал. Завтра пойдёшь и извинишься, - Сагара перекрестил Хааса и прочитал молитву отпущения грехов.
- А епитимья, отче?
- Епитимья будет сейчас. Пойдём, спустимся в канализацию. Посмотрим, не ждёт ли там нас какое-нибудь чудо.
* * *
Где-то к трём пополуночи по стандартному времени, когда Сагара уже стонадцать раз успел помянуть добрым словом господина Ито с его рассказами про призраков и назвать себя остолопом, дурнем, болваном и не только, когда Кинсби уже не смотрел никому в глаза, Шелипоф вдруг сказал по своему каналу:
- Мать твою так!
- Что такое? - встрепенулся Сагара, пытаясь локализовать Шелипофа на плане.
- Я влез ногой в дерьмо.
- Это канализация, - хмыкнул Коннор. - Что ты тут надеялся найти? Мармеладку в шоколаде?
- Шелипоф, стоять! - Сагара определил местонахождение декуриона и побежал в том направлении. - Ребята, все к нему.
- Что такое? - удивился сержант. - Мы теперь ещё и ассенизаторы?
- Нет, пустая башка! - ответил Шелипоф. - Коммандер прав: тут всё старое высохло от жара! Если оно свежее - а я вляпался в свеженькое - тут всё-таки кто-то лазит!
- Может, это оставил людоед? - Хаас, похоже, решил быть скептиком.
- Может, но в таком случае у него было очень погано с желудком. Оно такое жиденькое и, кажись, - с кровавыми ниточками.
- У половины местных, когда мы прилетели, была дизентерия.
- Возьми пробу, - велел Сагара, подходя.
- Уже, - Шелипоф показал капсулу. Потом, кривясь, - подошву своего ботинка.
- Мы с коммандером сегодня смердели сильнее, - утешил его Коннор.
- Да я вроде в курсе. Слышал, вас отмывали под высоким давлением в дезактивационной камере.
Сагара осветил стены туннеля.
- Это преувеличение, но не слишком большое. Двигаемся дальше на север, - сказал он, рассмотрев ещё раз план.
Они начали ночью от того места, где Кинсби совершил свое нечаянное убийство, нашли ближайший люк и спустились вниз. Там был перекресток, который повторял перекрёсток улиц сверху. Сагара отправил Кинсби с Гваном на север, Хааса с Коннором - на юг, Шелипофа с Уэле - на восток, а сам с братом Пацеком двинулся на запад.
Хаас с Коннором скоро вернулись - дальше был спуск к морю. Сагара поставил на плане метку - потому что на старой схеме этого выхода ещё не было; наверное, его проложили позднее. Хааса с Коннором Сагара направил уровнем ниже, а сам добрался до того места, где наверху была дырка между плитами, куда убежал малец.
Как он попал наверх, было теперь понятно: когда металлические балки завода расплавились и здание рухнуло, плиты провалили свод подвала, пробив дорогу сюда. Сагара не решился проверить, выдержат ли они вес взрослого человека и вернулся на перекрёсток, чтобы координировать остальных. Путь на запад был закрыт.
Весь город Минато занимал площадь четыре на двенадцать километров, вытянувшись с запада на восток, ограниченную с юга и севера океаном. Сагара помнил, что брат Томмиган видел ребенка на плитах старого причала, а Кинсби - около завода по переработке биомассы. Сагара очень надеялся найти ребенка под руинами завода, но там были сплошные завалы. "Бессмертные", убивая город, работали не за страх, а за то, что заменяло им совесть.
Он снова посмотрел на карту, покрутил её в разные стороны, выделив и увеличив сектор, где они уже побывали. Что у нас наверху? Промышленные кварталы, потом - административный центр. Энергостанция, дальше - цепочка одноэтажных строений, обозначенных шифрами - наверное, ремонтные цеха, где чинили навеги и драги - затем строение совсем тёмного назначения, административное здание городской коммуны, в архиве которой сейчас ковырялись сами инквизиторши, и местная больница. Хорошо. А что внизу?