- Сейчас-то как раз и надо говорить, - тихо сказал он. - У меня сердце не на месте. Как-то все одно к одному подобралось: опять и поселенцы, и Рашид, и Троянец… История повторяется.
Они сидели и молчали. Время от времени охранник включал фонарик и прорезал им темноту. Никого. Они были в грузовом доке одни.
- В какой-то мере я понимаю Йоса, - признался дядя Фима. - С собственным Троянцем нам бы сейчас сам черт был не брат. Отказала Земля - и шут с ней. С Троянцем можно куда хочешь двинуть. Но…
Бой-Баба почувствовала сомнение в его голосе.
- Что - но?
Дядя Фима хмыкнул в темноте:
- Как-то уж очень он к Троянцу рвется. И ни слова о поселенцах. Что он собирается с ними делать, заняв Троянца, вот вопрос.
А ведь он прав, подумала Бой-Баба. Йос ни разу ничего об этом не сказал. Со штурмана станется выкинуть зараженных голышом на мороз.
- Поэтому Майер и не хочет возвращаться на планету, - сказала она про себя.
- Ага, - охранник повернулся к ней. - А если нам удастся починить отражатель и повернуть назад на базу - Йос сможет посадить корабль? Один?
Бой-Баба покачала головой. Ответ на этот вопрос она знала хорошо. После аварии им с Живых пришлось вести корабль обратно вдвоем.
- Не сможет. Нужно как минимум два пилота. Или Йос с Майером, или я с Живых. Живых ведь штурманом у меня был, - призналась она.
- Значит, и Майер не может один посадить? - спросил дядя Фима. - Даже он, такой ас?
- Не сможет, - подтвердила она. - А что?
- Да нет, так, - уклончиво ответил охранник. - Мысль тут одна. Я ее еще продумаю.
Они посидели. Подумали. Наконец охранник кашлянул:
- Только об этом разговоре никому, поняла?
Бой-Баба не ответила.
- Но Рашид… - проговорила она. - Я никак не могла понять, зачем Майер взял врачом безграмотного шарлатана.
Дядя Фима покачал головой:
- Не суди о людях по первому впечатлению. Наш мошенник с купленным дипломом и коллекцией порнографии в чемодане - один из самых осторожных и молчаливых людей в этом бизнесе. Скажу тебе по секрету, - дядя Фима полоснул фонариком по стенам и понизил голос, - ты думаешь, это Майер меня к себе в этот рейс позвал? Нет, красивая, - это я так сделал, чтоб он меня позвал… потому что сердце у меня в этот раз не на месте…
- Почему? - тупо спросила Бой-Баба.
Дядя Фима вздохнул и выключил фонарик.
- Если б я это знал, золотая… Если бы я это знал…
* * *
Бой-Баба поругалась с Тадефи у мусоросборника.
И вроде повода-то и не было. Наоборот. Тадефи ходила снулая, и Бой-Баба старалась без причины ее не трогать. Но тут была причина: четверг на корабле Майера был днем утилизации, и капитан строго требовал с экипажа его соблюдения. А падала вся эта утилизация, естественно, на плечи техперсонала.
Бой-Баба все же не рискнула стучать в дверь отсека Тадефи, а вызвала ту по переговорнику. Голос в динамике был сонный и усталый.
- Не спеши, приходи, когда сможешь, - сказала ей Бой-Баба и пошла отлаживать мусоросборник.
Агрегат этот на "Голландце" занимал целый блок. На подготовку к утилизации уходила неделя: через стоки в мусоросборник сбрасывались отбросы и одноразовая посуда из буфета, пыль и грязь из труб пылесосов, отходы жизнедеятельности. По четвергам мусоросборник включался и начинал цепь химических реакций. Что поддавалось переработке, то возвращалось в систему жизнедеятельности судна в виде очищенной воды, воздуха и восстановленных материалов вроде технических пластиков и металлов. Все остальное агрегат прессовал в восьмиугольник размером с футбольный мяч и сбрасывал в камеру очистки. Таких мячиков, в ожидании возвращения в порт и вывоза на свалку, набрался уже целый грузовой контейнер.
Но вчера Майер вызвал Бой-Бабу и приказал в связи с чрезвычайной ситуацией перепрограммировать систему очистки. Отныне все органические остатки ("Все остатки, вы меня понимаете?") требовалось подвергать утилизации и вторично использовать в пищу. Не сразу, конечно, но капитан потребовал создать запасы восстановленных органических веществ на тот случай, если продукты питания на складе подойдут к концу слишком быстро.
Бой-Баба не возражала. В ее первую экспедицию, когда по молодости и по глупости они сошли с курса - долго рассказывать, - она уже отведала "восстановленных органических веществ". По виду они походили на брикетики сухого корма для кошек, а по вкусу и хрусткости - на рисовые галеты. Авитаминоз им всем тогда был обеспечен, и зубы у всех шатались еще с год после того, как легендарный капитан Тео Майер спас их развалюху из вечного дрейфа.
Вот тогда они с Майером и познакомились.
Тадефи появилась в дверях, когда Бой-Баба вбивала в мусоросборник последние команды. Кожа марокканки нездорово побледнела, и на небритой голове пробивался белобрысый, светлее кожи, ежик. Глаза опухли, как будто девушка всю ночь проплакала. Она отворачивала голову и старалась не встречаться взглядом с Бой-Бабой. Порезанная рука была залеплена кусочком пластыря.
- Ты нормально? - Бой-Баба развернула девушку за плечи, всмотрелась ей в глаза. - Что стряслось-то?
Та покачала головой:
- Давай работать.
Вдвоем они разошлись по отсекам и принялись за уборку, вставив шланги пылесосов в круглые стенные разъемы. Постепенно, наводя порядок, добрались до отсека Живых.
- Иди ты, - буркнула Тадефи. - Я не пойду. У меня тут дел много.
Ах вот оно что! Бой-Баба пожала плечами и энергично вгрызлась в ковер в отсеке Живых.
До того, как экс-капитан попала в тюрьму, она редко задумывалась о том, как ее штурман проводит время вне полетов. У всего экипажа были какие-то личные истории, страдания, все плакались друг другу в жилетку, и они с Живых не были исключением. Но он всегда отделял работу от личной жизни. И вот - Тадефи. Очень милая девочка. Он русский, она марокканка - по законам генетики дети должны получиться очень красивые. Когда Бой-Баба оформляла документы в Голландии перед стартом, она видела много детей от браков голландцев с индонезийцами. Невозможно было отвести взгляда от этих инопланетно красивых детей, смуглых и белокурых, с ярко-синими раскосыми глазами.
- Тадефи, - окликнула Бой-Баба сквозь мурлыканье пылесоса, - а ты детей любишь?
Та просунула голову в отсек. Ее золотая кожа горела румянцем от работы, но прозрачные зеленые глаза смотрели печально.
- Люблю, - кивнула она и перехватила поудобней в руке тряпку. - Очень. А ты?
Бой-Баба не ожидала вопроса. Хмыкнула. О детях ей теперь было незачем думать.
- Детей-то? - переспросила она. - Обожаю! Особенно если с лучком и картошечкой… - она развела оплетенные сталью руки в стороны и кровожадно сверкнула искусственным глазом.
Тадефи уронила тряпку и попятилась. Бой-Баба рассмеялась и потянулась ее обнять, но девушка отстранилась.
- Это шутка такая, - начала Бой-Баба.
Тадефи кивнула.
- Я понимаю, - холодно сказала она и ушла работать.
Когда Бой-Баба уже заканчивала, сквозь мурлыканье пылесоса до нее донесся грохот.
Астронавтка побежала на шум. В собственном отсеке на полу, в куче свалившихся с полки вещей сидела Тадефи, закрыв голову руками. Вырванная с мясом полка валялась на боку.
Марокканка раскачивалась, тяжело дыша, но не плакала.
Бой-Баба села с ней рядом, обняла. Ты вырвалась, отбилась обеими руками и посмотрела на нее зло.
- Жалко, что тебя тогда не убили, - сказала Тадефи сквозь зубы.
Бой-Баба опустила руки:
- Тади, золотце!
А откуда она знает про "убили"? Хотя конечно, тут же поняла Бой-Баба, - Живых рассказал. Больше некому. Бой-Баба погладила девушку по светлому ежику. Та замотала головой. Сверкнула на Бой-Бабу блестящими исподлобья глазами. Ну чисто кошка.
- Как я ненавижу этот корабль! - сказала она. - Как я себя проклинаю за то, что согласилась… - Тадефи замолчала.
- На что согласилась, Тади? - осторожно спросила Бой-Баба.
Та презрительно усмехнулась и поднялась.
- Пошли, - сказала она. - Еще надо эту чертову рашидову порнографию в очистку спустить. У меня душа не на месте, пока она на борту.
Девушка достала магнитную карту и отперла прозрачную дверь в отсек утилизации. По его полу шуршала черная лента конвейера, исчезая в жерле мусоросборника. Там скрипел гигантский шнек, острые лопасти которого начинали измельчение корабельных отходов.
Вместе они кидали тяжелые глянцевые журналы на конвейер и смотрели, как наточенные, словно ножницы, лопасти шнека перемалывали блестящие страницы в труху. И с каждым поворотом лопастей спина Тадефи чуть распрямлялась, дыхание становилось ровнее, а улыбка тверже, как будто тень Рашида наконец покидала корабль.