- В нашей лаборатории работает. Поговорите с ним, он не такой, как другие. Гениальный парень, хоть и без царя в голове.
- Тоже химик?
- Физхимик чистой воды. Именно такой, как вам надо. Он тоже, грешный, остался у разбитого корыта. Даже хуже, чем у разбитого.
- Это как же понять?
- Защита не светит, Анастасия Михайловна.
- Почему? - Лебедева, когда что-то ее действительно заинтересовывало, сразу становилась подчеркнуто строгой. Перестав подтрунивать, она задавала вопросы сухо и жестко.
- Долго рассказывать, пусть уж лучше он сам.
- И все-таки, в двух словах.
- Если в двух, то тема недиссертабельная. Переворот в металлургической промышленности.
- Что-то я об этом уже слышала. - Она сосредоточенно прикусила губу. - Кажется, прямое восстановление? Очередной вольт Доровского?
- Ланской и еще один парень сами пришли к шефу с этой темой. Корпеть над ней можно всю жизнь, а защититься, как вы понимаете, трудно. У нас ведь привыкли к диссертациям тихим, смирным, от сих до сих. С наполеоновскими планами на ученый совет лезут только отчаянные ребята.
- Это вы хорошо заметили.
- Разве не правда?
- Он, что же, идеалист? Фанатик? Не от мира сего?
- Нет, я бы этого не сказал… Да и на отчаянного Кира никак не смахивает. Наверное, будет поворачивать в чисто химическом плане. Он же совершенно гениально сечет термодинамику… Ну и темку он себе откопал! Это же надо!
- И вы полагаете, что он сможет бросить ее?
- Тему-то?.. Кто его знает, по правде говоря. Но как бы там ни было, работу ему так или иначе подыскивать придется. Без Доровского все их железо сгорит голубым огнем.
- И вы ему нисколько не завидуете, Володя?
- Я? Завидую?! - Орлов изумленно раскрыл глаза. - Да что вы, Анастасия Михайловна! Мне жаль его! Он же себе цены не знает.
- А вы знаете?
- Знаю. - Он сокрушенно вздохнул, давая понять, что продолжает воспринимать беседу в шутливом ключе. И поэтому трезво смотрю на вещи. Кандидат наук и старший научный сотрудник - вот мой потолок. Мне нечего зарывать в землю, и я поэтому из всех журавлей всегда выбираю синицу.
- Значит, все к лучшему, - взглянув на часы, подвела итог Лебедева. - Корвату, насколько я понимаю, нужен сотрудник несколько иного плана… Пусть ваш приятель позвонит мне как-нибудь вечерком.
- Как-нибудь? - то ли переспросил, то ли просто повторил Владимир, почувствовав в изменившемся тоне Анастасии Михайловны обидное для него разочарование.
- Да, недельки через две, если можно. Завтра я уезжаю в командировку.
Лебедева не знала, что уже через три дня совершенно забудет о Кирилле Ланском.
V
Ровнин отвез Катю в музыкальную школу, доставил младшенькую Маринку в детский сад и уж только потом отправился в Институт металлургических проблем. Да и то не прямо, потому что по пути ему предстояло завернуть на станцию техобслуживания за тосолом и крестовиной. Полтора часа ожидания и пренебрежительная ухмылка механика, вынесшего дефицит, окончательно испортили настроение. А тут еще выкинул очередной фортель "жигуленок", одряхлевший на беспорочной службе у прежних владельцев. Несмотря на свежий аккумулятор и свечи "Чемпион", машину удалось завести только с шестой попытки.
День определенно не слаживался. Это стало ясно со всей определенностью, когда малоприветливая секретарша сообщила Марлену, что завсектором внедоменных процессов Громков застрял у руководства и придется поэтому обождать. Сколько времени потратил он зря, пока вышел на этого неуловимого Громкова, и тот после многочисленных телефонных звонков назвал наконец определенный день и час! И вот, пожалуйста…
- Вы не разрешите, так сказать, между делом осмотреть установку? - обратился он к секретарше, промаявшись над уже кем-то почти решенным кроссвордом в "Огоньке".
- Не знаю, право. - Женщина отчужденно поджала губы. - Алексей Валерьянович ничего не говорил…
- Какая жалость! - Марлен отличался завидной настырностью и славился умением отыскивать подходы к самым неприступным характерам. - А мне так он определенно обещал… Я столько слышал про вашу лабораторию! - пустил он пробный шар.
Робко наметившийся процесс сближения был нарушен явлением Громкова. Стремительно пролетев мимо стеллажей с чертежами и всевозможной технической документацией и не удостоив Ровнина взглядом, он скрылся за дверью, прорезанной в разделявшей помещение перегородке.
Громков поднял на вошедшего невыразительные с водянистой голубизной глаза, неопределенным жестом пригласил сесть и тут же уткнулся в лежащие перед ним бумаги. В одной из стопок, придавленной металлической с косым зеркальным шлифом болванкой, Марлен углядел и свое ледериновое сокровище. Он сразу догадался, что болванка имеет непосредственное отношение к делу, которым занимался Громков. Надо будет и им с Ланским переплавить свой порошок в такой вот тяжеловесный слиток, дабы давить потом на психику вечно занятого начальства. Как там ни верти, а готовая продукция убеждает красноречивее всяких слов, не говоря уже о графиках и формулах, углубляться в которые никто не хочет. Громков выглядел примерно так, как и представлял себе Малик. Сравнительно молодой, но уже какой-то безвозвратный, заматеревший, облаченный в невидимую броню элитарности. В своей фанерной выгородке он восседал, как на троне. Электронный телефон со множеством маленьких кнопок, наручные часы с калькулятором, где кнопочки были вовсе микроскопическими, даже оправа очков - все наглядно свидетельствовало о личной причастности к самым последним достижениям технической мысли. Украдкой оглядевшись, Ровнин обратил внимание на висевший на плечиках блейзер с пышным гербом неведомого государства, чем-то неуловимо напоминавший ливрею.
От ребят, которые, собственно, и вывели его на Громкова, Малик знал, что тот приходится зятем директору ИМЕПа, академику, чем в немалой степени и объяснялся взлет доселе ничем не примечательного научного клерка.
Проникаясь все большей неприязнью к хозяину кабинета, Ровнин уже с откровенной насмешкой следил за этим позером в тонкой поплиновой сорочке с небрежно засученными рукавами и приспущенным галстуком. Проглядывая письма с грифами главков и министерств, он капризно выпячивал нижнюю губу, озабоченно играл мускулами лица и брезгливо отшвыривал прочитанное в сторонку. Словом, вершил высший, не подлежащий обжалованию суд.
Малик жалел, что связался с подобным субъектом, и ничего хорошего для себя не ждал. Надо было пресечь контакты в самом начале, а он, святая простота, настырничал, обрывал телефон чуть ли не целый месяц. Вот и дозвонился.
Расправившись с бумагами, Громков потянулся к соседней стопке и, не глядя, извлек из самой ее середины отчет. Присутствие заинтересованного лица ничуть не сказалось на совершенно автоматическом движении его рук.
- Поглядим, чего вы там намудрили, - пробубнил он, привычно разгладив ладонью титульный лист, и очертил фамилии авторов желтым от никотина ногтем. - Ланской, это кто?
- Мой коллега.
- Случайно не родственник Павла Ниловича из Госплана.
- Едва ли! - Ровнин нетерпеливо поежился.
- Кандидат? Доктор? - продолжал свои обстоятельные расспросы Громков. - Значит, такой же мэнээс? Что-то больно много у вас науки для мэнээсов, братцы-кролики. Сплошные дифференциальные уравнения. - Алексей Валерьянович небрежно перелистал страницы. - Я-то о них после института и думать забыл, чего и вам советую. В нашем деле математика одно украшательство. Правильно говорю? - Он глянул на Ровнина поверх очков и тем же незаинтересованным движением откинул еще стопку страниц. - Важно что? Суть! - наставительно разобъяснил, подняв указующий перст. - Согласен?
- Согласен, - через силу выдавил из себя Марлен.
- Ну и молоток, - удовлетворенно цыкнул зубом Громков. - Это что, установка? - спросил он, разглаживая завернувшийся лист, на котором, щедро приляпанная резиновым, еще сохранившим специфический запах клеем, красовалась фотография реактора, сработанного непревзойденной горелкой дяди Вани. - Жидковато.
- Первая прикидочная модель, - прочистив враз пересохшее горло, возразил Малик. - Не она важна, а принцип.
- К принципу мы еще вернемся, - жестко отсек Алексей Валерьянович. - Вы лучше скажите мне, чем отличается ваш реактор от предложенного еще десять лет назад мною и Бессом?
- Чем отличается? - по-школярски переспросил Ровнин, теряя почву под ногами. - У нас, как вы видите, вихревая камера, где газы закручиваются в турбулентный поток. - Он привстал, указывая соответствующий узел на чертеже. - Но мы, собственно, и не претендуем на оригинальность аппаратурного оформления. Новизна, повторяю, в принципе.
- "Новизна"! - фыркнул с коротким смешком Громков. - Вихревые камеры были еще до царя Гороха. Я сознательно отказался от них ради "кипящего слоя". Надеюсь, вам известно, что это такое?
- А как же, Алексей Валерьянович. У нас есть все ваши статьи. Мы ссылаемся на них в списке литературы.
- Тогда вы должны знать, почему мы выбрали для рудно-топливных окатышей именно "кипящий слой", и не городить отсебятину.
- Но мы-то не делаем окатышей, - незаметно для себя Ровнин повысил голос. - В том-то и существо нашего метода, что руда и топливо нагреваются раздельно.
- Ром отдельно, баба отдельно? - Алексей Валерьянович издал негромкий, но явно осуждающий посвист. - Знаете, как одного спросили, любит ли он ромовую бабу?.. Все человечество вот уже десять тысяч лет греет совместно, а у них, изволите видеть, по разделениям. А на кой?
- Так в этом же вся суть! Восстановление идет в основном за счет самой активной составляющей топлива - летучих продуктов.