- Я целиком и полностью за, хотя не знаю, какой от этого будет толк. Ведь ваша геологическая премудрость для меня темный лес.
- Не придуривайся, Тася! Двадцать лет в этом варишься. - Северьянов явно был не расположен шутить. - Газом запахло, понимаешь?
- Да ну! - Только теперь она поняла, что Дима нервничает всерьез. - Неужели нашли?
- Если бы! Бродим где-то возле, как в игре "горячо - холодно", а в руки не дается. Ты хоть понимаешь, что значит для Монголии газ в этом районе? С его сказочными запасами РУД?
- Догадываюсь, Дмитрий Васильевич, потому что совершенно случайно слыхала, сколько вы ухлопали на разведку. - Отвернувшись от окна, она затенила, чтоб не отблескивал, снимок с белыми уголками масштабной сетки. - Так нашли или нет? Я в самом деле в этом не разбираюсь.
- В чем ты не разбираешься? - Северьянов тяжело повернулся и бесцеремонно выхватил фотографию. - Вот последний шедевр космической съемки. - Он очертил замкнутый контур. - Видишь, как четко отбиваются границы?
- Ну-ка дай. - Лебедева повернула снимок к себе. Теперь она легко различила размытое темное пятно, оконтуренное более светлыми участками. - На мишень похоже.
- Мишень! Только какая мишень? В "яблочке" определенно ничего нет. Зато все сходится на том, что месторождение следует искать где-то тут, на окраине, в "молоке", так сказать.
- Ив чем проблема.
- В том, что это сотни и сотни километров. Если бурить вслепую, можно канителиться до морковкина заговенья. Улавливаешь?
- Не совсем. - Анастасия Михайловна задумчиво поправила волосы. - Если я не ошибаюсь, газосъемка и геофизика подтвердили ваше предположение?
- Полностью, но мы по-прежнему топчемся на одном месте.
- Тогда я совсем ничего не понимаю! Ведь минуту назад ты сказал, что запахло? Это как же понимать?
- Вот ты о чем! - догадался Северьянов. - Смотри сюда. - Он поймал на лету выскользнувший фотоснимок. - Здесь, - последовал энергичный щелчок по темному пятну, - обычные латеритовые породы, словом, сплошной красноцвет, а тут, где мы, собственно, ковыряемся, сероцветные толщи. Словно чертик из коробки. Теперь усекла?
- Ты полагаешь, это не случайно? - Лебедева озадаченно помассировала висок, вновь ощутив приближение боли. - Думаешь, есть связь?
- А чем черт не шутит? Скажи мне, отчего красноцвет переходит в сероцвет, и я, возможно, пойму, где следует искать газ. В природе все жестко взаимосвязано, спутано в плотный клубок.
- Ты слишком плохо думаешь о природе. Она значительно изощреннее, чем это кажется вам, геологам.
- Ты ругаться сюда приехала?
- Я же не утверждаю, что геология не наука, - улыбнулась Анастасия Михайловна, припомнив давний их ожесточенный спор. - Но это не точная наука, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не обольщайся, Дима. Твой эмпирический интуитивизм может никуда и не привести.
- А я верю, - упрямо тряхнул головой Дмитрий Васильевич. - Верхний мел определенно дышит газом, и это как-то связано с превращением красноцветных пород.
- С восстановлением, - поправила Лебедева.
- Что ты сказала? - насторожился Северьянов.
- Я сказала, что трехвалентное железо восстанавливается до двухвалентного, и это, на мой взгляд, никак не связано с присутствием газа.
- Мое дело сформулировать задачу, а дальше делай что хочешь. Лишь бы выдала результат. Ваша химическая ахинея не для меня.
- Весьма лестно, конечно, но это ты зря. Физико-химический анализ - штука до ужаса прозаичная. В Москве ли, в Улан-Баторе, даже на Гавайских островах он даст одну и ту же цифирь.
- А что мне с нее? Мне идея важна, осмысление, можно сказать, геологического процесса.
- В самом деле? - Анастасия Михайловна позволила себе лукаво прищуриться. - Тогда не мечи икру. Дай мне почувствовать себя человеком. Не торопи меня, Дима. Когда будет надо, я сама попрошусь в поле. Пока поживу тут, освоюсь, осмыслю, как тебе мечтается, - словом, изучу материал.
- Мне каждый день дорог.
- Именно поэтому.
- А как же Гоби? Аймак? Нас ведь ждут. Грандиозный сабантуй небось затевается…
- Летите, пируйте. И вообще - не втягивай меня в свои геологические авантюры. Подлинная наука не терпит суеты. Она требует сосредоточенности.
- Очень мило. Вот уж не знал, что ты стала такой. Одно слово, дамочка с норовом. - Было похоже, что он сдался.
- Да, я такая. Генеральша! У меня, Дима, муж генерал… Нам долго еще?
- Скоро будем на месте, - откликнулся молчавший всю дорогу шофер.
- А как насчет поесть в монгольской столице? - поинтересовалась Лебедева, закрепляя одержанную победу. - Чего-нибудь оригинального? - Она уже знала, что без стакана горячего чая головной боли не одолеть.
- Есть свои проблемы, - задумчиво откликнулся Северьянов. - Впрочем, у тебя в гостинице вполне респектабельный ресторан. Акклиматизируйся хоть там для начала, - мстительно акцентировал он и демонстративно отвернулся.
Анастасия Михайловна вновь с интересом приникла к окошку. Машина как раз въезжала на широкий мост через своенравную Толу, взбухшую от талых снегов. Впереди открывалась ничем не примечательная панорама стандартных городских кварталов с типовыми домами, строительными кранами и асфальтированными, заполненными народом улицами.
Лишь однажды промелькнула в разъеме между многоэтажными постройками чешуйчатая, с загнутыми углами крыша.
- Ой, что это? - радостно вскрикнула Лебедева, успев схватить глазом какие-то пестрые устрашающие личины и колючие драконьи хребты.
- Музей, - односложно ответил шофер.
- Бывший дворец государственного оракула, - пояснил Северьянов и вдруг добавил просительно: - Но на совещании ты все-таки появись.
VIII
Сквозь сон Рунова слышала, как пробили склянки в домике водолазов. Она долго следила, как ползут по стенам лунные тени. Потом окна стали понемногу светлеть, и обозначились узорно вырезанные листья дуба. Накопившаяся усталость сладкой ломотой ощущалась в теле, но спать не хотелось.
Она нехотя вылезла из спального мешка, натянула просохший за ночь купальник и ступила на мокрые от обильной росы доски веранды. Над водой еще висела дымка. Нарисованный на фасаде лабораторного корпуса огромный красный кальмар, обвивающий химическую колбу, - герб станции, едва угадывался темным расплывчатым силуэтом.
До начала "торжища", как называли здесь разбор собранных водолазами морепродуктов, оставалось еще два часа. Нужно было успеть искупаться и закончить просмотр альбома Сережи Астахова, описавшего четыреста видов диатомей. Фотографии он сделал отличные, но в определении, особенно по части систематики, допустил множество досадных ошибок. Умолчать о них Рунова никак не могла и потому вся исстрадалась, подыскивая наиболее деликатные, щадящие самолюбие формулировки. Сережа ей нравился. Он был чутким и совестливым парнем, прекрасным руководителем, добрым товарищем и все такое. И руки у него были золотые, и терпение завидное. Словом, все при нем. Недоставало лишь самой малости: эрудиции и таланта, но на весах науки эта малость решала все. "А может, не все?" - спрашивала себя Светлана Андреевна. Ведь столько посредственностей достигли на ее глазах высших ученых степеней! Знавала она и таких деятелей, которые во всем, что хоть чуточку выходило за узенькие рамки специализации, выказывали себя обыкновенными примитивами. Зато в своих тщательно выгороженных научных сотах достигали завидных высот.
Научный сотрудник - профессия массовая. Нечего удивляться, что среди ученых не так много по-настоящему умных людей. Как бы этого хотелось. И вообще ум и талант понятия, часто не совпадающие, а эрудиция - дело наживное, хватило б терпения. Но ведь есть же, черт возьми, нечто такое, что сразу бросается в глаза? То, что отличает настоящую повесть от убогой жвачки, настоящую научную работу от оформленных по всем правилам, но никому не нужных сообщений, заполонивших научную периодику?
"Нет, Сережа, в сущности, ничем не хуже многих, - убеждала себя Рунова. - И вообще, кто дал мне право судить его высшим судом?" - спрашивала она отстраненно, сознавая в глубине, что есть у нее такое право, как есть оно у каждого подлинного профессионала, который не только владеет всеми приемами ремесла, но и гордится им.
Налив в рукомойник воды из дождевой кадки и ополоснув лицо, Светлана Андреевна окончательно решила, что ограничит свой отзыв только конкретными поправками. И чтобы избавиться поскорее от нависшего гнета, решила пренебречь утренним купанием. Поставила чайник, схватила непрочитанные листы и прилегла на оленью шкуру. Ласковое шелковистое касание лишний раз напомнило ей, сколь многим обязана она хозяину этого дома.
Снимки, выполненные с увеличением до полутора тысяч, были наклеены лишь на одной стороне листа. Переворачивая страницу за страницей, Рунова то и дело встречала карандашные наброски на чистой стороне. По ним можно было проследить всю эволюцию бунгало. От первого замысла и фантастической программы-максимум до тщательно разработанных чертежей того самого милого домика из дерева и стекла, который янтарной капелькой повис над голубым полукругом бухты.
Творчество неотделимо и от чисто механической работы. Исследователь не только отыскивает новое, сравнивает, анализирует, сопоставляет, он еще и возится с микроскопом, меняет стеклышки на предметном столике и нажимает кнопку спускового тросика фотоаппарата. А потом вырезает из отпечатанных фотографий нужный объект и приклеивает его на страницу альбома. Одни, тихо посвистывая, думают в такие минуты о футболе или рыбной ловле, другие рассказывают анекдоты или спорят по поводу летающих тарелок, а этот Астахов разрабатывал проект бунгало.