- Работа, которую вы собираетесь здесь проводить… долго ли она продлится?
Доктор покачал головой.
- Я думаю, что не больше двух дней. У нас два передвижных блока. Мы можем загнать их к вам во двор, смонтировать рядом два трейлера и сразу же начать работу. Первым делом мы будем брать явные случаи радиоактивного поражения и раненых. Мы имеем дело только с самыми тяжелыми случаями. Наше дело - проводить клинические исследования. Больные и раненые будут направлены в аварийный лагерь.
- А самые тяжелые получат ли что-то еще в лагере милосердия?
Говоривший нахмурился.
- Только, если они захотят туда отправиться. Никто не может их заставить.
- Но выписывать им разрешение будете вы.
- Да, мне вручено несколько красных билетов. Они у меня сейчас имеются. Вот… - он залез в нагрудный карман и вытащил оттуда красную продолговатую карточку, с проволочной петелькой, которая позволяла прикреплять ее к лацкану или вешать на пояс. Он бросил ее на стол. - Бланк для "критической дозы" - вот он. Читайте. В нем говорится, что предъявитель сего болен, очень болен. А вот… вот и зеленый билет. В нем говорится, что обладатель его здоров и ему не о чем беспокоиться. Внимательнее присмотритесь к красной карточке! "Уровень радиационного заражения". "Анализ крови". "Моча". С одной стороны она напоминает зеленую. С другой стороны зеленая чиста, но вы посмотрите на красную. Четкий текст - прямое извлечение из Общественного закона 10-ВР-ЗЕ. Предписание. Оно должно быть ему зачитано. Ему должны быть растолкованы его права. Что он будет с ними делать - его собственная забота. Итак, если вы не против, чтобы мы раскинули здесь нашу походную лабораторию, мы могли бы…
- Вы просто читаете им этот текст, так? И ничего больше?
Доктор помолчал.
- Если человек не поймет, ему придется объяснить еще раз, - он снова замолчал, стараясь справиться с раздражением. - Боже милостивый, отче, когда вы говорите человеку, что он безнадежен, какие слова вам приходится подбирать? Прочтите ему несколько параграфов закона, покажите, где дверь, и крикните: "Прошу следующего!". Вам предстоит умереть, и посему - будьте здоровы? Конечно же, если в вас остались какие-то человеческие чувства, вы не ведете себя подобным образом!
- Я понимаю. Но я хотел бы знать кое-что еще. Советуете ли вы, как врач, в безнадежных случаях отправляться в лагерь милосердия?
- Я… - врач замолчал и прикрыл глаза. Он опустил голову на руки и слегка передернулся. - Конечно, я так делаю, - наконец сказал он. - Если бы вы видели то, что доводится делать мне, вы бы тоже так поступали. Конечно, я это делаю.
- Здесь вы этого делать не будете.
- Тогда мы будем… - доктор подавил в себе взрыв гнева. Встав, он взялся за фуражку и замолчал. Бросив головной убор на стул, он подошел к окну. Устало поглядел во двор и перевел взгляд на шоссе. Ткнул пальцем в пространство. - Мы расположились на краю дороги. Это в двух милях отсюда. Большинству из них придется идти пешком, - он бросил взгляд на отца Зерчи и задумчиво снова посмотрел во двор. - Посмотрите на них. Они больны, усталы, испуганы, с переломанными костями. И дети тоже. Они измотаны и нуждаются в милосердии. Вы позволили им сползтись сюда с дороги, где они сидели в пыли под солнцем…
- Я не хотел, чтобы это случилось, - сказал аббат. - Слушайте… только что вы рассказали мне, как законы, созданные человеком, дают вам право определять и объяснять критическую дозу радиации. Я не собираюсь спорить с вами. Воздайте за это должное вашему Кесарю, если закон вам это позволяет. Но можете ли вы наконец понять, что я подчиняюсь другому закону, и он запрещает мне позволять вам или кому-либо другому на пространстве, которое находится под моим управлением, вершить то, что Церковь считает злом?
- О, я прекрасно понимаю вас.
- Очень хорошо. Вы должны всего лишь дать мне одно-единственное обещание и можете пользоваться монастырем.
- Какое обещание?
- Просто дать мне слово, что вы никому не будете советовать отправляться в "лагерь милосердия". Ограничьтесь постановкой диагноза. Если вы выявите случаи безнадежного поражения, скажите им то, что вас заставляет закон, успокойте людей, насколько то будет в ваших силах, но не говорите им, что они должны убить себя.
Доктор помедлил.
- Думаю, что могу дать такое обещание из уважения к пациентам, которые придерживаются вашей веры.
Аббат Зерчи опустил глаза.
- Простите, - сказал он наконец, - но этого недостаточно.
- Почему? Остальные не придерживаются ваших взглядов. Если человек не принадлежит к вашей религии, почему вы отказываете ему в разрешении на… - он гневно хмыкнул.
- Вам требуется объяснение?
- Да.
- Потому что, если человек не понимает, что происходит вокруг него, и поступает в соответствии со своим невежеством, вины на нем нет. Но если невежество может извинить отдельного человека, оно не может извинить действия, которые сами по себе являются порочными. Если я разрешу действия только потому, что человек не понимает, насколько они плохи, тогда я приму грех на себя, потому что я-то знаю, что плохо и что хорошо. Это предельно просто.
- Послушайте, отче. Вот они сидят там и смотрят на вас. Кто-то стонет. Кто-то плачет. Кое-кто просто сидит. Все они говорят: "Доктор, что мне делать?" И что я должен им отвечать? Ничего не говорить? Говорить: "Вы должны умереть, и это все". Что бы вы им сказали?
- Молитесь.
- Да, это вы им можете сказать. Поймите же, боль для меня - то зло, которое мне известно. И с ним единственным я могу бороться.
- Тогда Бог поможет вам.
- Антибиотики помогают мне куда больше.
Аббат Зерчи хотел резко ответить врачу и уже подобрал слова, но проглотил реплику. Найдя чистый листок бумаги и ручку, он швырнул их через стол к врачу.
- Просто напишите: "Пока я буду находиться в этом аббатстве, я не буду рекомендовать эвтаназию никому из моих пациентов". И подпишитесь. И тогда вы можете использовать наш двор.
- А если я откажусь?
- Тогда я предполагаю, что им придется тащиться две мили вниз по дороге.
- Это предельно безжалостно…
- Напротив. Я предлагаю вам делать свое дело, как предписывает вам ваш закон, но не преступая закон, которому я подчиняюсь. И придется ли страждущим брести по дороге или нет, зависит только от вас.
Доктор посмотрел на чистый лист бумаги.
- Неужели слова, написанные на бумаге, обладают для вас такой магической силой?
- Я предпочел бы увидеть их.
Врач в молчании нагнулся над столом и набросал требуемый текст. Пробежав его глазами, он расписался резким росчерком пера и выпрямился.
- Хорошо. Вот то, что вы требовали. Неужели вы считаете, что эта бумага стоит больше моего слова?
- Нет. Конечно нет, - аббат сложил бумажку и опустил ее в карман. - Но она лежит у меня, и вы знаете, где она находится, и то, что время от времени я буду вынимать ее и перечитывать. Кстати, будете ли вы держать свое обещание, доктор Корс?
Медик несколько мгновений смотрел на него.
- Буду, - хмыкнув, он повернулся на пятках и вышел.
- Брат Пат! - усталым голосом позвал аббат Зерчи. - Брат Пат, ты здесь?
Его секретарь появился в дверном проеме.
- Да, досточтимый отец?
- Ты слышал?
- Лишь кое-что. Дверь была открыта и, простите, до меня кое-что доносилось. Вы не включили глушилку…
- Ты слышал, как он сказал: "Боль - единственное известное мне зло". Ты слышал эти слова?
Монах торжественно склонил голову.
- И что лишь это общество, единственное, может определять, несут ли те или иные действия зло или нет? Это тоже?
- Да.
- Боже милостивый, как ты позволил этим двум ересям вернуться в мир после всего, что он пережил? Воображение не в силах представить себе царящего здесь ада. "И змей искусил меня…" Брат Пат, тебе лучше уйти, не то я могу впасть в гнев.
- Отче, я…
- Что ты там держишь? Что это - письмо? Отлично, давай его сюда.
Монах протянул письмо и вышел. Зерчи, не раскрывая послание, посмотрел на строчки, оставленные доктором. Скорее всего, все бессмысленно. Но все же этот человек был искренним. И предан делу. Учитывая уровень зарплаты, которую платит ему Зеленая Звезда, он должен быть предан делу, это ясно. Он выглядел невыспавшимся и утомленным. С той минуты, когда взрыв уничтожил город, он живет, скорее всего, только на бензедрине.
Вокруг него сплошное горе, с которым ему приходится неизменно иметь дело, и он не имеет права опускать руки. Он честен - вот что хуже всего. На расстоянии противник кажется воплощением зла, но когда сблизишься с ним, видишь, что он истово предан делу не меньше тебя. Может, сатана был воплощением преданности.
Он вскрыл письмо и прочел его. В нем сообщалось, что брат Иешуа и все остальные отбыли из Нового Рима куда-то на Запад в неопределенном направлении. Письмо также информировало его, что данные о плане "Quo peregrenatur" как-то просочились, и в Ватикан прибыли расследователи, которые задают вопросы о предполагаемом старте незарегистрированного звездного корабля… Ясно, что корабль еще не ушел в космос.
"Они достаточно быстро узнали о "Quo peregrenatur", но, благодарение Небу, они не успеют обнаружить его. И что тогда?" - подумал он.
Ситуация с разрешением была достаточно запутанной. Закон запрещал старт космического корабля без санкции комиссии. Разрешение было трудно получить, и шло оно медленно и неторопливо.