II. Очередное затруднение
- Алло! Это ты, Антон? Говорю я, Бутягин. Постарайся приехать ко мне через час. Адрес ты знаешь. Есть потребность в личном свидании с тобой. У меня к тебе просьба. К ней присоединяется и Иван Васильевич. Не знаешь, кто? Да Груздев, инженер, с которым я познакомил тебя на прошлой неделе… Так приедешь? Ладно! До свидания! Ждем…
Бутягин положил телефонную трубку, вытянулся в кресле и сказал сидевшему на диване Груздеву:
- Через час он будет здесь… Ну, продолжим нашу беседу… По вашей инженерной части у нас как будто все в порядке. Вот на этом листе бумаги я вижу ваши расчеты. Думаю, что конструкция машины будет вне конкуренции. Но вот со стороны химической я, должен вам сознаться, стою не то что в тупике, а скорее - на распутьи. Передо мною два химических пути. Для нашей машины необходимо, в удобрительной ее части, использовать вещество наибольшей силы, так сказать - удобрительный концентрат, и в то же время такое, чтоб оно было дешево. За последние годы у нас в СССР открыто чрезвычайно много новых природных богатств, и удобрительным сырьем мы обеспечены в полной мере. Машина наша с этой стороны не будет испытывать нужды. В своем докладе я укажу, что для нас чрезвычайно важны Соликамские калийные месторождения, равно как и залежи фосфоритов, найденные в Карелии. Залежи серы в Караимской пустыне позволят нам использовать серные соединения для некоторых специальных целей, о которых я вам говорил. Но в маленьком химическом открытии, которое я сделал, получается вот что. Вы, инженер, в химии понимаете, - поэтому не буду распространяться. Одно из веществ, по-моему, должно сыграть роль катализатора при добывании азота из воздуха. Азот для удобрительной работы нашей машины необходим…
- Ты разглагольствуешь, как оратор на площади, - раздался голос, и в окно просунулась голова Лебедева. - Здравствуйте, товарищи! Бутягинский голос слышен у трамвайной остановки. Я даже не стал и звонить у крыльца, а шел, как по веревочке, прямо к этому окну. Ты кричишь на всю улицу о какой-то невероятной машине.
- Ну, влезай! - встал и протянул Лебедеву руки Бутягин.
Лебедев легко перепрыгнул через подоконник и очутился в кабинете.
- Серьезно, друзья мои. Конечно, насчет трамвайной остановки я приврал. Но все-таки, ставлю вас в известность, факт таков: подошел я к твоей одинокой хижине, Бутягин, и спугнул из-под окна какого-то подозрительного гражданина. Если он не подслушивал ваших разговоров, то я бы очень удивился. Во всяком случае, он шмыгнул в кусты. Я занял его позицию, прислушался, а вы говорите о машине, и будто не совсем обычной. Разрешите заметить… оба вы не дети, а научные деятели… В науке порой нужны секреты…
- Вы, Лебедев, делаете нам выговор, что мы оставили окно открытым? - сказал, приподнявшись с дивана, Груздев и пожал руку Лебедеву. - Но воздух-то какой замечательный! Из парка несет распускающейся липой…
- Мы не хотели задыхаться в собственных испарениях, Антон, - сказал Бутягин. - Здравствуй, краса и гордость советской авиации. Садись и не ворчи. Можешь курить. Окно тогда тем более должно быть оставлено открытым.
- Тогда я сяду здесь… Займу наблюдательный пункт…
Лебедев сел на подоконник и закурил папироску.
- Ты меня не насчет машины звал? - спросил он Бутягина.
- Насчет машины, Антон. Видишь ли, в чем дело… Вкратце - вот основная мысль. Если злаки, например пшеницу и рис, сажать, как сажают у нас некоторые овощи, то есть сначала сажать семена в узких грядках, а потом взошедшие ростки, как рассаду, пересаживать на поле, соблюдая известные расстояния между ними, то есть, другими словами, применять к этому огородническую культуру, то требуется чортова уйма чрезвычайно большого труда. Попробуй руками каждый пшеничный росток сажать в поле.
- С ума можно сойти, - заметил Лебедев, пуская колечки дыма, которые уплывали в темнеющую синь майского вечера.
- Но эта каторжная культура еще существует, хотя восемь лет тому назад германский техник Блас и изобрел машину, которая механизирует операцию пересадки ростков, облегчает и удешевляет ее. Теперь уже не требуется той массы труда, которую в Китае употребляют при ручном способе. Машина Бласа вдесятеро ускорила работу. Раньше, да и теперь еще в глухих углах нашего Союза крестьянин при ручном сеянии разбрасывает на один м от 360 до 750 семян ржи. Сеялка разбрасывает на один м от 240 до 690 семян. Первая модель машины Бласа сажала на один м 10 ростков ржи. Заметь себе, десять ростков! Но эти 10 давали урожай в 3 и 5 раз больший, нежели 750 семян при обычном способе. Его машина пропускала в минуту около 100 ростков, то есть она в минуту засевала 10 м. Ну, мы, с нашими скромными советскими средствами, шесть лет тому назад усовершенствовали эту машину. Наша академическая машина пропускает до 10 000 ростков в час. Она прорезывает борозды, сама сажает ростки в землю, притоптывает промежутки, поливает и удобряет. Теперь мы пошли дальше. С инженером Груздевым мы придумали вот что…
- Извините, пожалуйста, - раздался голос у двери. Все обернулись на голос. В дверях стоял человек, в котором Лебедев и Бутягин узнали "Утиный нос".
- Еще раз простите. Дверь была не заперта, и я вошел.
"Утиный нос" поклонился.
- Что вам угодно? - встал Бутягин.
- Я хочу получить мою записную книжку, которую я обронил на аэродроме.
Лебедев спрыгнул с подоконника и вынул из кармана книжку:
- Можете ее получить. Извольте… все в порядке.
Правый глаз человека с утиным носом обвел кабинет, на мгновение задержавшись на блокноте Груздева и листе бумаги, который лежал на столе.
- Благодарю вас, - взял левой рукой книжку "Утиный нос".
Правой рукой он вынул из кармана бумажник и раскрыл его, как будто хотел положить в него полученную книжку. Но большим пальцем он нажал кнопку бумажника и быстро обвел его вокруг.
Струя слезоточивого отравляющего вещества ударила в лица Бутягина и его товарищей. Они упали…
* * *
Бутягин очнулся. Сколько прошло времени, он не знал. Глаза нестерпимо болели. Черная тьма стояла вокруг. Ощупью Бутягин подполз к подоконнику, приподнялся и крикнул в окно:
- Помогите!..
III. Лебедев не теряет времени даром
- Спасибо вам, доктор. Я отлично вижу. Глаза мои совершенно не утомляются.
Бутягин, подняв лицо кверху, умоляющим взглядом посмотрел на доктора, только что снявшего с его глаз повязку. Тот шутливо погрозил пальцем:
- Я знаю, куда вы гнете. Опять читать до поздней ночи? Опять писать формулы? Разрешаю вам читать не больше двух страниц в день. Разумеется, только в течение ближайших недель. Глаза нужно приучать к работе постепенно. Я навещу вас…
Молодая девушка, стоявшая около кресла Бутягина, скромно предложила:
- Я могу приходить каждый день и читать вслух.
Бутягин обратился к доктору:
- Вот мой добрый гений. Ксения Георгиевна не отходила от меня все эти дни.
Ксения конфузливо отвернулась:
- Вы так расхваливаете меня за пустячную работу, что мне совестно…
Доктор стал искать свою шляпу:
- Сейчас я навещу нашего инженера. У него поражение глаз гораздо слабее. Возможно, что я ему разрешу выходить на воздух.
- А мне когда, на воздух можно? - как ребенок попросил Бутягин.
- Вы могли бы выйти и сегодня, но только опасайтесь ветра и пыли. До свиданья.
Ксения проводила доктора и вернулась в кабинет к Бутягину.
- Мы будем продолжать статью о действии синильной кислоты на растения? - спросила она, садясь на стул против Бутягина. Тот приподнял руку:
- Погодите немного. Дайте мне посмотреть на вас. Ведь вы оставлены при моей лаборатории сверхштатной сотрудницей? Разрешите мне сейчас поблагодарить вас за заботы обо мне. Я должен сознаться, что в лаборатории раньше как-то мало замечал вас. У нас были только официально-лабораторные отношения.
Бутягин перелистывал книгу, лежавшую перед ним на столе. Но было видно, что он это делает, чтобы скрыть какое-то смущение.
Румянец вспыхнул на щеках Ксении. Она серьезно и медленно ответила:
- С моей стороны, профессор, здесь не было никакого акта великодушия по отношению к вам. Все сотрудники лаборатории вас любят и уважают. Когда узнали об этом несчастьи, то местком поручил мне быть около вас в качестве сестры милосердия и секретаря.
Резко залился телефон. Бутягин нервным движением снял с рычага трубку:
- Алло! Кто у телефона?
Послышался шутливый баритон Лебедева:
- От имени Красной авиации приветствую тебя с выздоровлением, Николай Петрович. Мне разрешено двигаться. Сейчас сажусь в машину и мчусь к тебе. Могу тебя обрадовать…
В это время к телефону привязался кто-то третий:
- Квартира профессора Бутягина?
- Да, это я. Кто говорит? - спросил Бутягин.
Лебедев гаркнул:
- Кто мешает разговаривать!
- Это говорю я, Груздев… Когда увидимся?
- Приезжайте! - разом закричали Лебедев и Бутягин.
Через двадцать минут Лебедев уже сидел на диване и жаловался:
- Курить доктора мне запретили. Да и сам чувствую, что табачный дым теперь мне вреден. Придется бросить курить.