Что же было предметом их словопрений, неуемных заклятий и проклятий, отчего они то руками трясли неистово друг пред другом, то подскакивали, будто бойцовые петухи, то вычерчивали тростью на снегу волнистые линии, кружки и стрелы?
О системе Коперника речи велись, о чем же еще…
- Земля слишком тяжела и неуклюжа. Я уподобил бы ее поварихе, не в меру толстой и грузной. Земля неспособна двигаться в пространстве, точно планета или иное небесное тело, - загудел Тихо Браге.
- А Солнце? - хитро вопросил Кеплер. - По собственным вашим исчислениям, оно значительно превосходит нашу планету. Выходит, Солнце еще менее пригодно для движения. Зачем же вы разнесли в пух и в прах Птоломея с его кристальными сферами? Ваши слава и уважение в астрономическом мире столь непоколебимы, что ныне никто из серьезных ученых не решится отстаивать неподвижную Землю.
- "Слава", "уважение"… - проворчал польщенный король астрономии. - Любому школяру ясно, сколь неестественно и весьма запутанно Птоломеево учение. Но я не одобряю нововведения, предложенного Коперником. Притом же, положа руку на сердце, скажу: и священное писание мешает мне принять систему фромборкского каноника.
- Однако вы хвалили ее, и неоднократно? - произнес удивленно математикус.
Король астрономии досадливо поморщился: недопонимает, мол, нынешняя молодежь всех дипломатических сложностей во взаимоотношениях со всемогущей идеологией церкви.
- Воздавал должное. За простоту и ясность, с коими Коперник распутал сложность планетных движений. Его учение - наиболее удобная гипотеза для вычислений. Гипотеза, не более.
- В таком случае, каково истинное устройство мира?
- По моему мнению, небесные движения происходят следующим образом. Солнце, Луна и сфера неподвижных звезд, охватывающая всю Вселенную, имеют центром Землю. Пять планет - Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн - обращаются вокруг Солнца, как около вождя своего или короля. И вся оная свита вместе с королем свершает годовое движение вокруг недвижимой Земли.
- Занятная картина мирозданья, - отозвался Кеплер, быстро уловивший самую суть соглашательского, компромиссного построения Тихо Браге. - Значит, и под церковные догматы никаких подкопов, и память о Копернике не осквернена. Придумано довольно ловко.
Имперский астроном ответствовал:
- Картина, именуемая вами занятной, ловко придуманной, нашла многих приверженцев среди моих современников! Между прочим, среди них и сэр Фрэнсис Бэкон. А посему…
Неожиданно Иоганн Кеплер захохотал, да так громко, что ворона снялась с часовни, а золотых дел мастер, приютивший свою лавочку к стене божьего храма, запер на всякий случай дверь.
Надо заметить, что спорщики проходили в это время мимо рынка. Торговля была в разгаре, прилавки ломились от товара, продавцы на все лады расхваливали съестную флору и фауну. Рынок мычал, хрюкал, блеял, кукарекал, лаял, мяукал, визжал. Возле ближнего прилавка носился на ремешке вокруг столба черный поросенок. На него-то, указуя перчаткой с раструбом, и заливался хохотом окончательно выздоровевший Кеплер.
- Не уяснил, что тут смешного, - заговорил Тихо Браге. - Поросенок бегает вокруг столба.
- Ха-ха-ха! Разве нельзя сказать: столб обращается вокруг поросенка?
- С точки зрения механики, относительно движения, - можно.
Тогда математикус внезапно посерьезнел и заявил:
- Вы правы. Так чем же, с точки зрения механики, поросенок и столб отличаются от Земли и Солнца в вашей гипотезе? Ничем. Вы законченный корениканец, господин Тихо.
Увлекся парадоксами воспитанник духовной академии, поднаторевший в словесных перепалках, упустил из виду, что пред ним вспыльчивый, взрывающийся будто порох датский дворянин.
- Цветущие долины небес постыдно обращать в пастбища для свиней! - в сей же миг блистательно отпарировал знаменитый астроном. - И затвердите себе истину, а не гипотезу: так не относятся к тем, кто приютил вас на чужбине.
Эх, непростительную промашку совершил Тихо Браге, насмерть обидел зависимого от него человека. "Господи, какую я глупость сморозил!" - испугался он, заметив, как побледнел Кеплер, как нервный тик взошел ему на щеку, затронул левое веко. Но поздно, поздно… Поздно ловить голыми руками выпорхнувшие ненароком глупые слова.
- Благодарствую, добрейший Тихо, - заговорил, как бы превозмогая забытье, математикус. - Я отвечу вам подобной же истиной: так не относятся к тем, кого любезно приглашают к себе на службу. Не обрекают их на подачки взамен обещанного жалованья. - Кеплеру не хватало воздуха. Он отшвырнул перчатки в снег, рванул ворот на шубе, прокричал сдавленным, задушенным голосом: - Судаки запеченные! Страсбургские паштеты! Глухари на вертелах!.. Мерзко, мерзко пробавляться от ваших щедрот! Пропади они пропадом вместе с вашими миллионами!
Он повернулся и побежал прочь. За ним затрусил Тихо, не забывая придерживать рукой коварный нос, но сразу потерял из виду разобиженного молодого гения.
…Иоганн Кеплер заперся у себя в комнате. Он принялся сочинять письмо к профессору Мэстлину. Тихо не желает смотреть на него как на равного, не делится планами своих работ, обрекает его на судьбу заштатного наблюдателя, крючкотворца, вычислителя. "Здесь нет ничего верного, - выводил трясущейся рукой математикус. - Тихо такой человек, с коим немыслимо жить, не перенося жестоких оскорблений. Содержание обещано блестящее, но жалованья не выплачивают". Он доведен до отчаяния нищетой и заботами, сыт по горло благодеяниями короля астрономов. И посему умоляет профессора прислать несколько гульденов, дабы тотчас по их получении покинуть Прагу.
В ожидании скорого ответа Кеплер погрузился в свои вычисления и гипотезы. Никогда ему так хорошо не работалось. Барбара прибегала к самым странным кухонным ухищрениям, чтобы из лука, крупы и солонины сооружать видимость обедов.
…Через два дня после размолвки явился к нему мрачного вида господин, назвавшийся Гунаром Эриксеном. Изъяснялся незнакомец на латыни, однако речь несносно искажал шведскими, норвежскими и еще черт знает какими тарабарскими словами. Говорил глухо, не жестикулируя, был холоден и бесстрастен, точь-в-точь северные фьорды. Начал герр Эриксен с того, что его покровитель Тихо Браге целиком поглощен хлопотами, связанными с предстоящим бракосочетанием своей дочери. И посему он поручил своему посреднику принести глубочайшие извинения господину Кеплерусу в связи с прискорбным инцидентом, а также заверить его, что во всем происшедшем не было тени злого умысла со стороны господина Браге.
Посредник и затаивший обиду математикус встали, чопорно раскланялись. Когда таким образом с официальной частью визита было покончено, Гунар Эриксен заговорил:
- Герр Кеплерус, я без малого четыре десятилетия состою хранителем бумаг и казначеем при моем покровителе. Мне ведома его приязнь к вашей особе. Да я и сам, будучи астрономом, осведомлен о ваших дарованиях. Соблаговолите хотя бы бегло пролистать сей труд. - Он протянул объемистую кипу бумаг в сером переплете.
На первой странице было крупно выведено порыжевшей от времени цифирью:
"1 500 000 - 1567"
Кеплер оглядел посетителя с ног до головы.
- Соблаговолите заглянуть в конец конторской книги, герр Кеплер.
В конце, как и на первой странице, бежала иноземная скоропись, но уже яркая, только что вышедшая из-под пера. Помимо того, значилось:
"8612–1601"
- Позвольте сделать необходимые пояснения, герр Кеплер. В самом начале - полтора миллиона крон. Сии воистину княжеские богатства, не считая трех имений, были переданы моему покровителю его приемным отцом в году одна тысяча пятьсот шестьдесят седьмом… - Что-то дрогнуло в непроницаемом лице казначея. Какое-то воспоминанье, одолев застывшие просторы прожитой жизни, нежданно настигло его и принесло весть об иных временах: о радугах, о ледоходах, о скользящих по бирюзовым просторам ладьях, о нежных звуках волынки, о…
- Теперь о последнем листе, - продолжал Эриксен, и Кеплер не узнал внезапно оттаявшего голоса сурового северянина. - Слева - восемь тысяч шестьсот двенадцать флоринов - общая сумма долгов моего покровителя. К началу нынешнего, тысяча шестьсот первого года по рождеству Христову.
Иоганн Кеплер, проклявший несуществующие миллионы разоренного короля астрономов, сгорал со стыда.
- Мы разорены, герр Кеплер. Только на возведение Уранибурга затрачено пять бочонков золота. А приемы королей и министров! А пенсион ученикам, приезжавшим со всей Европы! А перевозка инструментов и кунсткамеры в замок Бенах!..
- Разве король Рудольф не приказал возместить убытки; связанные с переездом в Богемию? - удивился тут математикус.
- Приказал. Но что толку? Королевская казна пуста, как гнилой орех…
"Благороднейший Тихо!
Смогу ли я исчислять или оценить благодеяния, оказанные мне вами? Два месяца вы щедро и бескорыстно поддерживали меня и всю мою семью; вы предупреждали все мои желания; вы оказывали мне всевозможные знаки доброты и расположения; вы делились со мной всем для вас дорогим; никто ни словом, ни делом не оскорблял меня намеренно; короче, по отношению ко мне вы выказывали ничуть не меньше снисходительности, чем к вашей жене, детям или самому себе.