Рот широко раскрылся в крике. Дэвид опять шлепнул ее по щеке, и взгляд сделался осмысленным. Она лежала, глядя на него в совершенном ужасе. Руки метнулись к щекам. Она будто вжалась в кровать. Зрачки округлившихся глаз превратились в точки.
- Нет, - сказала она. - Нет!
- Энн, это я, Дэвид! Что с тобой?
Она долго смотрела на него, ничего не понимая, грудь вздымалась от мучительных вдохов.
Затем Энн внезапно расслабилась и узнала его. Рот разжался, и вздох облегчения вырвался из горла.
Дэвид сел рядом и обхватил ее руками. Она прижалась и расплакалась, уткнув лицо ему в грудь.
- Все хорошо, милая, поплачь, поплачь.
И снова. Рыдания вдруг утихли, глаза внезапно высохли, она отстранилась, взгляд стал пустым.
- Что такое? - спросил он.
Нет ответа. Она только смотрела на него.
- Детка, в чем дело? Почему ты не можешь плакать?
Что-то пробежало по ее лицу, но сразу исчезло.
- Детка, тебе надо выплакаться.
- Я не хочу плакать.
- Почему?
- Он мне не позволит, - невнятно проговорила она.
Внезапно они оба замолчали, посмотрев друг на друга, и в этот самый момент он понял, что ответ очень близок.
- Он? - спросил Коллиер.
- Нет, - ответила она вдруг, - я не это имела в виду. Не это. Не имела в виду его, я имела в виду что-то другое.
И они еще долго сидели так, не отводя глаз. И больше уже не говорили. Он заставил ее лечь и накрыл одеялом. Принес одеяло себе и остаток ночи провел в кресле около бюро. Проснувшись утром, замерзший и с затекшими мышцами, Дэвид увидел, что она снова сбросила с себя одеяло.
Клейнман сказал ему, что Энн приспособилась к холоду. Создавалось впечатление, что в организме появилась какая-то новая система, согревающая при необходимости тело.
- И еще соль, которую она поглощает. - Клейнман развел руками. - Все это не поддается осмыслению. Можно подумать, что ребенок только благодаря этой солевой диете и развивается. Однако она больше не набирает лишний вес. Не пьет много воды. Что же она делает, чтобы спастись от жажды?
- Ничего, - ответил Коллиер. - Она все время хочет пить.
- А это ее чтение, она так и продолжает?
- Да.
- И разговаривает во сне?
- Да.
Клейнман покачал головой.
- Никогда в жизни, - произнес он, - я не наблюдал подобной беременности.
Она покончила с последней стопкой книг, которые вырастали одна за другой. И вернула все книги обратно в библиотеку.
Начался новый этап развития.
Она была уже на седьмом месяце, стоял май. Коллиер вдруг заметил, что в машине пора менять масло, что покрышки до странности быстро облысели, а на левом крыле вмятина.
- Ты ездила на машине? - спросил он ее как-то утром в субботу.
Они были в гостиной, в проигрывателе стояла пластинка Брамса.
- Почему это?
Он сказал ей.
- Если ты и сам уже знаешь, - раздраженно ответила она, - зачем спрашивать?
- Так да или нет?
- Да. Я ездила на машине. А надо спрашивать разрешение?
- Не надо язвить.
- Ах вот как, - разозлилась она, - Мне не надо язвить. Я на седьмом месяце, и за все это время ты так и не поверил, что этот ребенок не от другого. И наплевать, как часто я говорила тебе, что не виновата, ты так ни разу и не сказал: "Да, я тебе верю". А теперь я, оказывается, язвлю. Дорогой Дэвид, да ты просто голову потерял от страха, ты же боишься.
Она подошла к проигрывателю и выключила.
- Вообще-то я слушал.
- Не могу выносить эту музыку.
- С каких пор?
- Ах, оставь меня в покое.
Она хотела развернуться, но он схватил ее за руку.
- Послушай, - сказал он, - может быть, ты думаешь, что все это время жизнь казалась мне раем. Я вернулся домой после шестимесячной командировки и обнаружил, что ты беременна. Не от меня! И мне все равно, что ты там говоришь; я не отец и не знаю другого способа, каким женщина может забеременеть. Однако же я не ушел. Я наблюдал, как ты превращаешься в машину по перелистыванию книг. Мне приходилось заниматься уборкой, стиркой, готовкой и при этом читать лекции. И еще - ухаживать за тобой, будто ты малое дитя, следить, как бы ты не сбросила одеяло, не переела соли, не выпила слишком много воды, кофе, не закурила…
- Курить я бросила сама.
- А с чего это, кстати? - бросил он вдруг.
Она непонимающе заморгала.
- Давай, - подзуживал он, - скажи. Потому что это не нравилось ему.
- Я бросила сама, - повторила она. - Я больше не выношу табака.
- А теперь тебе не нравится музыка.
- От нее… у меня болит живот, - пробубнила она.
- Чушь, - выплюнул Дэвид.
И прежде чем он успел ее остановить, она вышла из дома в ослепительный солнечный свет. Дэвид подошел к двери и увидел, как жена неловко садится за руль. Он принялся звать ее, но Энн уже завела мотор и ничего не слышала. Он наблюдал, как машина исчезла в квартале, делая на второй передаче восемьдесят километров в час.
- И сколько уже ее нет? - спросил Джонни.
Коллиер нервно посмотрел на часы.
- Точно не знаю. Примерно с половины десятого. Вроде бы. Мы, как я уже сказал, поссорились и…
Он в смущении замолчал и снова посмотрел на часы. Было уже за полночь.
- И как давно она совершает такие поездки?
- Не знаю, Джонни. Я же говорю, что обнаружил это только что.
- А ее вес?.. - начал Джонни.
- Нет, ребенок больше не увеличивается. - Коллиер говорил отстраненно, обыденным тоном. Он провел по волосам трясущейся рукой. - Тебе не кажется, что стоит позвонить в полицию?
- Подождем еще немного.
- А что, если она попала в аварию? Она не лучший водитель в мире. Господи, почему я ее отпустил? На седьмом месяце, а я позволил ей уехать. Боже, я должен был…
Он почувствовал, что вот-вот сорвется. Натянутая атмосфера в доме, странная, приносящая бесконечные потрясения беременность - все это начинало сказываться на нем. Человек не может жить в таком напряжении семь месяцев и не ощущать его. Уже нельзя было сдерживать дрожь в руках. Развилась привычка непрерывно моргать, чтобы куда-то выплеснуть хоть часть гнева.
Он пробежался по ковру до камина и застыл там, нервно барабаня ногтями по полке.
- Думаю, пора звонить в полицию.
- Не напрягайся так, - сказал Джонни.
- Что еще посоветуешь? - резко спросил Коллиер.
- Сядь. Садись. Вот так. А теперь расслабься. С ней все в порядке, поверь мне. Я не беспокоюсь за Энн. Может, она проколола шину или мотор отказал на полпути. Сколько раз ты жаловался, что пора сменить аккумулятор? Может, он разрядился, вот и все.
- Но… разве полиция не найдет ее гораздо быстрее нас?
- Хорошо, дружище, если тебе от этого станет легче, я позвоню.
Коллиер кивнул, а через несколько мгновений вздрогнул, услышав с улицы шум машины. Он кинулся к окну и отдернул занавески. Закусил губу и отвернулся. Он шел обратно к камину, пока Джонни направлялся к телефону в прихожей. Он слушал, как Джонни набирает номер, и снова вздрогнул, когда тот вдруг бросил трубку на рычаг.
- Она вернулась, - сказал Джонни.
Они впустили ее в гостиную. Энн казалась смущенной, и что-то с ней было не так. Не отвечая на торопливые вопросы Коллиера, она сразу направилась на кухню, словно никого вокруг и не было.
- Кофе, - произнесла она утробным голосом.
Коллиер хотел было ее удержать, но ощутил на плече руку Джонни.
- Оставь ее, - сказал Джонни, - Пора уже докопаться до сути.
Она остановилась перед плитой и зажгла огонь пол кофейником. Механическими движениями кинула в него несколько ложек кофе, захлопнула крышку и застыла, смотря на кофейник изучающим взглядом.
Коллиер попытался что-то сказать, но его снова остановил Джонни. Еле сдерживаясь, Коллиер стоял в дверях кухни и наблюдал за женой.
Когда коричневая жидкость начала подниматься куполом, Энн сняла кофейник с огня. Без помощи прихватки. Коллиер задержал дыхание и скрипнул зубами.
Кофе залил стенки немытой чашки. Энн с грохотом поставила кофейник и жадно приникла к дымящемуся напитку.
Она прикончила целый кофейник за десять минут.
Она пила кофе без сахара или сливок, как будто ей было наплевать на вкус. Как будто она вообще не ощущала вкуса.
И только когда она допила все, мышцы лица немного расслабились. Энн откинулась на спинку стула и долго сидела так. Они молча наблюдали.
Потом она посмотрела на них и засмеялась.
Энн рывком встала и тут же снова упала на стул. Коллиер услышал, как Джонни вдруг с шумом втянул воздух.
- Господи, - сказал он, - да она пьяна!
Она оказалась тяжелым и громоздким грузом, и они с трудом подняли ее по лестнице, в особенности из-за того, что она никак им не помогала. Энн все время мурлыкала что-то под нос, странную, лишенную мелодии последовательность, которая развивалась какими-то неопределенными интервалами, повторяясь снова и снова, будто вой ветра. На лице ее застыла блаженная улыбка.
- Хороша мамаша, - проворчал Коллиер.
- Терпение, терпение, - шепотом ответил Джонни.
- Тебе-то легко говорить…
- Тсс, - прервал его Джонни, но Энн все равно не слышала ни слова из их разговора.
Она перестала напевать, как только они положили ее на постель, и погрузилась в глубокий сон, не успели они распрямиться. Коллиер накинул на нее тонкое одеяло и подложил под голову подушку. Она не шевельнулась, когда он приподымал ей голову.