Сравнение с рекой приходило на ум не случайно: та же величественная размеренность, водовороты, стремнины, плесы и тихие заводи. То и дело взлетали и опускались аэропланы, геликоптеры, аэростаты. И все вокруг было затянуто сизой дымкой отработанных газов, гари и копоти, и берега тонули в мутной пелене и, казалось, поток движется в гигантском туннеле, сам себе пробивая дорогу в податливой, но непроницаемой для глаз толще.
Грандиозное это зрелище подавляло своими масштабами, невольно наталкивало на мысли о чем-то неземном, космическом - но, увы, ничего не проясняло.
…Иван обошел весь сад, заглянул в гроты, беседки, кабины раздевалок: отца Мефодия нигде не было. Оставалась обзорная площадка, и Иван, стараясь ступать как можно тише, направился туда, предвкушая удовольствие застигнуть попа врасплох…
Площадка была пуста. Иван подошел вплотную к прозрачной загибающейся кверху стене купола и, облокотившись о металлической поручень, принялся безучастно наблюдать за копошившимися далеко внизу механизмами. Бригада тракторов тянула установленную на платформе буровую вышку, ярко-оранжевый бульдозер тщетно пытался догнать скользящую перед ним изящную субмарину, а чуть левее на заляпанной грязными разводами льдине эскимосы привязывали к нартам тушу какого-то зверя.
- Обозреваете, сын мой?
Ивану полагалось вздрогнуть от неожиданности, но он только покосился, не поворачивая головы: так и есть, отец Мефодий собственной персоной. Ну что бы ему минут на пять раньше объявиться!
- А настроеньице-то не из отменных, - констатировал поп, нарочито нажимая на "о", хотя накануне щеголял московским акающим говорком. "Резвится святейший", - равнодушно отметил Иван. Льдина уже скрывалась из виду, и на ее месте неуклюже маневрировал огромный танк-амфибия с пестрым флажком на каплевидной башне.
- Мировая скорбь обуяла? - не унимался поп. Иван обернулся неприязненно. Издевки на лице попа не было. Лицо как лицо. Благообразное даже, как и подобает сану. Густые с проседью волосы до плеч, аккуратно подстриженные усы и борода. Карие чуть навыкате глаза, нос с горбинкой, четко очерченные губы.
- Кончайте дурачиться, святейший! Скажите лучше, наконец, кто и зачем меня тут держит?
Поп даже перестал окать.
- А никто, - он ухмыльнулся. - Никто, кроме всевышнего, хотя вы в него и не верите.
- Не верю, - подтвердил Иван. - Тут, батюшка, сверхцивилизацией попахивает. Не по зубам Саваофу.
- Не вам судить о творце.
- Вам?
- И не мне.
Священник достал откуда-то из-под рясы носовой платок, трубно высморкался.
- Ну так кто все же?
- Отвечаю вторично, - поп окончательно пришел в себя, снова заокал. - Никто не держит, кроме господа бога.
- Значит, взбредет мне на ум смыться с этой колымаги - и никто пальцем не шевельнет?
- Куда? - поп вопрошающе развел руками. - Зачем? От добра добра искать?
"Кого-то он напоминает, - подумал Иван. - Не внешностью, не манерой говорить. Чем-то другим…"
- Ага, - Иван покивал головой. - Бежать, стало быть, некуда. И незачем. Так?
- Около того, - пробасил поп. - Вы, надо полагать, не согласны?
- Я-то? - Иван по самые локти вогнал руки в карманы комбинезона. Поп выжидающе молчал. - Я, батюшка, добра для себя не ищу.
- О ближних, стало быть, радеете? - иронически прищурился священник.
- Радеть - это по вашей части. - Догадка стремительно перерастала в уверенность. - Отец Мефодий!
- Слушаю, сыне.
- Хотели бы вы со мной местами поменяться?
- Упаси господи! - всплеснул руками священник. - У каждого своя стезя, свой крест.
- Во! - просиял Иван. - Шагайте, батюшка, своей стезей. А я - своей. С крестом или без - это уже мое дело. Ну что вы на меня воззрились? Царю царево, кесарю кесарево. Ужинать идете?
- Благодарствую, - досадливо поморщился поп. - Сыт.
- Поститесь небось. А я, пожалуй, пойду. Аппетит разыгрался.
- И чего вы добились? - Миклош отхлебнул из фужера.
- Пиво? - поинтересовался Иван.
- Клюквенный сок. - Венгр покачал лобастой наголо обритой головой. - Какой вы еще мальчишка, Иштван!
Столовой этот зал можно было назвать лишь условно. Скорее роскошный ресторан: теряющийся в полутьме сводчатый потолок с гирляндами хрустальных люстр, увитые плющом простенки между зеркальными окнами, подсвеченный снизу фонтан посреди зала, переливающийся всеми цветами радуги в унисон с неназойливой музыкой, крахмальные скатерти, серебро, хрусталь и фарфор, мягкие удобные кресла.
Иван дотронулся пальцем до продетой в колечко салфетки и дурашливо вздрогнул.
- Der Knabe,- повторил Миклош. Ласковые и грустные интонации непонятным образом сочетались с мужественным тембром его голоса. - Das Kind.
- Vielleicht,- Иван поискал глазами пепельницу. Венгр перехватил его взгляд, снова покачал головой.
- Курить потом. Сначала поешьте.
- Ich will nicht,- Иван победоносно взглянул на собеседника. - Правильно?
- Грамматически - да, - кивнул Миклош - Но не по существу. Иначе зачем было сюда идти?
- Повидаться с вами, Миклош. To chatter.
Неподалеку от них восточного типа толстяк недоверчиво разглядывал стоящее перед ним жаркое. Услышав последнюю фразу, резко обернулся.
- Do you speak English?
- A little bit.
- What is that?
- Meat.
- I know, - кивнул толстяк, - What kind of it?
- A rat,- брякнул Иван, не подумав. Толстяка чуть не стошнило.
- A rabbit, - поспешно поправился Иван. - I am sorry.
Толстяк с опаской покосился на блюдо.
- Are you sure?
- Certainly, - заверил Иван. - Don’t doubt.
- Н-да. - Венгр приложился к фужеру, промокнул губы салфеткой. - Великое дело быть полиглотом.
Лицо оставалось невозмутимым.
- Неслыханно! - взвизгнула за соседним столом крашеная блондинка в вечернем бархатном платье. - Опять артишоки! Сколько раз повторять, я их не переношу! Спаржу, слышите?! Спаржу! Я требую!..
Официант в белоснежном костюме невозмутимо кивнул и отправился заменять артишоки спаржей. Визави дамы - невзрачный субъект с постным выражением лица нехотя ковырял вилкой котлету. Глаза у него были оловянные, как у снулой рыбы. Встретившись взглядом с Иваном, субъект хмуро кивнул.
- Вы знакомы? - удивился Миклош.
- Где-то видел. А что?
- Ничего. Ешьте артишоки, юноша. Полезно для мозговых клеток.
- А спаржа?
- И спаржа.
Они взглянули друг на друга, рассмеялись.
- Посмотрите, - негромко проговорил Миклош. - Что это с ним? Зажмурив глаза, субъект откинулся на спинку кресла и запрокинул голову.
- По-моему, он вот-вот расхохочется, - предположил Иван.
Субъект откидывался все больше и больше, и теперь уже вместе с креслом. Казалось, он вот-вот грохнется на спину. Возмущение на лице дамы уступило место острому любопытству. Она даже подалась вперед, наблюдая за своим визави. Субъект оглушительно чихнул и одновременно вернулся в исходное положение, обдав даму фонтаном брызг. Та взвилась, закатила истерику и ринулась прочь из ресторана.
- Вот это спаржа! - восхитился Иван, провожая даму глазами. - Вы правы, Миклош. С завтрашнего дня перехожу на подножный корм.
- Подножный значит из-под ножа? - деловито уточнил венгр.
- Из-под ног.
- Непостижимый язык, - вздохнул Миклош. - Но вернемся к нашему разговору. Итак, чего вы добились?
- Миклош, - Иван согнал с лица улыбку, - я и не надеялся, что комманданте станет со мной откровенничать.
- Вот как? - искренне удивился венгр.
- Конечно. Хотел посмотреть, как он увильнет от ответа.
- И что увидели?
- Кое-что увидел. Недостаточно, правда, но…
- И поэтому сцепились с отцом Мефодием?
- Отчасти. А вообще, просто отвел душу.
- Отвел куда? - изумился венгр.
- Никуда! - Иван начинал терять терпение. - Это идиома.
- В смысле…
- Высказал все, что хотел.
- Понятно. - Миклош провел ладонью по голове. - "Знай наших", да?
- Примерно.
- Феноменальный язык. Казалось бы, что общего?
- Миклош, - не выдержал Иван. - Неужели у вас тут, - он ткнул себя в левую сторону груди, - всегда спокойно?
- Нет. А почему вы спросили?
- Простите, Миклош. Сам не пойму, что на меня нашло.