– Пакет поступил такой, – продолжал тем временем генерал-конунг. – Третьего дня на юге генштабом разворачивается наступление. Основной удар нацелен на пункты севернее Ошерского озера. Пехотные дивизии будут форсировать Ошеру вместе с корпусами бронекавалерии и выдвигаться по направлению к Воросве и Вороспаулю. Нам, на севере, а также несчастному генералу Габроку на юге Ошерской лужи (при этих словах офицеры захихикали – Игар не понял, смеялись ли они над шуткой командира по поводу "лужи" или же над "несчастным Габроком") приказано поддержать центральную линию одновременным ударом через южные поморские леса. Корпус будет переброшен по Фирретракту южнее Троеугорска (Харгаф провел по карте рукой). У поморов отличная асфальтированная дорога, охранения никакого, одни летающие винтолеты, но нашим силам они не страшны – кишкой не вышли с одним пулеметиком кидаться на имперские корпуса!
Офицеры снова заржали, а воодушевленный поддержкой конунг с энергией продолжал.
– На бросок через чащу по землям южного Серафимья отводится восемь дней. Пройдем насквозь, и выйдем на территорию Саранпала за линией мансийского фронта. Далее рванем по тылам восточнее Ошеры, обрежем коммуникации, в капусту порубим обозы, сожжем станции и склады. Возврат обратно не предусмотрен. В точке чуть севернее Вороспауля, – тут Харгаф стукнул кулаком по месту карте, – предполагается соединение с основными силами. Вопросы есть?
Один из ферьярцев поднялся.
– Что скажут поморы, когда увидят многочисленный конный корпус на своей земле? – обратился к Харгафу Герсен. – Не станет ли это началом войны с Серафимьем?
– Посмотрим, – при вопросе Герсена, Харгаф помрачнел, – сам думаю об этом постоянно, однако генштаб решил, и значит, мы идем через поморян. Их нейтралитет будет нарушен только формально, мы просто пройдем по тракту, без крови и быстро. Никого из местных трогать не будем, – он хищно оскалился, – по возможности, разумеется.
– Серафимье – очень развитая страна. Державой конечно не назовешь – маловата, однако укусить могут больно, – возразил Герсен.
– Да брось ты, – Харгаф отмахнулся, – их городки меньше моего поместья в Бьорне-на-Хаге. Если посмеют стрелять, мне предписано занять Троеугорск, а войскам северного Рэдланда – форсировать Тамойский залив и оккупировать Пятилахтинск. Поморы умны и искусны, однако у них слишком мало людей и слишком много государств на небольшую территорию, чтобы сопротивляться Империи.
Герсен, принимая довод, кивнул.
На сим и закончили, офицеры радостно загалдели. Как видно, им надоело бессмысленное сидение в лесном лагере. Приближение бойни, пусть даже чреватой многочисленными смертями среди личного состава, всколыхнуло в бойцах нешуточный энтузиазм. Норманны, подумал Игар, они норманны и есть. "Каждый солдат на войне должен всеми силами желать приближения своей смерти", – так, кажется, писал Харальд Фундаментатор в своём бессмертном – хе-хе – ферьярском Уставе. "Гибель в бою – есть высшее достояние свободного человека".
Игар усмехнулся. Он вспомнил слова, которые произнес во время встречи с Семеном, там, далеко на Земле, на красочном конвенте реконов: "Пусть ждет нас Валгалла, где вечно живут храбрецы!" Там, это являлось всего лишь шуткой, но здесь ….
"Пусть вечно живут храбрецы!"
Фраза, пожалуй, могла бы служить девизом Нео-Мидгарда. Вернее – "слоганом", если брать коммерциализированный "земной" вариант.
Тем временем, в общей суматохе, Герсен поманил его к себе пальцем. Игар послушно подошел. Конунг Харгаф что-то активно обсуждал с начальниками пулеметных команд, составлявших в корпусе отдельное элитное подразделение, и, пока командир был занят, прочие офицеры Штаба разбились на группы, обсуждая частности и детали.
Рядом с Герсеном стоял Краке.
– Вероятно, перед началом наступления, мы отправимся в Пятилахтинск для закупа военного оборудования, – сообщил Герсен задумчиво. – Смешно, но часть предметов снабжения мы покупаем у поморов, в частности, прицелы для артиллерийских орудий, ремкомплекты для бронеавтомобилей, моторные масла и прочие необходимые мелочи. Свой вопрос Харгафу я, собственно, задал именно по этой причине. Если с Серафимьем в ближайшее время предстоит конфликт, то кое-что из их техники следует заранее закупить. Краке, вы отпустите Игара со мной?
Краке пожал плечами.
– Отчего нет? – рассмеялся он, – с занятиями молодых офицеров, как я понимаю, на время рейда покончено, так что забирайте молодца с потрохами. Только зачем он Вам нужен?
– А вот это, с вашего позволения, позвольте мне утаить, – сверкнул зубами Герсен и решительно развернулся к землянину. – В Пятилахтинск, я полагаю, мы отправимся рано утром. Так что готовьтесь. От бурного кровопускания в Саранпале нас отделяет всего несколько дней.
Игару оставалось только кивнуть.
Глава 9
В Пятилахтинск выступили рано поутру, как и обещал Герсен Грим. Светловолосый офицер имел должность палач-адъютанта, – о чем Игар знал, – однако он не имел понятия, что должность со столь забавным и наводящим на определенные размышления названием, является, по сути, должностью "идеологического работника", ответственного за дисциплину, боевой дух, а также, как это ни странно, за снабжение корпуса всем необходимым.
К "необходимому" в данном случае относились оптические прицелы, бинокли для офицерского состава, инженерный инструмент, в частности домкраты и лебедки для бронеавтомобилей, смазочные материалы (для них же), а также некоторые химические изделия, которые промышленностью ферьярцев не производились. Игар был удивлен, но, по словам Герсена, выходило, будто поморы являются наиболее прогрессивным с точки зрения техники народом Мирового Квадрата. На Земле традиционным считалось отставание русских от Запада в области промышленного производства. Изобретать мы могли, но первыми наладить промышленное производство – почти никогда. В местном мире, очевидно, колесо истории вертелось иначе, поморы, на земле которых отсутствовала монархия, единое и неделимое государство, а также имперский дух, питавший Россию на Земле-прародине, развернулись вовсю. Герсен перечислял достижения поморян, и Игар, переиначивая россказни старшего товарища на собственные знания о технике, с удивлением понимал, что поморам доступны радио, телефонная связь и даже вертолеты.
– Дома у меня была поморская электрическая шкатулка, через которую можно слушать "музыку викингов", – проговорил Герсен Грим, и Игар вспомнил земной "Терион". Похоже, среди поздних скандинавских переселенцев были приверженцы тяжёлой музыки.
– Да, в мирных делах они преуспели, – продолжил меж тем ферьярец, – однако для практических, то есть военных целей, техника поморян приспособлена слабо. И это мой друг, весьма важный момент, на который тебе следует обратить внимание во время нашего путешествия.
Игар кивнул. Герсен взирал на поморов свысока, и технические чудеса, сотворенные народом-соседом, ферьярца мало впечатляли, поскольку создавались в основном для бытового применения и развлечений, за редким исключением, вроде артиллерийской оптики или вертолетов.
Но главная слабость, заключалась даже не в этом. Как утверждал Герсен Грим, поморы жили слишком разобщено, и отсутствие единого государства, делало славян слабыми, вне зависимости от их гениальных открытий.
Поморская земля показалась на третий день пути, когда воз миновал холмы и выехал к побережью Тамойского залива. С противоположной стороны виднелся небольшой уютный городок, состоящий в основном из двух и одноэтажных домов. В этом месте в узкий залив выдавался полуостров, и по дуге широкого водного поворота тянулись, прилипая к пирсам и берегу, картиночные строения. Центральную часть серафимской столицы закрывал большой комплекс зданий, называемый ферьярцами Cremlin, то есть самая старая, обнесенная забором часть города. Все здания, как домики частных жителей, так и общественные строения, например, склады и торговые цеха порта, пестрели всеми цветами радуги и прочими, разнообразнейшими колерами.
Три обоза, включая тот, где находился новоиспеченный дворянин, отправили на пароме на противоположную сторону залива. Издалека Игар видел дома фиолетовые, оранжевые, ультрамариновые и прочие – в немыслимой яркости и сочетаний, многие – с двускатными крышами. Воздействие старорусского стиля, тем не менее, чувствовалось вполне отчетливо. Кроме того, тут и там пестрели странные деревянные церквушки, пронзающие небеса узкими пирамидальными шпилями и крестами.
Избами и храмами, конечно, дело не ограничивалось. Герсен вещал, что поморы являются лучшими архитекторами Мирового Квадрата. Они не возводили помпезных дворцов и гигантских зданий, как ферьярцы и Мансипал, однако в частном домостроении им не было равных. Между привычных "избовых" форм Игар с огромным удивлением заметил дома в форме гигантских кубов и цилиндров, взгромоздившихся один на другой. Иногда казалось, что строение сейчас рухнет, однако, по словам Герсена, многие вычурные здания стояли более полувека.
Большая башня в центре, возможно, ратуша или муниципалитет (Игар не знал, как подобное называется у поморов) напоминало советский ампир со строгими формами, увековеченными в мраморе и граните. Было здесь и что-то подобное готическим замкам и мрачному романскому стилю с тяжелыми сводами, арками и цилиндрическим башнями-столбами "угнетающими пространство", однако в основном преобладало нечто, относящееся скорее к модернизму и даже постмодернизму. Правда, с весьма специфическими чертами, рожденными влиянием средневековой русской архитектуры.