Гостя устроили в отдельной комнате, дали воды умыться и пригласили за стол. В качестве угощения от себя он принёс уцелевшую фляжку зелена вина.
Во главе стола сидел Христофор, коренастый белокурый мужчина с круглым лицом, серыми навыкате глазами и усами, свисающими ниже подбородка. По правую руку посадил гостя и Занозу, по левую - жену Елену, женщину молчаливую и бесцветную от рыжеватых волос до блеклого лица и светлых глаз.
"Какие они все бледные здесь, на болоте, - подумал Седой Охотник. - Как ростки в погребе, без солнца".
Христофор подвинул к себе каравай хлеба и сосредоточенно стал его нарезать. Все в молчании следили за ним, как вдруг раздался тихий голос:
- Простите, это я.
- Опаздываешь, Улья, - не поднимая глаз от хлеба, сказал Христофор. - Нехорошо опаздывать, если в доме гость.
Улья - на самом деле её звали Юлия, но местные произносили имя так - с улыбкой поклонилась Седому Охотнику и торопливо села возле матери. Вот уж кто не казался ростком из погреба! Она так не походила на своих белесых и грубоватых родных, что в отличие от остальных на неё стоило посмотреть. И он смотрел на приятную улыбку сочных губ, прекрасные карие глаза, длинные ресницы, слегка загорелое или смуглое лицо, обрамлённое тёмными кудрями, округлую шею и на всё остальное, чего не видел, но что угадывал под льняной блузкой и цветастой юбкой.
Деля своё внимание между замечательным копчёным угрём и Ульей, Седой Охотник пытался завести с хозяевами разговор, но ничего не получалось. Заноза, как всякий набегавшийся ребёнок, жадно поедал всё, что попадало к нему в тарелку. Его отец ел неторопливо и основательно, что мешало поддерживать с ним связную беседу. У Елены куда большим вниманием пользовался кувшин с наливкой, которой она то и дело угощала гостя и не давала злоупотреблять мужу; надо отдать ей должное, женщина всё-таки не забывала и о сыне, подкладывая ему то копчёного угря, то жаркого, то тушенной с травами капусты. Оставалась одна Улья, но хотя не была увлечена едой и питьём, как другие, отвечала гостю коротко и не очень охотно.
Только когда Седой Охотник случайно упомянул столицу, Улья оживилась.
- Вы там бывали? На ярмарке, на кораблях, на балах?
- Бывал. - Он запнулся: Елена вдруг очнулась и с непонятной яростью смотрела на дочь.
- И на балах? - не обращала внимания на мать Улья. - Какой вы счастливец!
- Да, и на балах, - он невольно усмехнулся тому, как засияли её глаза и зарумянилось её лицо.
- Там должно быть замечательно, - размечталась Улья. - Большие дома, улицы из камня. Был у нас когда-то один путешественник, тоже ехал из столицы. Рассказывал чудесные вещи и туфли мне подарил, и бусы…
- Улья! - каркнула Елена. - Поела? Собери со стола и принеси трубку отцу!
Девушка надула губки, прекрасные глаза засверкали обидой, но удержалась от слёз и подчинилась приказу матери. А всё-таки, проходя мимо Седого Охотника, заговорщицки, легко его толкнула и бросила искоса взгляд.
После её ухода наступило неловкое молчание.
- Скажите, хозяин, а далеко речка или озеро? - не выдержал Седой Охотник. - Сегодня жарко, я бы охотно поплавал.
- Недалеко, - вежливо ответил Христофор. - Тут и море недалеко.
- А и правда! Я смотрел по карте, когда ехал к княгине. Но тут такие болота - ни за что бы не догадался.
- Сегодня море спокойное, оттого и тихо. А как волна идёт, так шум или рёв слышно, будто вода у дверей. Совсем близко. Разве что дороги не знать и в болото влезть, ну, или в трясину, и пропасть навсегда.
- А как пройти к морю? - уточнил Седой Охотник, смущённый такими перспективами.
- А вот мой бродяга покажет.
- Да, - Заноза выскочил из-за стола. - Я покажу, покажу.
Наверняка хотел отложить даже половинное наказание.
- Спасибо, спасибо вам, - говорил по дороге. - А то б отец дал мне ремня. Я теперь вас так люблю… ну, как Улью!
До моря и впрямь было недалеко. Дорога, как и все в околице, вела по болотцу, но зато пляж оказался совершенно не таким, как можно было бы себе представить: широкая полоса жёлтого песка, чистого и шелковистого. А за пляжем зеркало воды, удивительно спокойной и гладкой.
Седой Охотник снял с себя оружие, одежду и сапоги. Песок, нагретый солнцем, обжигал, но вода оказалась холодной. Он засомневался, купаться ли… отчаянно визжа, Заноза влетел в воду, обрызгав его с ног до головы, так что добру молодцу не оставалось ничего другого, как кинуться в море вслед за мальчишкой.
Это были самые лучшие минуты за весь день: душистые волны смыли с него пот и пыль, успокоили искусанную комарами и слепнями кожу. Потом он замёрз, выбрался на берег, растянулся на горячем песке и зажмурился.
- Можно посмотреть? - открыл глаза и увидел, что Заноза указывает на медальон, подарок старой княгини.
- Смотри, - он снял медальон и подал Занозе.
- Ох, красивый! Я скажу вам что-то, а вы никому не говорите, ладно?
- Не скажу.
- Я собираю медальки. У меня их уже четыре. Дома покажу, только вы же помните, что это тайна?
- Конечно, буду молчать.
- Если что, старшие у меня заберут и ещё выпорют. А такой медальки у меня нет. Те все не волшебные, а эта - волшебная, да?
- Ну, можно сказать и так, - усмехнулся Седой Охотник. - Когда-нибудь у тебя будет и такая. Как заслужишь, так и получишь.
- Какой вы умный! Я вас люблю даже больше Ульи!
Возвращались уже почти затемно. Перед самым хутором Заноза таинственно приложил палец к губам, потом схватил Седой Охотника за руку и потащил в заросли орешника, который чудом вырос в этом болотистом месте. Приподняв камень под одним из кустов, мальчик достал свёрток.
- Вот, видите?
Белый Охотник с удивлением рассмотрел вещицы. Это не были дешёвые бляшки или монетки, как он думал: два медальона из серебра, один серебряный позолоченный, а один из золота - и все такие же, как у него. На медальонах тоже были соколы и мечи-кладенцы. Только у двух серебряных и золотого на обороте гладко - как и на его медальоне - а на реверсе четвёртого, позолоченного, изображена голова волка.
- Откуда они у тебя?
Заноза испуганно посмотрел на него:
- Достал…
Седой Охотник невольно взял в руки позолоченный медальон, тот так и лёг ему в ладонь.
- Это ведь дорогие вещи, а они так просто не достаются.
- Ну, ладно, - решился Заноза. - Через болота есть прямой путь, два дня пути можно скостить. Но из чужаков никто его не знает. Наши старшие не любят, чтобы чужаки по болотам шлялись. А я соглашался и проводил. Вот мне и платили.
- Ладно, - сделал вид, что поверил, Седой Охотник. - Но откуда вот этот медальон, с волком на реверсе?
Заноза долго мялся.
- Приходил тут один, - сказал тихо. - Странный был, страшный немного, наши его прогнали. Но я его провёл, и он дал мне подарок.
- Украл у него? - строго спросил Седой Охотник, но мальчик возмутился:
- Я не ворую! Отец бы меня выпорол, ой-ёй!
- Этот медальон старинный и принадлежал тому, кто охотится на чудищ, кто оберегает людей от нечисти.
"Это особенный медальон, я слышал о таком, - думал он. - Моя висюлька - всего лишь пропуск, что-то вроде грамоты или разрешения на постой. А этот - вещь действительно сильная, может быть, волшебная. Он бы мне пригодился, наверное". Но вслух этих слов Седой Охотник не сказал.
Заноза пожал худенькими плечами:
- Разве тот, кто убивает чудищ, оберегает людей? Старшие говорят по-другому.
- Они ошибаются. А медальон… Продай мне его.
- Не дам. Он мой, и я его не украл.
- Я этого не говорю. Я хочу его купить.
- Нет!
- Тогда давай поменяемся. Ты возьмёшь мой, а я - твой. Согласен?
- Ну, не знаю, - Заноза взвесил их в руках. - Мой тяжелее. И красивее.
- А я расскажу всё твоему отцу! - разозлился Седой Охотник.
Мальчик понурил голову и зло сверкнул глазами:
- А обещали не говорить. Никакой вы не рыцарь.
- Послушай, я не скажу, не скажу… - опомнился Седой Охотник. - Ну, ты совсем глупый, посмотри: мой медальон золотой, а твой только позолоченный, он дешевле, значит, хуже.
Заноза недоверчиво покрутил головой:
- Хуже?
- Пойди и спроси, у кого хочешь, что дороже: серебро или золото?
Мальчик улыбнулся:
- Я и сам знаю, что золото. Ладно, меняемся. Только вы не скажете отцу о моих медальках? Вы уже раз передумали.
- Я никому не скажу! - "Глупый, да кто же о таком сокровище будет болтать? Только такой ребёнок, как ты".
Когда они подошли к дому, Христофор сидел на пороге, курил трубку и попивал зелено вино из фляжки. Из-за спины его сердито бормотала Елена:
- Крышу собирался починить… колесо… забор…
"Вот дура, - подумал Седой Охотник. - За обедом он пил наливку, теперь - зелено вино. Какая может быть крыша? Шею свернёт".
- Молчи! - буркнул жене Христофор. - Гость в доме, какая починка? Гостя угощать и развлекать нужно!
- Гость купаться пошёл, а дождь опять пойдёт и…
"Вот настырная тётка! Правильно говорят: ума нема - считай калека. Только не себя, а других до калечества доведёт".
- Тихо! - за Христофора можно было не бояться. - Гость в доме - это праздник! Пошла бы и цветов нарвала.
Елена ушла, но не за цветами, а в дом и хлопнула дверью.
Христофор поднял взгляд на Седого Охотника:
- А-а-а, вот и вы, сейчас мы с вами попро…
Хозяин посмотрел на кувшин возле полупустой фляжки, приоткрыл рот, заморгал, взял кувшин в руи и перевернул. Изумление его было неподдельным:
- Пусто? Тут же был полный кувшин!