"Что это она говорит? - задал себе вопрос Фурлоу. - Ведь она давно не Рут Мерфи. Она миссис Невилл Хадсон". Ему захотелось оттолкнуть ее от себя и закидать ее вопросами. Но это противоречило его профессиональным навыкам, с психологической точки зрения это было бы неверно. Он решил, что в конце концов ему хочется совсем не этого. Но ведь она - жена другого человека. Проклятье! Проклятье! Проклятье! Что же случилось тогда? Ссора. Он вспомнил их ссору… в ту ночь, когда он рассказал ей о стипендии, которую ему обещали за научную работу при университете. Она не хотела, чтобы он брал ее с собой, но и не хотела расставаться с ним на год. Ей казалось, что Денвер слишком далеко.
"Всего лишь один год". - Фурлоу как бы слышал собственный голос, произносящий эти слова.
"Ты больше озабочен своей чертовой карьерой, чем мною!" - У нее был такой же яркий темперамент, как и волосы.
После этого сердитого замечания он ушел. Письма его уходили в пустоту, без ответа. Когда он звонил, "ее не было дома". И он понял, что такое быть "сердитым"… и страдающим. Но что же на самом-то деле произошло?
И снова она сказала:
- Я не знаю, что должна чувствовать сейчас по отношению к нему.
- Могу я чем-нибудь реально помочь? - только и мог он произнести, но сам понимал, что это не те слова, что нужны.
Она отодвинулась от него.
- Энтони Бонделли, адвокат… Мы наняли его. Он хочет поговорить с тобой. Я… Я сообщила ему о твоем заключении об… отце… о времени, когда произошел психический срыв. - Ее лицо поморщилось. - О Энди!.. Почему ты уехал? Ты так был нужен мне. Ты так был нужен нам.
- Рут… Твой отец не принял бы от меня никакой помощи.
- Я знаю. Он ненавидел тебя… из-за… того, что ты сказал. И все-таки ты был нужен ему.
- Никто не прислушивался ко мне, Рут. Он был слишком важным человеком для меня, чтобы…
- Бонделли считает, что ты можешь помочь с оправданием. Он просил меня встретиться с тобой, чтобы… - Она пожала плечами, достала из кармана носовой платок и вытерла щеки.
"Так вот оно что, - подумал Фурлоу. - Она пытается поймать меня на удочку, купить мою помощь!"
Он отвернулся, чтобы Рут не увидела его перекошенное от гнева и боли лицо. На несколько секунд у него поплыло перед глазами, а потом он вдруг понял (очень медленно), что видит какое-то почти незаметное шевеление у края рощицы. Рой коричневых мошек. Похоже, но не совсем. Его очки. Где же его очки? В машине! Мошки начали подниматься вверх и растаяли в вышине. Их исчезновение сопровождалось странным давлением на его чувства, словно звук или что-то, похожее на звук, действовало ему на нервы, но теперь это исчезло.
- Так ты поможешь? - спросила Рут.
"А не такую ли я штуковину видел тогда, у окна Мерфи? - поинтересовался у самого себя Фурлоу. - Что же это такое?"
Рут сделала шаг к нему и посмотрела прямо ему в лицо.
- Бонделли казалось… из-за нас… ты, возможно… станешь колебаться.
"Черт бы побрал эти умоляющие нотки в ее голосе!"
Он мысленно повторил ее вопрос и ответил:
- Да, я сделаю все, что смогу.
- Этот человек… в тюрьме, это только внешняя оболочка, - сказала она тихим равнодушным, почти бесцветным голосом.
Фурлоу посмотрел на нее и увидел, как черты ее лица застывают по мере того, как она говорила.
- Он уже не мой отец. Он только выглядит как мой отец. Мой отец умер. Он мертв… уже долгое время. Мы не понимали этого… Вот и все.
"Боже! Какой же жалкой она выглядит!"
- Я сделаю все, что только смогу, - пообещал он, - но…
- Я знаю, что надежда не велика, - перебила она его. - Я знаю, что они чувствуют - эти люди. Этот человек убил мою мать.
- Люди понимают, что он ненормальный, - сказал Фурлоу, подсознательно говоря это наставительным тоном. - Они видят это по тому, как он говорит… и что сделал.
Сумасшествие, к сожалению, передается окружающим. Безумцы еще больше увеличивают безумие в мире. Общество не выносит сумасшедших и потому желает их изолировать. Сумасшедшие заставляют людей задавать себе вопросы, на которые они не могут ответить.
- Нам не нужно говорить об отце, - сказала Рут. - Не здесь. - Она оглядела рощицу. - Но мне придется поговорить о нем… или же я сойду с ума.
- Это вполне естественно, - заметил Фурлоу, стараясь успокоить женщину. - Он создает беспокойство, и общество отвечает… Проклятье! Иногда слова так глупы!
- Я знаю, - согласилась она. - Я тоже могу пользоваться клиническими обобщениями. Если моего… если этого мужчину в тюрьме признают сумасшедшим и отправят в лечебницу, люди будут вынуждены задавать себе очень неприятные вопросы.
- Может ли кто-либо внешне казаться нормальным, тогда как на самом деле он сумасшедший? - спросил Фурлоу. - Может ли человек быть сумасшедшим, когда он считает себя нормальным? А может, я сам тоже сошел с ума и способен на безумные поступки?
- Я сейчас все время плачу, - произнесла Рут и посмотрела на Фурлоу, потом отвела взгляд в сторону. - Вся моя душа, душа дочери, наполнена скорбью. Я… - Она глубоко вздохнула. - Я способна… ненавидеть… того человека за то, что он сделал с моей матерью. Но я все еще сестра, работающая в психиатрическом отделении, и я знаю весь этот профессиональный жаргон. Но ничто из этого не способно облегчить страдания дочери, скорбящей по матери. Странно, мне кажется, что во мне уживаются два человека.
И она снова посмотрела на Фурлоу, теперь уже не таясь. Взгляд ее был беззащитным.
- И я могу прибежать к человеку, которого люблю, и попросить его, чтобы он увез меня отсюда, потому что я боюсь… я испугана до смерти!
"Человек, которого люблю!" - Ее слова потрясли его. Он покачал головой.
- Но… а как же…
- Нев? - С какой же ненавистью было произнесено это имя. - Я не живу с Невом вот уже три месяца. Сейчас я у Сары Френч. Нев… Нев был ужасной ошибкой. Это жестокий мелочный человек!
Фурлоу почувствовал, что горло у него сжалось, чтобы не выдать свои эмоции. Он прокашлялся и, глядя в темнеющее небо, сказал:
- Через несколько минут совсем стемнеет.
Как же глупо и бессмысленно прозвучали эти слова!
Рут дотронулась до его руки.
- Энди, о Энди, что же я наделала?
Она очень медленно приблизилась к нему, и он обнял ее, провел рукой по волосам.
- Мы снова вместе. Мы снова вместе, - повторял Фурлоу.
Рут посмотрела на него.
- Вся беда в том, что этот человек в тюрьме не производит впечатления сумасшедшего. - Слезы текли по ее щекам, но голос звучал твердо. - Он считает, что моя мать изменяла ему. Большинство мужчин переживают по этому поводу.
Мне кажется… даже Нев мог страдать из-за этого.
Внезапный порыв ветра стряхнул на них капельки воды с листьев.
Рут высвободилась из его объятий.
- Давай пройдемся.
- В темноте?
- Мы знаем дорогу. Кроме того любители верховой езды установили там фонари. Их можно видеть каждую ночь, если идти через пустырь в больницу. Они автоматические.
- Может пойти дождь.
- Ну и пусть, щеки мои и без того уже мокрые от слез.
- Рут… милая… Я…
- Давай просто пройдемся по этой дороге… как когда-то.
Но Фурлоу все равно еще колебался. В этой рощице было нечто пугающее… какое-то давление, почти ощутимый шум. Он подошел к машине, нагнулся и стал искать очки. Надев их, он огляделся - ничего. Не было никаких мошек, ничего странного… кроме этого давления.
- Тебе не понадобятся очки, - сказала Рут. И взяла его за руку.
Фурлоу вдруг обнаружил, что не может говорить, внезапно ощутив боль в горле. Он попытался проанализировать этот страх. Он боялся не за себя. Он боялся за Рут.
- Идем же! - торопила его женщина.
Фурлоу позволил ей повести себя вперед по траве в направлении аллеи для верховых прогулок. Внезапно темнота обступила их, едва только они вышли из эвкалиптовой рощи и оказались под соснами и каштанами, растущими вдоль этой аллеи. Ее освещали фонари, прикрепленные к деревьям на довольно большом расстоянии друг от друга и образовывавшие причудливые тени сквозь промокшую листву. Несмотря на прошедший днем дождь утрамбованная копытами тропа не раскисла.
- Мы одни сейчас на этой аллее, - сказала Рут. - Да и кто выйдет из дома в такое время и в такую погоду? - Она сжала его руку.
"Но все же мы не одни", - подумал Фурлоу. Он ощущал присутствие чего-то рядом с ними: что-то было в воздухе, наблюдало за ними, несло какую-то опасность. Он опустил свой взгляд на Рут - макушкой она доставала ему до плеч. Ее мокрые волосы тускло блестели при свете фонарей. Гнетущая тишина сырого леса обступила их… И странное ощущение давления тоже не нравилось ему. Утрамбованный чернозем поглощал звуки их шагов.
"Это ощущение сводит меня с ума, - подумал Фурлоу. - Если бы о нем рассказал какой-нибудь пациент, я сразу бы попытался определить источник этих галлюцинаций".
- Я любила гулять здесь, когда была ребенком, - сказала Рут. - Еще до того, как здесь установили эти фонари. По мне так лучше бы их и не устанавливали.
- Ты гуляла здесь в темноте? - спросил Фурлоу.
- Да. Неужели я никогда не рассказывала тебе это?
- Да, не рассказывала.
- Как же посвежело после дождя. - Она глубоко вздохнула.
- А твои родители знали об этом? Сколько же тебе тогда было?
- Кажется, одиннадцать. Мои родители не знали об этом. Их слишком занимали вечеринки и прочая чепуха.