Карев внимательно смотрел на обоих шефов, ища объяснения. Лицо Баренбойма было, как обычно, непроницаемо, зато Плит, с глазами, как выцветшие кружки, легонько покачивался на своем невидимом стуле и улыбался, не разжимая губ, погруженный в какие-то внутренние процессы.
- Да, - продолжал Баренбойм. - Здравый рассудок, мужицкий ум, толковая голова - назовите как угодно - во всяком случае, ни одна фирма не может процветать без этого. Скажу вам, Вилли, ко мне приходят в поисках работы действительно умные ребята, а я заворачиваю их, ибо они слишком интеллигентны и так разговорчивы, что их никто не переговорит. Совсем как компьютеры, которые выполняют миллион операций в секунду, а в результате посылают новорожденному счет на тысячу долларов за электричество. Вы понимаете?
- Да, я знаком с парочкой таких, - ответил Карев, вежливо улыбаясь.
- Я тоже знаю много таких. Но вы-то другой человек. Именно потому я так быстро вас продвинул, Вилли. Вы работаете у нас полгода, а уже занимаетесь контролем счетов целого отдела биопоэзы. Можете не сомневаться, это действительно быстрое продвижение. Другие работают у меня четыре-пять лет, а занимают более низкие должности.
- Я искренне благодарен за все, что вы для меня сделали, - заверил Карев с растущим интересом. Он знал, что является вполне приличным бухгалтером и только. Так неужели могло произойти такое, что подняло бы его на высшую ступень управления за много лет до срока?
Баренбойм взглянул на Плита, который играл золотой сигарой, потом снова на Карева.
- Поскольку я очень четко определил свою позицию, надеюсь, вы позволите мне задать очень личный вопрос. Я имею на это право?
- Разумеется, - ответил Карев, судорожно сглатывая слюну. - Спрашивайте.
- Отлично. Так вот, Вилли, вам сорок лет и вы по-прежнему биологически исправный мужчина. Когда вы собираетесь закрепиться?
Вопрос этот резко ударил Карева потому, что его задали неожиданно, и потому, что этим вопросом они попали в самую точку его беспокойства о своей супружеской жизни. Оно росло в нем уже лет пять, с момента, когда он обнаружил на виске Афины первый седой волос. С трудом подыскивая подходящие слова, он почувствовал, что краснеет.
- Пока… пока я не определил точной даты. Конечно, мы часто разговариваем об этом с Афиной, но нам кажется, что у нас еще есть время…
- Есть время! Я удивлен. Ведь вам сорок лет. Стеролы никого не ждут, и вы знаете не хуже меня, что развитие склероза сосудов - единственный физиологический процесс, который нельзя повернуть вспять с помощью биостатов.
- Но ведь есть средства против быстрой свертываемости, - мгновенно ответил Карев, ни секунды не задумываясь, как боксер, парирующий удар.
На Баренбойма это не произвело впечатления, но, видимо, он решил начать с другой стороны, ибо взял какую-то перфокарту и сунул ее в читник.
- Это ваши личные данные, Вилли. Я вижу, что… - он замолчал, вглядываясь в экран размером с ладонь, - …ваша жена по-прежнему фигурирует в картотеке Министерства Здоровья как смертная. А из документов следует, что ей уже тридцать шесть лет. Почему она так долго тянет?
- Мне трудно ответить на это, - Карев глубоко вздохнул. - У Афины свои чудачества. Она сказала… сказала…
- Сказала, что не сделает себе укола, пока этого не сделаете вы. Подобная ситуация часта среди моногамных супружеских пар, живущих "один на один". Отчасти в этом нет ничего удивительного, но… - в улыбке Баренбойма отразилась печаль двух столетий. - Но, говоря напрямую, Вилли, сколько можно с этим тянуть?
- Действительно… Вообще-то, через неделю будет десятая годовщина нашей свадьбы.
Карев с удивлением вслушивался в свой голос, как в чужой, гадая, что он сейчас произнесет.
- Я решил, - продолжал он, - что для празднования этой годовщины мы с Афиной должны повторить наш медовый месяц. А потом я хотел закрепиться.
На лице Баренбойма отражались удивление и облегчение. Он взглянул на Плита, а тот, румяный и безобразно довольный, кивнул головой, подскакивая на своем пружинящем стуле.
- Вы даже не представляете, Вилли, как я рад, что вы решились, - сказал Баренбойм. - Я не хотел оказывать на вас давления, хотел, чтобы вы действовали, как человек совершенно свободный.
"Что со мной происходит? - мысленно задал себе вопрос Карев. Он с трудом сдерживал желание коснуться щетины на лице, когда эта мысль холодным огнем вспыхнула в его голове. - Я же вовсе не хотел закрепляться через месяц".
- Вилли, - вежливо обратился к нему Баренбойм, - вы человек неглупый. До сих пор наш разговор был беспредметен, поэтому вы наверняка удивляетесь, зачем вас сюда пригласили. Я прав?
Карев рассеянно кивнул. "Я не могу закрепиться, - думал он. - Правда, Афина любит меня, но все равно, я потерял бы ее самое большее за год".
- Итак, приступим к делу, - в словах Баренбойма, сформулированных и произнесенных с опытом, полученным в течение жизни в три раза большей, чем обычно, совершенно ясно прозвучало напряженное возбуждение, и Карев замер от дурных предчувствий. - Хотели бы вы стать первым в истории человечества мужчиной, который, получив бессмертие, сохранит свои мужские способности?
Разум Карева взорвался образами, хаосом слов, понятий, желаний, опасений. Он пересек бесчисленные вселенные, над серебристыми морями прокатились черные звезды.
- Я вижу, что удар был силен. Нужно время, чтобы освоиться с этой мыслью, - сказал Баренбойм и с довольным выражением лица откинулся на стуле, сплетя белые пальцы.
- Но ведь это невозможно, - запротестовал Карев. - Общеизвестно, что…
- Вы такой же, как и мы, Вилли. Вы не можете принять на веру то, что гипотеза Вогана является всего лишь тем, чем является, то есть - гипотезой. Концепция, что бессмертное существо не может иметь способностей к воспроизведению, очень эффектна. Воган утверждал, что если биостатическая связь появится и начнет действовать случайно или умышленно, природа затормозит мужскую способность плодиться для соблюдения биологического равновесия. Не пошел ли он в своих предположениях слишком далеко? Не принял ли он локальное явление за универсальное?
- Он у вас есть? - резко прервал его Карев, вспомнивший, что все фармацевтические фирмы мира уже более двухсот лет, невзирая на затраты, яростно и до сих пор безуспешно ищут биостат, терпимый к сперматидам.
- Есть, - прошептал Плит, заговорив впервые за время беседы. - Теперь нам нужен только подопытный кролик стоимостью в миллиард долларов. Это вы, Вилли.
Глава ВТОРАЯ
- Я должен точно знать, что от меня потребуется, - сказал Карев, хотя уже принял решение. Афина выглядела как никогда привлекательно. Все же в последнее время он заметил на ее лице первые слабые знаки, предупреждающие, что пора кончать это топтание на месте и делать вид, что ботинки от этого не изнашиваются… Мы проводим великолепный уик-энд, освещенный месяцем в пурпурном полумраке, а когда сквозь пальцы просачиваются последние его минуты, нам не хватает честности, чтобы заплакать от жалости. "Через неделю эта прелесть повторится", - говорим мы, делая вид, что наш собственный календарь повторяющихся недель, месяцев и времен года - это истинная карта времени. Но время - это просто черная стрела…
- Разумеется, мой дорогой, - ответил Баренбойм. - Прежде всего вы должны помнить о необходимости соблюдать полную тайну. Впрочем, может, я просто яйцо, которое хочет быть умнее курицы? - Он взглянул на Карева, отдавая должное трезвости рассудка своего бухгалтера. - Скорее, это вы могли бы сказать мне, что потеряла бы Фарма, если бы какой-нибудь другой концерн узнал об этом преждевременно.
- Соблюдение тайны - это абсолютная необходимость, - признал Карев, по-прежнему видя перед собой лицо Афины. - Это значит, что мы с женой должны будем исчезнуть?
- Да нет же! Совсем наоборот. Ничто не привлекло бы внимания промышленного шпиона так быстро, как ваше исчезновение отсюда и появление, скажем, в наших лабораториях на Перевале Рэндела. Мы с Мэнни считаем, что лучше всего вам вместе с женой и дальше вести нормальную жизнь, как будто не произошло ничего чрезвычайного. Обычные врачебные осмотры, о которых никто не будет знать, вы сможете проходить здесь, в моем кабинете.
- Значит, я должен делать вид, что не закрепился? Баренбойм внимательно разглядывал свою правую руку.
- Нет, - сказал он. - Вы именно должны делать вид, что закрепились (до чего нелепое выражение!). Не забывайте, что ни о каком закреплении нет и речи. Вы останетесь биологически исправным мужчиной, однако вам безопаснее начать пользоваться депиляторами для лица и вообще вести себя так, как положено остывшему.
- Ах, вот оно что, - ответил Карев, удивленный силой внутреннего протеста, который все это у него вызвало. Ему невероятно повезло получить предложение бессмертия безо всяких связанных с этим ограничений, что еще несколько минут назад было нереальной мечтой, и все же он содрогнулся при мысли об уничтожении внешних признаков мужественности. - Конечно, я соглашусь на все, но если это новое средство так хорошо, то не лучше ли делать вид, что я не получил укола?
- При других обстоятельствах - да. Однако я догадываюсь, что большинство друзей знает о вашем отношении к уколам. Верно?
- Похоже, так.
- Значит, их удивит, если ни с того, ни с сего Афина станет бессмертной, а вы внешне нисколько не изменитесь. Вы же знаете, как трудно женщине скрыть факт, что она сделала укол.