Лицо преподавательницы заливал багровый румянец.
- Ну, знаете, это... Фролова! Нефедов! Вы... Как вам не стыдно?!
* * *
Первая пара для профессора Викторова пролетела незаметно. Малый практикум неумолимо приближался. Третий корпус, шестой этаж, комната 6-13, барышни-лаборантки, барышня-сисадмин, снедаемая страхом перед вирусами, и восемь юных лиц, не оскверненных излишними знаниями...
Нет, мне-то они хотя бы в открытую не дерзят. А девчонки от них просто плачут. Как не совестно быть такими хамами: проверять носители информации - обязанность лаборанта, а ты, коль уж попытался воспользоваться на занятии чужой программой, и уличили тебя - веди себя скромнее! Было бы чем гордиться! Другой бы глаз поднять не смел...
Владимир Данилович прервал себя, сделал глубокий вдох и медленный выдох, затем, выщелкнув капсулу из упаковки, быстро прилепил ее к нёбу, благо в лифте он был один.
И вовремя. В холле шестого этажа сидел Нефедов собственной персоной. Тянул вонючую сигарету, опустив подсиненные ресницы и роняя пепел на гофрированную русую бородку. Увидел, мотнул завитой гривой: "Здрассь..." Имя-отчество преподавателя вспомнить не смог.
- Здравствуйте. Вы собираетесь присутствовать на моем занятии? - спросил Владимир Данилович с доброжелательным любопытством.
- Да, конечно. Сейчас. - Нефедов последний раз затянулся, забычковал о край урны и полетел спортивным шагом -надевать халат и включать компьютер и камеру.
Профессор проводил его мрачным взглядом. Стоило увидеть этого типа - и насмешливое равнодушие, которое он обычно испытывал при виде студентов малого практикума, собирающих в горсточку жалкие крупицы усвоенных знаний, сменялось раздражением. До чего паскудная мода. Рост под два метра и косая сажень в плечах как-то двусмысленно сочетаются с разноцветными шелковыми шароварами и мелкими локонами, да вдобавок щедро подкрашенные ресницы, стрелки на веках... Кого он из себя изображает, ассирийца или древнего индуса? - Черт разберет. Впрочем, скорее первое. И сколько ни напоминай себе, что надо быть терпимей, что молодости присуще стремление к крайностям, что сладковатый запашок сигареты - сущие пустяки в мире, где подростки ходят с черепными электродами, - но только увижу эту задницу, облитую шелком, услышу этот расслабленный голос... Жрец ассирийский, ты гляди! Так бы вот и сказал, где именно и с какой целью тусуются этакие жрецы, и плевать на уважение к личности студента.
Нет, и мы, бывало, доводили преподов своим гарвардским английским, и слыхали от первого шефа безапелляционное: "Хочешь у меня работать - чтоб я больше не слыхал этих "блин-ващще" и "типа-того"... Но все же такими мы не были. Ему на науку плевать. Так, времяпрепровождение между двумя более ответственными инкарнациями - сам уже уверовал в эти идиотские выдумки. Сам и нарвется рано или поздно, но чего ради в таком случае мы тратим на него деньги и время? Гнать надо, господа, таких студентов, в шею гнать, - приговаривал он в такт шагам.
Впереди хлопнула дверь - Нефедов прибыл на рабочее место. Таблетка действовала, гнев уступал место иронии и спокойствию. Когда девятки на всех часах Университета сменились нулями, в аудиторию 6-13 вошел уравновешенный, оптимистически настроенный человек, готовый поделиться с молодежью бесценными знаниями.
- Так. Сегодня все на месте, это приятно.
Все и всё на месте. Две крахмальные лаборантки за своим столиком смотрят сериал, пустив звук в уши. Имеют полное право - на столах идеальный порядок, камеры в рабочем состоянии (по крайней мере на первый взгляд), "DevArt" загружен. Студенты закрыли рты и достали наладонники с конспектами: перед смертью не надышишься.
Первый ряд: Нефедов, уже успевший спрятать шумерские локоны под белую шапочку (шпильками заколол, не иначе), смотрит на профессора ясными серыми глазами в черных сурьмяных веках. Интересно, среди шумеров были блондины?.. Слева у него девочка по фамилии Ли - темноволосый восточный ангел, справа у него Фролова - стрелки на глазках и улыбочка, что у самого Нефедова, но на девичьем личике это более уместно; справа от нее еще девочка, Онипченко, не такая красивая, как Ли, зато с татуированной орхидеей на лбу. Гарем. Второй ряд: худой, долговязый Максимов с золотыми пятачками контактов на бритом черепе, весь - корректное равнодушие, вместо того чтобы работать, пишет стихи трагического и интимного содержания; Кречинская в новеньком лучезарном пенсне; Ващенко с пробором, сияющий энтузиазмом, тоже наглец, но маниакально усердный, таких во времена Викторова звали "ботаниками"; наконец, Спящая Красавица - вот уже месяц выходит замуж, на занятиях ни фига не делает и откровенно дремлет. Итак, господа мои...
- Итак, господа мои, сегодня мы продолжаем заниматься онтогенезом кольчатых червей. Предполагается, что соответствующая лекция и семинар уже прошли, с темой вы знакомы. Это так? - Насладившись общим выражением застенчивого согласия, Владимир Данилович приступил к опросу. - Может быть, кто-то хочет нам поведать, каковы основные особенности онтогенеза кольчецов? - Народ безмолвствовал. - Нефедов.
- Почему я?
- А почему бы и нет?
Вздох.
- Онтогенез - это процесс развития организма, включающий антенатальную и постнатальную стадию...
- Нет, извините, я вас перебью. Вопрос был - онтогенез кольчецов. Давайте сразу к делу.
Молчание.
- Хорошо, какой у них тип дробления?
"Спираа..." - шепот справа. Викторов суровым взглядом пресек эту детсадовскую глупость. Знаешь, так подними руку.
- Дробление происходит по спиральному типу.
- Отлично. Как мы поведем регулировку?
...В следующие пять минут Нефедов был уличен в незнании элементарных истин и вдобавок в неумении себя вести. Потом Кречинская шмыгала носом, губы и голос у нее дрожали (чем так переживать, почему бы тебе не послушать лекцию или хотя бы не взглянуть на чужой конспект, ходячее ты несчастье?). Спящая Красавица оттопырила пальчик с кольцом. Максимов принес извинения, что не смог подготовиться должным образом, и потупил карие очи, услышав ритуальное сообщение: "Я не должен бы допускать вас до занятия, ведь это уже не в первый раз, будете отвечать на зачете". Ващенко отбарабанил цитату из лекции и поинтересовался, что произойдет, если повысить концентрацию глюкозы до физиологического максимума.
Наконец общими усилиями проговорили вслух все теоретические сведения, необходимые для выполнения задачи, и лаборантка Катя раздала пробирки с яйцеклетками. Теперь Владимир Данилович мог заняться делами. Студенты должны были, пользуясь справочной литературой и лекционным материалом, настроить стандартную программу для беспозвоночных под дождевого червя и запустить онтогенез - индивидуальное развитие организма. Стало быть, то, каким получится организм, полностью зависело от подготовленности и уровня интеллекта его создателя.
Теоретически преподаватель должен был наблюдать за ходом работы, но в данном печальном случае наблюдение свелось бы к непрерывным подсказкам, которые все равно бы не изменили результата. Поэтому он ободряюще улыбнулся, сказал: "Вперед!" и прошел в лаборантскую, чтобы с тамошнего компьютера заглянуть в Интернет. Ничьих интересов это не ущемляло: студентам и лаборанткам было сейчас не до новостей, разобраться бы с прописными истинами.
Владимир Данилович набрал знакомый адрес и погрузился в скандальную статью Шуа, который уже месяц болтал где только мог о якобы возможной регулируемой проработке условных рефлексов. Пожалуй, пришло время поймать его за язык и выставить на посмешище...
Время пролетело незаметно. Первым появился, натурально, Ващенко: в одной руке лоток с этикеткой: "Червь дождевой Lumbricus terrestris, 12.02.41, оператор Г.Ващенко", в другой распечатка программы и протокола эксперимента. Червяк был толстый, ярко-розовый и радостно вихлялся. Ващенко поглядел через плечо профессора, как тот ставит плюс против его фамилии, поклонился и исчез. Остальные не спешили. Разговор в чате вышел нудным: Шуа, как многие безумцы, отличался упрямством и редким терпением, цеплялся к каждому слову, а когда его припирали к стенке, переходил с английского на бельгийский французский и отпускал малопонятные шутки; дискуссия ветвилась на темы и поворачивала к началу, как вдруг оказалось, что на часиках в углу тач-скрина натикало 18:16, и профессор Викторов вежливо распрощался. У студентов вышли последние сроки, следовало их поторопить.
- Как успехи?
Успехи были странные. Лаборантки стояли возле Кречинской, которая боязливо тыкала в дохлого червя препаровальной иглой и рыдающим голосом объясняла, что у нее получились такие крупные ганглии, потому что она совершенно нечаянно перепутала на пятой стадии цАМФ и цГМФ. Максимов вывел на тач-скрине буквенную клавиатуру и вдохновенно барабанил по ней всеми пальцами, не обращая внимания на красное слово "end" в окне программы; значения в строке параметров ясно показывали, что юный графоман лишил свое изделие гонад и выделительных протоков. А все остальные покинули свои камеры и сгрудились у стола Нефедова, галдя и гогоча. Что еще за балаган?
- В чем дело, что за балаган? - спросил Викторов. Никто не ответил, но все замолчали. Девица с цветочком глупо улыбалась. Ассирийка Фролова, наоборот, улыбнулась хитро и почему-то попятилась, обходя стол.
- Ну?
Все посмотрели на Нефедова. (Я так и знал.)
- Владимир Данилович, я тут немного, э-э... отклонился от темы. Посмотрите, пожалуйста.
Только не удивиться, сказал себе Владимир Данилович, не выразить вообще никаких интересных для них чувств. И заглянул в лоток для готовых изделий.
Он был уверен, что контролирует мимику, но сердце будто оборвалось и противно перевернулось в груди.