Выйдя на улицу и нырнув в октябрьскую изморось, я решил, что сейчас не время бросать курить. Разговор с Питерсоном доконал меня, и я выкурил две сигареты, пока шагал в аптеку за новой пачкой. Я думал, что этот легавый окажется очередным безмозглым грубияном, но не тут-то было. Если он сказал мне правду, значит, полиции действительно удастся состряпать дело. Оно, конечно, может развалиться, но в отставку капитана уж точно не отправят. Сейчас он был в незавидном положении. Арестовав доктора Ли, капитан рисковал своим креслом. С другой стороны, воздержаться от ареста, имея столь веские улики, тоже опасно. Питерсон принял решение, потому что был вынужден сделать это. И теперь будет стоять на своем, пока не исчерпает все возможности. К тому же, капитан уже заготовил себе пути отхода и в случае чего сможет свалить вину на миссис Рэндэлл. Прибегнуть к излюбленной тактике хирургов и терапевтов, получившей в их среде кодовое наименование ЭМР - "это моя работа". Если, к примеру, у больного лихорадка и лейкоцитоз, да ещё боли в правой нижней части живота, то самый вероятный диагноз - аппендицит. Хирург вскрывает брюшную полость и видит, что аппендикс в порядке. Тем не менее, если его решение не было скоропалительным, операция считается оправданной, поскольку все симптомы указывали на аппендицит, а промедление могло привести к смерти пациента. Так же и Питерсон: он может действовать на основании собранных улик, и неважно, прав он или нет. С этой точки зрения позиции капитана неуязвимы. Если Арта осудят, Питерсон не получит медали. А если оправдают, капитана защитит удобная формула: это моя работа.
Я вошел в аптеку, купил две пачки сигарет и позвонил в пару мест из автомата. Первым делом я связался с лабораторией и сказал, что сегодня уже не вернусь на работу. Потом позвонил Джудит и попросил её посидеть с Бетти. Она спросила, виделся ли я с Артом и все ли в порядке. Я ответил, что да, виделся, и его выпустят через час или около того.
Обычно я ничего не скрываю от жены. Ну, разве что какие-нибудь мелочи. Например, чем занимался Камерон Джексон на съезде американского хирургического общества несколько лет назад. Это могло расстроить Джудит, она наверняка стала бы переживать за жену Камерона. Прошлой весной Джексоны все-таки развелись, и Джудит была сама не своя. Такие разводы у нас называют "разводами по-эскулапски", и обычно они не отягощены условностями. Камерон - прекрасный ортопед с обширной практикой - начал пропускать домашние трапезы и безвылазно сидел в больнице. Вскоре его жене это надоело. Сначала она возненавидела ортопедию как отрасль медицины, а потом - и самого Камерона. Ей достались оба ребенка и алименты, триста долларов в неделю. Но блаженства она не обрела. Потому что ей был нужен Камерон, только без медицины.
Камерон тоже не лучится счастьем. На прошлой неделе я виделся с ним, и он туманно намекнул, что хочет жениться на медсестре, с которой недавно познакомился. Он знал, что не сможет избежать пересудов, но думал: "По крайней мере, уж эта, новая, меня поймет". Это было начертано у него на лице.
Я часто вспоминаю Камерона Джексона и ещё десяток знакомых мне врачей, так же беззаветно преданных делу. Обычно я думаю о них поздними вечерами, когда задерживаюсь в лаборатории, и работы столько, что я даже не могу позвонить домой и предупредить об опоздании.
Мы с Артом однажды обсуждали эту тему, и последнее слово осталось за моим другом, который с присущим ему цинизмом заявил: "Теперь я начинаю понимать священников с их безбрачием".
Брак самого Арта был почти удушающе прочен. Полагаю, потому что Арт - китаец, хотя, конечно, дело не только в этом. Супруги Ли - люди просвещенные, не очень чтут традиции, но и не полностью свободны от них. Таково, во всяком случае, мое мнение. Арт постоянно испытывает чувство вины оттого, что проводит слишком мало времени в кругу семьи, и буквально заваливает своих потомков дарами. Они ужасно избалованы, но Арт обожает их и, когда начинает рассказывать о своих чадах, остановить его бывает трудно.
Его отношение к жене несколько сложнее и менее однозначно. Иногда Арту хочется, чтобы она увивалась вокруг него, как верная собачонка. Порой и она хочет того же. Но не всегда. Зачастую Бетти ведет себя очень независимо.
Бетти Ли - одна из красивейших женщин, которых я знаю. Она стройна, грациозна и мила в обращении. Рядом с ней Джудит кажется грузной, крикливой и едва ли не мужеподобной.
Джудит и я женаты уже восемь лет. Мы познакомились, когда я учился в медицинской школе, а Джудит была на последнем курсе колледжа Смита. Она выросла на ферме в Вермонте и, подобно многим красивым женщинам, немного тугодумка.
Позвонив ей, я сказал:
- Присмотри за Бетти.
- Хорошо.
- Успокой её.
- Хорошо.
- И не подпускай к ней газетчиков.
- А они придут?
- Не знаю. Но если нагрянут, гони их прочь.
Джудит сказала, что так и сделает, и положила трубку.
Я тотчас позвонил Джорджу Брэдфорду, поверенному Арта. Джордж был толковым правоведом и знал нужных людей. Он возглавлял юридическую фирму "Брэдфорд, Стоун и Уитлоу". Его не оказалось в конторе, и мне пришлось оставить сообщение.
Наконец я позвонил Льюису Карру, профессору клинической медицины из бостонской Мемориальной больницы. В регистратуре не сразу нашли его, а когда отыскали, Льюис, по своему обыкновению, резко буркнул в трубку:
- Карр у телефона.
- Лью, это Джон Берри.
- Привет, Джон, что у тебя на уме?
В этом был весь Карр. Большинство врачей соблюдает некий ритуал телефонного общения: сначала - вопрос о самочувствии, потом - о работе и, наконец, о семье. Но Льюис не придерживался заведенного порядка. И не только в телефонных разговорах.
- Я звоню насчет Карен Рэндэлл.
- А что такое? - Его голос зазвучал настороженно. Похоже, в Мемориалке не было охотников обсуждать эту тему.
- Расскажи все, что знаешь о ней. Может, слышал что-нибудь?
- Понимаешь, Джон, её папаша - большая шишка. Поэтому я знаю все и не знаю ничего. Кто интересуется ею?
- Я.
- Лично ты?
- Вот именно.
- С какой стати?
- Я дружен с Артом Ли.
- Так его замели? Я слышал об этом, но не поверил. Мне всегда казалось, что Ли слишком умен, чтобы…
- Лью, что произошло вчера вечером?
Карр вздохнул.
- Господи, тут такое творится. Поганые дела. Амбулаторное отделение гудит как улей.
- Что ты имеешь в виду?
- Сейчас я не могу говорить об этом, - сказал Карр. - Лучше приезжай ко мне.
- Хорошо, - ответил я. - Где тело? У вас?
- Нет, в Городской.
- Вскрытие уже было?
- Понятия не имею.
- Ладно, я загляну к тебе через несколько часов. Можно раздобыть её историю болезни?
- Сомневаюсь. Сейчас она у старика.
- Хорошо, до встречи.
Я повесил трубку, опустил в щель телефона ещё один десятицентовик и позвонил в морг Городской больницы. Секретарша подтвердила, что тело у них. Секретаршу звали Элис, и она страдала гипотиреозом, поэтому голос её звучал так, словно она проглотила контрабас.
- Вскрытие уже было? - спросил я.
- Вот-вот начнется.
- Не могли бы они немного подождать? Я хотел бы присутствовать.
- Едва ли это возможно, - протрубила Элис. - Тут какой-то непоседа из Мемориалки. Ему не терпится взяться за нож, так что поторопитесь.
Я сказал, что уже выезжаю, и повесил трубку.
5
Многие бостонцы свято верят, что в их городе можно получить лучшее в мире медицинское обслуживание. Эта точка зрения укоренилась в умах горожан так прочно, что почти никто не берется оспаривать её.
Зато вопрос о том, какая же из городских больниц лучше других, служит предметом нескончаемых и жарких дебатов. Главных претендентов на первое место в Бостоне три: Общая, Бригхэмская и Мемориальная больницы. Патриоты Мемориалки скажут вам, что Общая слишком большая, а Бригхэмская - слишком маленькая; Общая - чисто клиническая, и это плохо, а Бригхэмская - строго научная, и это тоже плохо; в Общей пренебрегают хирургией и предпочитают лекарства, а в Бригхэмской - наоборот. И, наконец, вам торжественно заявят, что персонал Общей и Бригхэмской в подметки не годится врачам и медсестрам Мемориалки, в которой работают высокоученые и умные люди.
Но любой, кто от нечего делать расставляет бостонские больницы по ступенькам пьедестала, наверняка поместит Городскую где-то возле самого подножия. Я подъехал к ней, миновав здание торгового центра - самого внушительного строения в районе, который политиканы величают Новым Бостоном и который представляет собой лес небоскребов, приютивших гостиницы и магазины и разделенных небольшими площадями с фонтанами и обширными пустырями без фонтанов, придающими этим местам "современный облик".
Городская больница стоит на расстоянии короткого, но волнующего пешего перехода от района красных фонарей, далеко не нового и не современного на вид, но весьма оживленного и исполняющего свое предназначение так же исправно, как, скажем, стоматологическая поликлиника.
Район красных фонарей расположен на краю негритянских трущоб Роксбери и соседствует с бостонским Сити. Пробираясь по нему и лавируя между притонами, я раздумывал о том, как же бесконечно далеко отсюда до вотчины Рэндэллов.
Рэндэллы, разумеется, практикуют в Мемориалке. В Бостоне хорошо знают этот старинный род, в котором почти наверняка был хотя бы один скрюченный морской болезнью пилигрим, приплывший на "Мейфлауэре" и внесший свой вклад в генофонд семейства. Доподлинно известно, что Уилсон Рэндэлл пал в бою на Маячном холме в 1776 году.