"Земля. Ещё один подводный город в районе Канарских островов принял первых поселенцев... Синтез белка, таким образом, достигает на выходе... Издательство "Лот" выпустило в свет монокристалл полного собрания сочинений Фёдора Достоевского в переводе на интерлинг... Заканчиваются планировочные и ландшафтные работы на строительстве Музея обитаемых миров... По желанию отдыхающих в Хиве, Паланге и Монтевидео пройдут обильные кратковременные дожди..."
Новости из жизни внеземных поселений Илья слушать не стал. Мир огромен. У него миллионы забот. И одна из них его, Ильи, – помочь человеку. Неотложная, сверхважная забота.
Он вызвал местный информационный центр. Илья знал, что с машиной разговаривать надо медленно и отчётливо, и дважды терпеливо повторил:
– Мне нужны сведения об Анатоле Жданове. Любые. Всё, что есть в наличии.
В наличии оказалось немного. Стандартная анкета, отклики школьных учителей, свидетельство о смерти матери, сообщения о выставке, четыре рецензии.
"Вот как, – с горечью подумал Илья, перечитывая скупые строки медицинского заключения, – отца Анатоль не помнит – он погиб на Меркурии, когда мальчику не было и трёх лет. А мать... Кровоизлияние в мозг – и ты в мире один. Неважно, что это добрый мир, что он тебя любит и считает родным. Общество – да, коллективное воспитание детей – да, но заблуждался известный фантаст прошлого, считая материнство слепым животным инстинктом и отводя для него в будущем роль духовного рудимента: остров Ява так и не стал заповедником Материнства. Напротив. Нет в новом мире более чистых и возвышенных чувств, более крепких уз, чем те, что связывают человека со своим продолжением. Сейчас это называют "феноменом ребёнка", а один поэт удачно объяснил его диалектику: "Закончилась последняя Охота. Закончилась! Убит последний Страх. Теперь осталась главная забота – играть с детьми. Играть! И мудрости высокой узнать секрет – узнать, как зажигать улыбки на устах".
Учителя отмечали разносторонность интересов Анатоля. За время учёбы он увлекался в разное время химией, кибернетикой, астрономией. Затем неожиданно занялся исследованиями в области биологии и медицины. Объяснялось это просто – начало поисков тайн живого совпадало со смертью матери. Именно в такую форму – попытку борьбы – вылилась реакция подростка на страшную потерю.
"Где-то здесь, – подумал Илья. – Где-то здесь проглядели Анатоля... Увлечение биологией прошло не само по себе: попытка борьбы с законами природы, конечно же, закончилась неудачей. Детский максимализм был посрамлён. Это усугубило чувство потери и... бессилия что-либо изменить. Очень опасное чувство!.. Хорошо, если первое поражение заставило более серьёзно, вернее – более реально воспринимать жизнь и её проблемы... Как жаль... Как жаль, что местный Совет посчитал тогда четырнадцатилетнего подростка достаточно взрослым, чтобы жить одному, вне коллектива. Хотя, конечно, были одноклассники, соседи, возможно, родственники... Надо проверить".
Илья связался с сектором миграций и перемещений. Машина выдала справку: за интересующие два года Анатоль Жданов никуда не уезжал; у него гостили: дядя Ефим Кириллович Жданов – восемь дней, известный философ Сунил Кханна – два дня.
"Ещё две ниточки к познанию Анатоля", – отметил про себя Илья.
Он наскоро позавтракал и, решив, что пора от поисков ниточек переходить к собственно познанию, отправился в город.
– Уехал ни с кем не попрощавшись, представляешь?!
– К Ирине? – насторожился Илья.
– Нет, брат, она работала в Хусте, а Толь прямо в горах обосновался, в заповеднике Зимы. Места там великолепные – мы и раньше на натуру туда летали, всем братством...
Калий – так странно именовали местные художники своего предводителя задумался на миг, улыбнулся.
– Впрочем, ты прав. Сох он здесь по ней. Прямо с ума сходил. Размечтается порой – моя жена, моя судьба и так далее. А сам на то время два раза с ней всего-то и виделся. Я ему и говорю однажды: "Слушай, Толь, ты знаешь кавказскую мудрость?" – "Какую?" – "Прежде, чем приглашать на свадьбу, – говорю, – узнай хоть имя невесты".
– Ну и как, послушался совета?
– Я же говорю – улетел, даже не попрощался. – Калий глядел на Днепр, где по фарватеру двигался грузовой караван. – С ним что-то случилось? быстро и тревожно поинтересовался он и добавил: – Мы изредка созванивались. Вернее – я звонил. Раньше... Анатоль производил впечатление... занятого человека. Да он и сам говорил – страшно много работы, устаю.
– Вот именно – производил впечатление, – вздохнул Илья и вкратце рассказал Калию всё, что знал.
Калий опечалился.
– Этого следовало ожидать, – сказал он. – Не знаю, что у них там произошло с Ириной, но я всегда опасался срыва. Понимаешь, у Анатоля чересчур большие запросы. К другим – ладно. Когда он ругал мои работы и требовал – или гениально, или в корзину – это, конечно, обижало, но и подстёгивало. А к себе... Максимализм постоянно подсовывал Анатолю неудачи. Цель он замыслит прекрасную, а примется её осуществлять – и...
Они медленно шли по набережной. Грузовой караван уже скрылся из виду, и на гладь реки опять выпорхнули скоростные яхты.
– Отсюда – непоследовательность Анатоля, его метания, – продолжил художник. – Нетерпение гонит его, а дело противится. Ты ведь знаешь: любое серьёзное дело даже мастеру сначала противится. А Анатолю подавай большое и сразу. Улавливаешь? Чуть что не так – самобичевание: и бездарь я, и тупица. Не по силам, не по плечу... А сам-то и сил своих ещё не пробовал, и плечо не подставлял... Впрочем, что мы всё говорим и говорим. Я тебе сейчас наглядно продемонстрирую творческий метод Жданова. Подожди здесь.
Калий спустился к прогулочному причалу, и через минуту лихо подрулил к гранитному парапету набережной небольшой катамаран.
– Прыгай!
Ещё через пять минут они проскочили под пролётом старинного моста-памятника, обогнули остров. Отсюда, с середины Днепра, открывался прекрасный вид на левобережье: кромка песчаного пляжа, разноцветные гирлянды домов, серебристый купол, прикрывающий коммуникации Южного металлургического комплекса, а ещё дальше – и" везде! – кипение зелени.
Мощный клёкот воды за кормой вдруг стих. Катамаран закачался на мелкой волне.
– Не туда смотришь, – сказал Калий, поднимаясь из-за штурвала. – Глянь на правый берег.
– Что это? – прошептал изумлённый Илья.
Отвесные берега-кручи, начиная от городка Сказок, укрывали стремительные рисунки, точнее – наброски, будто неведомый гигант собрался было превратить эту излучину в своеобразную многокилометровую панораму, да в последний момент передумал.
Замысел его оживил только одну-единственную скалу, круто нависшую над водой. Из неё, подняв коня для прыжка, вырвался на простор реки былинный богатырь: лицо спокойное, открытое, в складках каменных уст пробивается улыбка. Казалось, берег вот-вот вздрогнет от мощного удара копыт, и всадник помчит по воде аки по суше.
– Тёзка твой, – пояснил Калий, – Илья Муромец. Впечатляет?
– И это всё – Анатоль?
– А то кто же. – Художник нахмурился, присел на пластиковую окантовку борта. – Кто ещё может придумать самую грандиозную в мире монументальную композицию "Славяне", зажечь своей идеей сотни людей, развернуть полным ходом работы, а затем... сбежать за какой-то юбкой?
– Зачем ты так? – укоризненно сказал Илья. – Ты же знаешь, насколько у него это серьёзно.
– Куда уж больше, – согласился Калий. – Мы всё ждали – может, вернётся. Полтора года ждали. Могли бы и сами... Но, во-первых, этика. Это же не бросовая идея, это, может, его песнь песней. Суперкомпозиция! А во-вторых, тут ещё дел – начать и кончить. По замыслу Жданова, в композицию должно войти около полутора тысяч панно, барельефов и горельефов. Плюс двенадцать крупномасштабных скульптурных элементов. А ты говоришь – Муромец!
– Послушай, брат, ты видел эту девушку?
– Ирину-язычницу? – Калий пожал плечами. – Я их и познакомил.
– Кто она? – поинтересовался Илья. – Какая?
– Красивая, – задумчиво ответил Калий, разворачивая судёнышко к берегу. – Очень энергичная: от неё так и брызжет энергией. Словом, огонь, а не девушка. Только не "ждановский" огонь – вспыхнул и погас. Ровный, сильный... Мы тогда ломали головы, как сохранить будущую композицию от капризов погоды, оползней, эрозии. Короче, как уберечь её для потомков. Искали специалиста. А Ирина как раз занимается консервацией и реставрацией ландшафтных памятников. Я и попросил её посмотреть этот берег...
Калий умолк. Шёл медленны, о чём-то размышляя. А когда Илья стал прощаться, сильно тряхнул руку, заглянул в глаза:
– Молодец, Садовник, что разыскал нас. Спасибо! – Он говорил убеждённо и горячо, по-видимому, утвердившись в каком-то своём решении. – А Тольке мы не дадим пропасть. Оправдываться не хочу – не знали о его беде. Деликатничали. Как бы, мол, не показаться назойливыми, нетактичными, не обидеть ближнего...
– А он сам себя вовсю обижает.
– Вот-вот! Ты, Илюша, занимайся своим делом, а мы... Ребятам я все тонкости ситуации объяснять не буду, но завтра же отправлю к Анатолю наших монументалистов. Всю секцию. Нагрянут, растормошат, о "Славянах" напомнят. Ведь они до сих пор ему верят. Понимаешь, – верят.
Он вернулся в дом на Шестом кольце ещё засветло.