* * *
Речка оказалась довольно далеко. Насколько я помнил карту, пляж в Северскстали располагался чуть ли не посреди города, так что подобное пешее путешествие вызвало у меня недоумение. Но я промолчал, всё ещё погружённый в собственные переживания и борющийся с сомнениями, которые то накатывали, то отбегали - как волна на морской берег.
Юрка - с абсолютным презрением к условностям цивилизации - шагал босиком и соизволил натянуть на плавки только убитые до последней степени шорты, расписанные авторучкой в какие‑то абстрактные геометрические узоры. При этом он ловко катил баллон раненой рукой, то и дело пошлёпывая бойко вращающийся чёрный круг "по макушке", отчего тот весело подпрыгивал с упругим тугим звоном. Я, соответственно, обул кроссовки и влез в бермуды. И в моменты возвращения надежды снова и снова отчаянно завидовал Юрке.
Мне хотелось пойти босиком.
Ужасно хотелось.
Но в почти четырнадцать лет это делать несолидно.
Впрочем, Юрке на это было, кажется, наплевать - в своём городе он вёл себя, как хотел… и поэтому я тоже ему завидовал. А он вдруг покосился на меня и дурашливо пропел, ничуть не стесняясь того, что мы на улице и кругом какие–никакие, а люди:
- В лесу бывает много происшествий,
Но мне одно покоя не даёт:
Сидел в траве кузнечик всем известный,
Похожий на военный вертолёт.
Морально был устойчив зелёный наш кузнечик,
Он матом не ругался и не пил,
Не трогал он ни блошек, ни козявок, ни овечек,
И с мухою навозною дружил…
- А дальше? - заинтересовался я. Юрка махнул рукой:
- А, потом… - он снова улыбнулся, стукнул баллон и, глядя куда‑то в сторону, негромко, но отчётливо прочёл на ходу: -
Скоро мы победим,
Я верю!
И мама сварит много
Вкусного киселя из столярного клея…
Я недоумённо посмотрел на него. Но Юрка читал, всё так же постукивая баллон по чёрной тугой поверхности:
- Скоро мы победим
И папа вернётся
Из пепла Вороньей Горы
В тельняшке, разорванной на груди -
Он говорил, что фашисты её боятся!
Пули её не пробьют, только штык!
А в огне она не горит!
А в штыки с моряком
Никакому фашисту не справиться!
Бум. Бум. Бум. Постукивал баллон. Мы шли по летней улице. Я слушал.
- Скоро мы победим,
И с неба
Больше не будет сыпаться
На Ленинград
Ничего,
Кроме града, дождя или снега!
Юрка неожиданно посмотрел на меня блестящими, яркими глазами. Его губы шевелились словно бы сами по себе:
- Скоро мы победим
И будем жить
В двух комнатах
С целыми стенами -
В них будет столько тепла,
Что можно будет ходить раздетыми…
И мама не будет топить до утра
Буржуйку
Мебелью и газетами…
А вторая комната
До потолка
Будет наполнена хлебом!
Скоро мы обязательно победим! - Юркин голос коротко прозвенел. Шедший мимо старик оглянулся на нас и долго смотрел вслед.
- Больше всего на свете
Я и мама хотим
Победить в сорок третьем!
Мы постараемся всем двором
Пережить–победить
Эту последнюю зиму
В сорок втором…
- Юр… - я сглотнул. - Зачем ты… это?..
Мне стало вдруг не по себе.
Но он не ответил. Он снова смотрел в сторону.
- Ю–ур… - окликнул я его. И он повернулся ко мне - с улыбкой:
- Пришли! - и, пнув баллон, помчался следом…
…Теперь я понял, почему мы пошли куда‑то "не туда". Очевидно, как и многие сплочённые компании, друзья Юрки имели "собственный" пляж и не очень‑то стремились туда, где много людей. А что на "собственный" пляж далеко ходить - так общение стоит того.
В общем, крутой переулок - настолько крутой, что верхние его дома были одноэтажными, а нижние - аж в два с половиной этажа, и при этом крыши домов находились на одном уровне - спускался к зарослям вездесущего американского клёна, перед которыми торчал очень ровно прикрученный проволокой к самодельному столбику аккуратный проникновенный плакат, написанный белилами, похоже, на выброшенной некогда полированной столешнице:
ЗА СВАЛКУ МУСОРА
В ЛЮБЫХ ВИДАХ
ПРОСТО
ВЫРВЕМ
РУКИ
Плакат просто‑таки подкупал искренностью. Во всяком случае, мусора вокруг видно не было, хотя место являлось практически идеальным.
Между тем баллон, за которым Юрка, похоже, и не стремился успеть, со всей дури вломился в кусты. Я прижмурился, ожидая взрыва, но баллон просто исчез в зелени. Юрка, притормозив, поднял палец:
- Внимание… - по его лицу буквально разливалось выжидательное удовлетворение, губы сами разъезжались. Я с благожелательным удивлением посмотрел на двоюродного братца - и вдруг снова ему позавидовал. Он радовался предстоящей встрече с друзьями - по–настоящему радовался!
Со кустов, которые надёжно скрыли баллон, неожиданно послышался благожелательный вой, в котором солировал девчоночий голос - уже слегка мне знакомый. Он выводил основную тему: "Ю–ууууу, сюда–а!!!"
- По–шли! - скомандовал Юрка. И побежал вниз, явно намереваясь тоже врезаться в кусты со всей дури. Которой у него было намного больше, чем у баллона.
Впрочем, оказалось, что там есть тропинка - правда, не очень заметная даже вблизи. По ней мы проскочили через кусты бегом (на одном из деревьев я краем глаза заметил аккуратно прикреплённый человеческий череп (надеюсь, что пластиковый муляж) с надписью чёрным лаком: "ОН БРОСИЛ ТУТ ПИВНУЮ БУТЫЛКУ") и буквально вывалились на узкую полоску пляжа.
Пляж был маленьким и поэтому сперва показался мне забитым до отказа. Полоска неожиданно чистого песка - только–только лечь в рост, головой к кустам, пятками к воде (или наоборот). Справа, на траве - аккуратно обустроенное кирпичами кострище, над которым, наверное, можно было жарить шашлыки или сосиски. Правда, сейчас там просто горело толстое полешко - как символ. Слева берег приподнимался - и над обрывом на толстом сучке всё того же клёна ритмично покачивалась тарзанка, явно позволявшая легко долететь до противоположного берега. Из‑под того же обрывчика в реку с журчанием сбегал заключённый в обрезок жестяной трубы ручеёк. Вода в самой тихой речке была непрозрачной, но не выглядела грязной.
Только охватив всё это одним взглядом, я сообразил, что на пляже около десятка мальчишек и девчонок - и все они смотрят на меня. Скорее удивлённо, только синеглазый–золотоволосый Роман махнул рукой вполне дружелюбно, опять как старому знакомому, как тогда вечером в доме - да радостно вскочившая навстречу Юрке с песка Нина смерила меня непонятным взглядом.
- Это Владька, мой двоюродный, - Юрка, уже приобняв девчонку за талию, кивнул на меня. - Я ему всё рассказал.
Я внутренне напрягся. И действительно - в первую секунду после этого - в лоб, обалдеть! - признания по отдыхающим на песке прошло что‑то вроде волны, неясной и неуловимой, но явственной. Однако, никаких замечаний ни с чьей стороны не последовало. Только невысокий светловолосый мальчишка наморщил лоб, чуть вытянул губы и спросил непонятно:
- А Ян?
- За изыскания отвечаю я, а не Ян, - неожиданно резко ответил Юрка. - И не Ян мне людей ищет.
От этих слов повеяло чем‑то очень взрослым и серьёзным. Но задавший вопрос мальчишка тут же разрушил это ощущение, широко улыбнувшись и дурашливо подняв руки:
- Я что, я ничего… - он посмотрел на меня из‑под упавшей на глаза чёлки и представился: - Паша. Паша, Зубков.
Я кивнул, и тут же начали представляться и остальные - то ли соблюдая какой‑то неизвестный мне порядок, то ли просто кто как успевал.
Довольно трудно описывать реальных людей. Особенно реальных пацанов и девчонок. Выдумывая героев, можно снабжать их шрамами на лице, горящими глубоко посаженными глазами, яркими отличительными признаками типа татуировки или слепоты после ранения… А таких, как мои новые знакомые - сотни в каждом городе. Разных, конечно, но чем‑то похожих, особенно при первом рассмотрении. Поди отличи. И я, конечно, понимал, что сразу всех не запомню. Хотя и старался.
В компании был ещё один Зубков, Дима - на вид помладше первого, смуглый от природы и темноволосый, но с такими же серыми глазами, как у Паши и вообще чем‑то сильно похожий. Так бывает - "похожие непохожие", вроде всё другое, а ясно, что перед тобой братья.
Круглолицего и плотного мальчишку помладше меня - с серыми глазами чуть навыкате - звали Максим Саппа (и я узнал, что у Нины–Антонины фамилия тоже Саппа; вот уж совсем не похожи, если они брат и сестра! А фамилия Романа была Буров).
Около костра сидел, держа на коленях гитару (опять гитара) эдакий красавчик, но не как "скандинавоэльф" Роман, а типично славянский - чуть курносый, с большими серыми глазами, нейтрально–русый, ширококостный, но в то же время подтянутый, пухлогубый. На вид постарше меня. Звали его Коновалов, Саша. Рядом с ним устроилась рыжеватая девчонка со смешливыми светлыми глазами на узком, чуть веснушчатом лице - Аня Редина. Редин был и ещё один - длинный, нескладный парень с острым носом и короткой стрижкой. Тоже совсем непохожий. Может, и не брат никакой, а просто однофамилец.