Вскоре был съеден обед, переиграны все пасьянсы, упомянута Танька, подруга Басмача. В этот момент все женщины мира должны были изойтись в икоте. Вспомнили родословную Басмача, не забыли помянуть Маугли. Был пристыжен Мойша. Выражений никто не выбирал, поэтому кот спрятался от стыда под кровать.
Дэна все не было. В комнату заглядывал Боцман, в надежде найти легкую поживу, и был самым нескромным образом изгнан. Перевернулись в гробу все покойники, Гиппократ вертелся волчком.
Дэн не приезжал. Были выкурены все сигареты, помянули Бочкарева, его родной город и земляков. Вспомнили коменданта общежития, Нину Матвеевну, которая на время летней сессии берет отпуск и уезжает к своей матери в деревню. Эту традицию она завела, когда после выпускных экзаменов, несколько лет назад, ее чуть не сбросили выпускники из ее вотчины. Общежитие было четырехэтажным, однако высоким. Помянули и тех, кто не смог скинуть несчастную женщину, ввиду состояния крайне неустойчивого.
Брата не было.
Суббота проходила мимо, помахивая зажатым в руке весельем и серым шарфом. Где-то на улице были слышны ее шаги, они оставляли свои мокрые следы на душах у студентов и растекались по мозгу тиканьем часов. Держа под руки Осень, Суббота тихонько напевала кабацкие песенки не всегда пристойные, однако всегда разные. Ее дыхание освежало души прохожих, пусть от нее и пахло пивом да красными винами. Это не казалось пошлым. Она курила осенние промокшие листья, и это ей дарило какой-то мистический восторг. Суббота- очень легкомысленная женщина. Она не знает привязанности, она себе на уме. Никто не знает, чего она хочет, однако, каждый готов ей подыграть. С кем-то она заискивает, кого-то обливает осенней грязью, которую берет тут же. Однако никого она не воспринимает всерьез. С ней бывает весело, но, когда приходит время уйти, Суббота оставляет после себя головную боль и какие-то чужие мысли.
Дэна не было.
- Где братец твой? - Ерзал Басмач. Снова захотелось есть.
- А я почем знаю. Должен быть. Он говорил утром приедет. - Отец сам беспокоился.
- Время уже не детское, может не приедет? - Интересовался Гурик.
- Да нет, обещался. Сказал: в субботу приеду, ждите. Еще сказал: пусть Басмач за шнапсом слетает, пока я ехать буду.
- Шнапса ему… А сена свежего не нужно быку твоему? - Спросил Басмач.
В дверь постучали. Ожидание несколько утомило наших друзей, появление Дэна было бы очень кстати. Отец бросился открывать дверь:
- Пшшел вон, голодранец, держите меня люди, сейчас будет смерть. - Заревел он на Боцмана.
- Неожиданный теплый прием. Это всегда подкупает. - Закрылась перед Боцманом дверь. - Я просто хотел узнать, не приехал ли твой братик. - Пропел за дверью Боцман.
- Убью!!! - Неслось следом.
Прохладный вечер охватил Отца. Тоже предчувствие беды, которое он ощутил, читая телеграмму, сверлило ему мозг. Мозолистое тело немного сопротивлялось.
Та же кабинка, тот же закормленный за день телефон- автомат, такое же чавканье, как несколько дней назад, гудки.
- Привет, мам, как дела, узнала?
- Привет, узнала, ничего себе, как твои? - Голос матери ободрил Отца. - Уже гуляете?
- С чего ты взяла, мы вообще не потребляем ничего. Никогда!
- Ладно, сказки сочинять, то я студенткой не была никогда. Как Димка доехал?
- Нет его. Когда он уехал из города?
- Утром, часов в восемь. - Голос матери задрожал.
Отец прикинул в уме: уехал он в восемь, четыре часа ходу на машине. Пусть с остановками еще час, значит, у меня он должен быть где-нибудь около часа дня. Даже если он прокатился перед дорогой по друзьям, даже если немного поплутал по незнакомому городу, все равно он должен быть здесь около пяти часов назад.
- Что же случилось?.. - Запричитала мать.
- Ма, ты главное не переживай, может еще приедет, по друзьям позвони, может, загулял где. А лучше Аленке позвони, точно он у нее.
- Ну, как же, я денег тебе передала, записку, куда он мог уехать?
- Ты Аленке позвони. Он говорил, что вместе с ней ко мне приедет.
Не помня себя, Отец вернулся в общагу. На пороге комнаты он услышал голоса, но сразу не узнал их. Толкнул дверь:
- Здорово, Лелик, как домой съездил. - Спросил Отец мимоходом.
Лелик жил с Отцом в одном городе, однако в особых друзьях не ходил ни на родине, ни в институте. Погруженный в свои мысли и переживания, Отец даже не удивился, что Лелик заглянул к ним. Такое случалось редко. Лелик пожал Отцу руку.
- Отец, к тебе Димка должен был приехать? - Спросил он. Отец кивнул. - А машина же у него- Форд старый, да? - Продолжал допрос Лелик. Он несколько раз видел Дэна.
- 528 ВАМ номер у него, а что? - Тревога росла.
- Слушай, Отец, мне неприятно говорить тебе это, но, кажется, это Димкина машина разбилась там. - Лелик замолчал, теперь Отца черед говорить.
- Где? - Отец широко раскрыл глаза.
Отец все видел как в тумане. В голове полыхнул пожар. Они всю свою жизнь были вместе, и ни разу им не приходила в голову мысль, что с братом может что-то случиться. Казалось, что брат и мать- вот две самые постоянные категории. Может разрушиться мир, но с ними ничего не может произойти.
- В Кичигинском бору. Там небольшой мосток на повороте есть. Он или заснул или дорога скользкая, одним словом он с моста вылетел, и в сосну…
- Лелик, скажи, дорогой, что ты пошутил. Это очень скверная шутка. Скажи, что шутка. Я тебя прощу. - Отец схватился за голову руками, и медленно сползал на пол, прислонясь спиной к двери.
- Не шутка. Отец, только Димки там не было, ни крови, вообще ничего, будто в машине никого и не было. Машина вся всмятку, стекла… Двигатель в салон вошел, а тел нет. Гаишников куча, они сами удивляются, что в машине нет никого.
- А Аленки, подружки его, не было? Может, ты просто не заметил?
- Да никого там не было, я же говорю: ни крови, ни тел, вообще там нет ничего, кроме тачки и стекол.
- Лелик, слушай, ты на колесах? - Вскочил Отец.
- Отец, я знаю, о чем ты подумал, только, послушай, сейчас уже темно, дорога скользкая, отсюда двести верст, мы сами разбиться можем. Я, если честно, уже устал, за рулем заснуть могу, погублю я тебя.
- Лелик, кормилец, выручай, я сейчас помру, давай съездим, я тебя заправлю, будь другом. Лелик…
- Отец, слушай, сейчас один черт ты ничего не увидишь, а завтра на рассвете поедем. Обещаю. А то и сами богу души отдадим.
- Говори про себя, Лелик, - сказал Отец, - я собираюсь жить вечно.
- Значит договорились? - Спросил земляк.
- Только не подкачай, во сколько приедешь, ждать тебя?
- Часов в восемь утра, я за тобой зайду…
- Давай пять, Лелик, ты точно приедешь?
- Мужик не баба, мужик сказал- мужик сделал! - Хлопнул себя в грудь Лелик.
Скрипнула дверь, провожая Лелика. Дверной замок всем сообщил, что никого не пустит. Говорить не хотелось, молча соседи разбрелись по койкам, одежда заняла свои позиции на стульях. Все знали, в такой момент хороших слов не найти, молчание будет лучшей поддержкой, тем более Отец знал, что его соседи переживают смерть брата, только по-своему. Кто-то сказал, что смерть-это не самое худшее в жизни, хуже может быть только разочарование. Когда теряешь веру- теряешь самого себя, весь мир, всю вселенную. Но брат… В чем его вина? Говорят, что самые лучшие люди уходят от нас в молодости. Может быть это так, но это- плохое утешение.
Отец лежал в темноте. Слезы катились из глаз, а он лежал и думал, что не гоже мужчине реветь, как корове. А предательская вода катилась ручьями по щеке.
Брат. Димка. Дэн. Сколько себя помнил Отец, его брат Дэн всегда был рядом. Они вместе дрались за пригорком в овраге с мальчишками из других дворов. Они вместе с братом резали из кустов сирени рогатки и вечером, когда стемнеет, приходили к школе навестить директорский кабинет с огромными черными блестящими стеклами. Они вместе катались на санках с горки, что была насыпана во дворе, играли в "Царя Горы", сбрасывая своих друзей с заснеженной вершины насыпи. Они вместе, взявшись за руки, ходили в школу, даже синяки, что не сходили с них годами, имели определенную симметрию.
Перед глазами промелькнула вся жизнь. Отцу вспомнилось, как он с Дэном ходил под окна к девочке, в которую с братом были влюблены. У них никогда не было ревности или соперничества. Он вспомнил пионерские лагеря, в которые они ездили с братом каждое лето. Как-то раз они встретили в лесу медвежонка, и, испугавшись, бросились от него наутек. Им было неведомо, что испуганный молодой мишка тоже пустился назад в лес от прямоходящих обезьян. Отцу вспомнилась та самая вишня, от которой до сих пор, по прошествии больше пятнадцати лет, нет-нет на погоду болят седалища. Еще маленьким мальчиком он с братом пробрался в дедов сад, чтобы наесться неспелой ягоды. Была ночь. Дед, не признав в похитителях своих внуков, вышел в огород с топором. На резкие окрики и угрозы дед не получил никакого ответа, не найдя более убедительного аргумента, он метнул топор в кусты, дрожащие от страха. Когда же он понял, что грозные похитители вишни- всего-навсего его маленькие внуки, он нарвал свежих хворостин и отходил сорванцов вдоль рубца. Бил больше от ужаса, представив, что было бы, если бы он не промахнулся.