- Алешенька, у нас все в порядке, - торопливо сообщил Михаил Антонович. - Я просто хотел поделиться. Очень красиво здесь, Алешенька. Солнце так переливается на камнях… и пыль так серебрится… Какой ты молодец, Алешенька, что отпустил нас. Напоследок хоть посмотреть… Ах, ты бы посмотрел, как тут камушек один переливается! - От полноты чувств он снова замолчал.
Быков подождал немного и спросил:
- Вы долго еще намерены идти к Сатурну?
- Долго, долго! - раздраженно сказал Юрковский. - Ты бы шел, Алексей, занялся бы чем-нибудь. Ничего с нами не случится.
Быков сказал:
- Иван делает профилактику. - Он помолчал. - И я тоже.
- Ты не беспокойся, Алешенька, - сказал Михаил Антонович. - Шальных камней нет, все очень спокойно, безопасно.
- Это хорошо, что шальных камней нет, - сказал Быков. - Но ты все-таки будь повнимательнее.
- Притормози, Михаил, - приказал Юрковский.
- Что это там? - спросил Быков.
- Турбуленция, - ответил Михаил Антонович.
- А, - сказал Быков и замолчал.
Минут пятнадцать прошло в молчании. Космоскаф удалился от края Кольца уже на триста километров. Михаил Антонович покачивал штурвал и боролся с желанием разогнаться посильнее, так, чтобы сверкающие обломки внизу слились в сплошную сверкающую полосу. Это было бы очень красиво. Михаил Антонович любил делать такие вещи, когда был помоложе.
Юрковский вдруг сказал шепотом:
- Остановись.
Михаил Антонович притормозил.
- Остановись, говорят! - сказал Юрковский. - Ну?
Космоскаф повис неподвижно. Михаил Антонович оглянулся на Юрковского. Юрковский так втиснул лицо в нарамник, словно хотел продавить корпус космоскафа и выглянуть наружу.
- Что там? - спросил Михаил Антонович.
- Что у вас? - спросил Быков.
Юрковский не ответил.
- Михаил! - закричал вдруг он. - По вращению Кольца… Видишь под нами длинный черный обломок? Иди прямо над ним… точно над ним, не обгоняя…
Михаил Антонович повернулся к экрану, нашел длинный черный обломок внизу и повел космоскаф, стараясь не выпускать обломок из визирного перекрестья.
- Что там у вас? - снова спросил Быков.
- Какой-то обломок, - сказал Михаил Антонович. - Черный и длинный.
- Уходит, - сказал Юрковский сквозь зубы. - Медленнее на метр! - крикнул он.
Михаил Антонович снизил скорость.
- Нет, так не получится, - сказал Юрковский. - Миша, смотри, черный обломок видишь? - Он говорил очень быстро и шепотом.
- Вижу.
- Прямо по курсу на два градуса от него группа камней…
- Вижу, - сказал Михаил Антонович. - Там что-то блестит так красиво.
- Вот-вот… Держи на этот блеск… Не потеряй только… Или у меня в глазах что-то такое?
Михаил Антонович ввел блестящую точку в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять округлых, странно одинаковых белых камней, а между ними - что-то блестящее, неясное, похожее на серебристую тень растопыренного паука. Словно камни расходились, а паук цеплялся за них расставленными голыми лапами.
- Как забавно! - вскричал Михаил Антонович.
- Да что там у вас? - заорал Быков.
- Погоди, погоди, Алексей, - пробормотал Юрковский. - Здесь надо снизиться…
- Начинается, - сказал Быков. - Михаил! Ни на метр ниже!
Взволнованный Михаил Антонович, сам того не замечая, уже вел космоскаф вниз. Это было так удивительно и непонятно - пять одинаковых белых глыб и совершенно непривычных очертаний серебристая тень между ними.
- Михаил! - рявкнул Быков и замолчал.
Михаил Антонович опомнился и резко затормозил.
- Ну, что же ты? - не своим голосом закричал Юрковский. - Упустишь!
Длинный черный обломок медленно, едва заметно для глаза наползал на странные камни.
- Алешенька! - позвал Михаил Антонович. - Здесь в самом деле что-то очень странное! Можно я еще немножко спущусь? Плохо видно!
Быков молчал.
- Упустишь, упустишь, - рычал Юрковский.
- Алешенька! - отчаянно закричал Михаил Антонович. - Я спущусь! На пять километров, а?
Он судорожно сжимал рукоятки штурвала, стараясь не выпускать блестящий предмет из перекрестия. Черный обломок надвигался медленно и неумолимо. Быков не отвечал.
- Да спускайся же, спускайся, - сказал Юрковский неожиданно спокойно.
Михаил Антонович в отчаянии посмотрел на спокойно мерцающий экран метеоритного локатора и повел космоскаф вниз.
- Алешенька, - бормотал он. - Я чуть-чуть, только чтобы из виду не упустить. Вокруг все спокойно, пусто.
Юрковский торопливо щелкал затворами фотокамер. Черный длинный обломок наползал, наползал и, наконец, надвинулся, закрыв белые камни и блестящего паучка между ними.
- Эх, - сказал Юрковский. - С твоим Быковым…
Михаил Антонович затормозил.
- Алешенька! - позвал он. - Вот и все.
Быков все молчал, и тогда Михаил Антонович посмотрел на рацию. Прием был выключен.
- Ай-яй-яй-яй! - закричал Михаил Антонович. - Как же это я… Локтем, наверное?
Он включил прием.
- …хаил, назад! Михаил, назад! Михаил, назад!.. - Монотонно повторял Быков.
- Слышу, слышу, Алешенька! Здесь я нечаянно прием выключил.
- Немедленно возвращайтесь назад, - сказал Быков.
- Сейчас, сейчас, Алешенька! - сказал Михаил Антонович. - Мы уже все кончили и все в порядке… - он замолчал. Продолговатый черный обломок постепенно уплывал, открывая снова группу белых камней. Снова вспыхнул на солнце серебристый паучок.
- Что у вас там происходит? - спросил Быков. - Можете вы мне толком объяснить или нет?
Юрковский, отпихнув Михаила Антоновича, нагнулся к микрофону.
- Алексей! - крикнул он. - Ты помнишь сказку про гигантскую флюктуацию? Кажется, нам выпал-таки один шанс на миллиард!
- Какой шанс?
- Мы, кажется, нашли…
- Смотри, смотри, Володенька! - пробормотал Михаил Антонович, с ужасом глядя на экран. Масса плотной серой пыли надвигалась сбоку, и над ней плыли наискосок десятки блестящих угловатых глыб. Юрковский даже застонал: сейчас заволочет, закроет, сомнет и утащит невесть куда и эти странные белые камни и этого серебристого паучка, и никто никогда не узнает, что это было…
- Вниз! - заорал он. - Михаил, вниз!..
Космоскаф дернулся.
- Назад! - крикнул Быков. - Михаил, я приказываю: назад!
Юрковский протянул руку и выключил прием.
- Вниз, Миша, вниз… Только вниз… И поскорее.
- Что ты, Володенька! Нельзя же - приказ! Что ты! - Михаил Антонович повернулся к рации. Юрковский поймал его за руку.
- Посмотри на экран, Михаил, - сказал он. - Через двадцать минут будет поздно… - Михаил Антонович молча рвался к рации. - Михаил, не будь дураком… Нам выпал один шанс на миллиард… Нам никогда не простят… Да пойми ты, старый дурак!
Михаил Антонович дотянулся-таки до рации и включил прием. Они услыхали, как тяжело дышит Быков.
- Нет, они нас не слышат, - сказал он кому-то.
- Миша, - хрипло зашептал Юрковский. - Я тебе не прощу никогда в жизни, Миша… Я забуду, что ты был моим другом, Миша… Я забуду, что мы были вместе на Голконде… Миша, это же смысл моей жизни, пойми… Я ждал этого всю жизнь… Я верил в это… Это Пришельцы, Миша… - Михаил Антонович взглянул ему в лицо и зажмурился: он не узнал Юрковского. - Миша, пыль надвигается… Выводи под пыль, Миша, прошу, умоляю… Мы быстро, мы только поставим радиобакен и сразу вернемся. Это же совсем просто и неопасно, и никто не узнает…
- Ну вот, что ты с ним будешь делать? - вскричал Быков.
- Они что-то нашли, - сказал голос Жилина.
- Нельзя ведь. Не проси. Нельзя. Ведь я же обещал. Он с ума сойдет от беспокойства. Не проси…
Серая пелена пыли надвинулась вплотную.
- Пусти, - сказал Юрковский. - Я сам поведу.
Он стал молча выдирать Михаила Антоновича из кресла. Это было так дико и страшно, что Михаил Антонович совсем потерялся.
- Ну, хорошо, - забормотал он. - Ну, ладно… Ну, подожди… - Он все никак не мог узнать лица Юрковского, это было похоже на жуткий сон.
- Михаил Антонович! - позвал Жилин.
- Я, - слабо сказал Михаил Антонович, и Юрковский изо всех сил ударил по рычажку бронированным кулаком. Металлическая перчатка срезала рычажок словно бритвой.
- Вниз! - заревел Юрковский.
Михаил Антонович, ужаснувшись, бросил космоскаф в двадцатикилометровую пропасть. Он весь содрогался от жалости и страшных предчувствий. Прошла минута, другая…
Юрковский сказал ясным голосом:
- Миша, Миша, я же понимаю…
Ноздреватые каменные глыбы на экране росли, медленно поворачивались. Юрковский привычным движением надвинул на голову прозрачный колпак скафандра.
- Миша, Миша, я же понимаю, - услышал Жилин голос Юрковского.
Быков, сгорбившись, сидел перед рацией, обеими руками вцепившись в стойку бесполезного микрофона. Он мог только слушать, и пытаться понять, что происходит, и ждать, и надеяться. Вернутся - изобью в кровь, думал он. Этого паиньку штурмана и этого генерального мерзавца. Нет. Не изобью. Только бы вернулись. Только бы вернулись. Рядом - руки в карманы - молчал угрюмый Жилин.
- Камни, - жалобно сказал Михаил Антонович, - камни…