И тут меня разобрал смех. Немо стоял на приставной лестнице и крыл, русским матом нападавших и спасающихся. И Немо же тащил меня в ворота. Ха-ха-ха…. Вот умора, дикарь раздвоился, что бы спасти своего вождя. Ха-ха-ха….
Смеялся я не долго. Во-первых, очень хотелось спать, а во-вторых у меня перед носом колыхнулась большая женская грудь.
- Ева, блин, ты, что здесь делаешь?
Ева с серьёзным лицом посмотрела на меня, потом положила на траву, и исчезла из поля зрения. Вместе с ней исчезло и всё остальное. Я отключился.
* * *
Очнулся я от жуткой горечи у меня во рту. Кто-то упорно вливал в меня какую-то гадость. Разлепив плохо слушающиеся веки, я увидел Верку, поддерживающую мою голову, и Еву, тыкающую мне в губы пиалку с каким-то настоем.
- Отставить поить капитана, - пошутил я, но меня никто не услышал. Губы даже не шевельнулись. То ли свело судорогой от горечи, то ли по другой причине.
Первая заметила мои открытые глаза Ева, и усилила напор.
- На, - сказала она певучим голосом, - пить.
Надо же, она ещё и поёт. Не знал. И я опять погрузился во тьму.
Очнулся я в темноте. В комнате было темно, только серебристый свет звёзд освещал комнату. Напротив моего дивана, на стуле сидела небольшая фигурка, склонив голову на бок. Надя спала. Я прислушался. Только мерное тиканье часов, и сопение спящей девочки нарушало тишину.
- Надя, - прошептала я. Надя очнулась, соскочила со стула, и подбежав ко мне, поцеловала в лоб. Как ребёнка, ей богу.
- Что случилось?
- Тебя львы подрали, - прошептала в ответ девушка и, развернувшись, застучала босым пятками по ступенькам.
Через минуту, в комнату с включёнными "светлячками", забрались Вера с Евой. С деловым видом они откинули одеяло, и стали меня ощупывать.
Мне стало не по себе. Я был гол. А в комнате находились две посторонние дамы. И шаловливые ручки этих дам, лазили по всему моему телу и что-то с ним делали.
- Брысь.
- Молчите, больной. Вам нельзя разговаривать, - прошептала Верка и чмокнула меня в губы.
Вот так всегда, чуть что, и сразу больной.
Сил, чтобы поднять голову и осмотреться, хватило секунды на две, но то что увидел, меня успокоило. Смущаться не было причин. Моя тушка была замотана бинтами, как египетская мумия. Ева, склонившись над моим телом, занималась сменой повязок, аккуратно сматывая бинты в марлевые валики. Видать Вера надоумила, или обыкновенная дикарская сметливость, привела к тому же результату.
Да уж, похоже, здорово мне досталось. Ева, что-то сделала с моим плечом, и тело прострелила боль. Я отключился опять.
Неделя пролетела как с куста. Бинты с меня сняли, оставив замотанными только плечи. Я начал вставать, и делать первые шаги. Голова кружилась, но колени больше не подгибались. Всё это время, меня держали на голодном пайке, не в смысле еды, а информационном. На любой вопрос, что происходит, одни отвечали всё хорошо, львы ушли, раны твои, мол, заживают. Другая, самая старшая, причмокивала языком, как дружественные народы Азии, не хватало только услышать - якши.
И вот я добрался до окна, и отодвинул занавеску. Руки почему-то слушались меня не очень, в пальцах покалывало и чувствовалось какое-то онемение.
Надо перенести яблони. Срубить! Из-за их крон ни черта не видно огороженного плетнем участка. Но и то, что видно, навевало тоску. На вспаханном поле, с которого недавно убрали картошку, и раздумывали сажать ещё раз или не сажать, осел небольшой табор из грязных и оборванных дикарей. Дикари переходили с места на место, и кучковались около разожжённого костра. Костёр горел, в непосредственной близости от плетёного забора. Очуметь! Охренели б…и!
- Надька, - заорал я дурниной. Голос прорезался моментально. - Бегом сюда.
По лестнице зашуршали голые пятки. Ни как не могу приручить их ходить дома в тапочках, и не таскать сюда, на босых ногах, грязь.
Растрёпанная голова показалась в двери, и выжидательно замерла на пороге. Тело осталось на ступеньках.
- Это, что? - я показал в окно на горящий костёр.
Надька вошла в комнату полностью и посмотрела туда, куда я показал пальцем.
- Еду готовят, - спокойно прокомментировала происходящее девушка.
- Потушить.
Надя замялась, потупив глаза в пол.
- Я не могу…
Понятно, появился кто-то шибко крутой, и маленькую девочку решили бортануть. Ну, ну. Посмотрим, кого нелёгкая принесла.
- Зови сюда всех.
Лёгкая улыбка промелькнула на лице Нади, и она, развернувшись на пятках, собралась исчезнуть из комнаты.
- Этих, не зови, только своих, - крикнул я вдогонку и, добравшись до своей койки, принял горизонтальное положение.
Пришли только дамы, Немо, сбежал на охоту с каким-то Омумом.
- Что здесь твориться? - задал я самый главный вопрос.
- Всё хорошо, - поспешила меня уверить Верка, - всё как обычно.
Я посмотрел на окно, выходящее на Яузу.
- Ты это называешь - хорошо? Почему, не покрашены… тьфу, не помыты? Почему огонь около забора горит? Вы чем занимаетесь? Кто сейчас на дежурстве у печи?
Девушки молчали. Ответов они не находили, и всё чаще стали переглядываться между собой, стараясь не встречаться со мной взглядами.
Первой решилась Надя.
- Их много. Мы не можем.
- Много значит. Ну, ну. А кто здесь хозяин?
- Ты, - встрепенулись три девицы.
Тьфу, на них. Дурами были, дурами и остались.
- Доспех сюда волоките…
И опять тишина.
- Не понял? Надя, я слушаю.
- Они его взяли.
- Кто они?
- Немо и Омум. Они сказали, что тебе это больше не пригодится.
- Кто сказал? Немо или этот… как его…?
- Омум.
- Понятно.
Всё встало на свои места. Пришло "большинство", и решило подмять под себя меньшинство. И на то, что вы спасли их шкуры, сэр, им глубоко начхать. Право сильного диктует здесь совсем другие законы, а не те к которым вы привыкли.
- Почему вы не сними?
- Есть плёх… - проговорила Ева, и посмотрела на меня жалобными глазами. - Лазить на…, - она раздвинула ноги, бесстыже выставив напоказ женскую достопримеча-тельность, окружённую ссадинами и сплошным синяком.
- И меня тоже, - наклонила низко голову Надя.
У меня зашевелились волосы, а на глаза упала розовая пелена. Первобытный вой вырвался из меня наружу. Я выл, выворачивая от натуги голосовые связки, до полного исступления. Где-то далеко в степи, мне ответил одинокий саблезубый волк, и его одинокую песню подхватили степные псы. Девушки в испуге отшатнулись от меня, и шарахнулись в разные стороны.
- Одежду мою тоже себе забрали? - просипел я сорванным голосом.
- Нет. Омуму не понравилась.
- А Немо?
- Немо боится Омума. И Изыра тоже боится.
- Изыр? Это ещё кто?
- Друг Омума.
- И где он?
- У костра сидит, вещи разбирает.
- Какие вещи?
- Твои.
Я посмотрел на Еву.
- Это он тебя трогал?
Ева ещё плохо понимала русский язык, поэтому за неё ответила Надя.
- Нет, он Еву не трогал. Это Омум сделал.
- А тебя?
Надя промолчала. Что ж, и без слов всё понятно.
- Помогите одеться, пойду знакомиться с вашим Изыром.
Меня одели быстро. Даже слишком.
- А теперь все вниз, и меня с собой захватите.
Вот он, заветный ящичек, с полным комплектом тупых ножей. Режущие кромки тупые, а кончики, очень даже острые. Я твёрдо решил, что на МОЕЙ земле насильникам не бывать. И мне плевать, на местные законы. Здесь я закон. И я хозяин. И всё будет, по-моему.
- Где же он? - я лихорадочно перебирал трясущимися руками кухонные ножи. - А вот ты где завалялся.
Длинный нож, из нержавеющей стали, с тёмно-коричневой деревянной рукояткой, с просверленной в самом конце дыркой, предназначенной для кухонных крючков, сверкнул хромированным боком у меня в руках.
Теперь надо найти кусок верёвки.
- Вера, в твоей комнате, в комоде, моток верёвки лежит. Тащи его сюда.
Так, замечательно. Отрезав от мотка кусок капронового шнура сантиметров в двадцать, я протянул его в дырку на рукоятке ножа и, связав петлю, натянул её на руку. Чтобы нож не выскользнул из ещё слабой руки, особенно когда она запачкается кровью.
Надю с Верой я оставил в доме. Незачем им смотреть на то, что я собрался учинить со спасёнными товарищами.
- Это кто? - спросил я Еву, увидев шагающего вразвалочку на кривых ногах нам на встречу, засранца, держащего в руке тяжёлый дрын.
- Изыр, - прошептала Ева, и спряталась мне за спину.
Что ж, на ловца и зверь бежит.
Дикарь, заметив нас, улыбнулся сквозь грязную и плешивую бородку, поправил засаленную и подгнившую набедренную шкуру, перевязанную плетённым из травы ремешком, на котором висел мой колун, и нож подаренный мной Немо.
Подойдя ближе, похожий на бомжа гад, выставил вперёд дрын и, уперев его мне в грудь надавил, отталкивая меня назад. Я ему, понимаешь, не интересен. Его привлекала сексуальная Ева, с чисто вымытым телом и пышной копной чёрных коротких волос, не скрывающих больших миндалевидных глаз.
Сказать бы ему пару горячих, но… Говорить я не собирался. Потому что болтовня, в таком деле признак слабости. А с насильниками и захватчиками вообще разговоры противопоказаны.
Встряхнув правой рукой, я перехватил нож из обратного хвата в прямой, одновременно развернулся к дикарю боком, пропуская давящий дрын мимо себя.