И ведь что удивительно: по толстым губам его, по лучистым морщинкам в углах глаз, по добродушному брюшку видно было, что и вправду он рад каждому дню жизни! Мне захотелось вспомнить нечто радостное из своей жизни, и вспомнилась Лера, вкусный лейтенантский коньячок и едкое остроумие Шустрого, и я вслух согласился с Председателем, а тот снова хлопнул мое плечо, говоря жестом "так-то!" Тогда я спросил:
- Скажите, Павел Петрович, как по-вашему, зачем все случилось?
- Что случилось? Не понял.
- Ну… девять лет назад… когда случилось.
- А! Что ж за вопросы, Виктор Андреевич! Какая разница - зачем? Раз случилось, значит, кому-то надо было. Но жизнь-то все равно хороша!
- Что ни делается - все к лучшему, - поддакнула Оленька.
- Пожалуй… - очень неуверенно промямлил я.
- Ну а какими судьбами ты? Чем любопытствуешь?
Бесхитростный оптимизм Председателя был мне до смешного симпатичен, не хотелось ничего скрывать. Я описал черное зеркало, которое видел у Леры, и спросил, не знает ли Ольга Борисовна или сам Павел Петрович чего-то подобного. Оба ненадолго задумались, затем Оленька удрученно качнула головой, а Председатель сказал:
- Нет-с, не в курсе. Но ты передай знакомой, если встретишь снова. Как бишь ее, Лера? Так вот, передай, что очень мы бы хотели такое себе в коллекцию! Хороших денег дадим. Правда, Оленька? - Жена, разумеется, кивнула. - Да, и возьми вот, мою визитку. Если что - не стесняйся, звони.
Он протянул мне прозрачный чип, я осторожно взял его, окончательно смутившись.
- Очень благодарен вам, Павел Петрович! Я не смею больше задерживать…
- Да что ты! Приятно было пообщаться. Но коли надо, иди…
И я вышел из музея, совершенно растерянный и обескураженный.
* * *
Что ж, хватит размышлений, пора на поиски брата!
На улице, прямо перед подъездом мэрии, обнаружилось такси, фактом своего присутствия поддерживая мое благое намерение. Добротная пармашина - с тремя парами водяных баков, герметичным салоном и киловатным климат-контролем. В такой можно ехать целый день, и температура в салоне не поднимется выше сорока.
Я сел в кабину и нагло заявил:
- Хочу нанять тебя до полуночи.
Усатый таксист с лесистыми бровями флегматично кивнул:
- Идет.
Я добавил:
- Всего маршрута пока еще не знаю.
- Без проблем.
- Десять аспиринов, - совсем уж загнул я.
- Договорились, - согласился таксист.
Сегодня во мне явно проснулся дипломатический талант!
- Тогда начнем с пожарной части на улице Мудрого.
И мы начали.
Я надеялся, что бригадир Степаныч окажется на месте - и он был. О том, что Ник вчера был спасен, а сегодня вновь исчез, он не знал, стало быть, что в пожарке брат не появлялся. Неведение бригадира было мне на руку: сочувствуя моему горю, он старался как мог помочь поискам, и выдал полный список друзей и товарищей Ника по службе, вместе с адресами и номерами. Троих из списка на смене не было. За полтора часа я объехал три адреса и переговорил с ребятами. Никто из них не знал ничего о местонахождении брата. В принципе, особого успеха я и не ожидал - вряд ли Ник стал бы втягивать друзей в недоразумения с дружиной.
Тогда я вернулся на "Забаву", перерыл архивы входящих писем и звонков, нашел номера пары последних Никовых подруг. Позвонил обеим, также без особой надежды на успех - самого Никиту девушки, допустим, приютили бы, но не его новую пассию. Расчет оправдался: брата у них не было.
Вот теперь пришло время подумать. Ник с Лерой не могли спрятаться у кого-либо незнакомого: тот наверняка выдал бы их. Шутка ли - убийца!.. По той же причине не могли они спрятаться и в любом общественном здании - в больнице, раздаточном пункте, на охладилке или паростанции. Ник не стал бы обращаться за помощью к тете Софье или старому Кириллу - наших родственников, пусть и дальних, дружина проверила в первую очередь. И уж точно они не могли податься к Лере на Выселки - из сотни сельчан, знающих девушку в лицо, уж кто-нибудь да сдаст ее.
Однако выжить можно лишь там, где есть энергия. Ведь в помещении без обогрева - та же двадцатиградусная баня, что и на улице. Там не протянешь дольше трех часов. Значит, из сотен домов города беглецам подойдет лишь каждый пятый - отапливаемый. А в отапливаемых домах обязательно кто-нибудь живет…
Следуя этой логике, спрятаться им негде в принципе. Но Ник все же сумел спрятаться, это значит… это значит, он логике не следовал! Значит, они сейчас НЕ в отапливаемом доме. Однако все же в таком месте, где можно выжить. И я знаю как минимум одно такое место!
Я улыбнулся своему озарению, взял нейтрализатор, таблетки и вновь сел в такси. Водитель-флегматик преспокойно дожидался меня. Я собрался с духом и заявил:
- Едем на свалку абсолюта!
- Как скажете, - был ответ.
Если случайно зазеваться и оставить рядом две вещи с разной температурой, между ними возникнет перекос. Холодная вещь будет остывать - чем дальше, тем быстрее. А если вовремя не спохватиться, то вещь остынет ниже нуля, и разогреть ее самым верным способом - ледяной водой - уже не выйдет. Предмет продолжит замерзать, отдавая энергию воздуху, пока не достигнет предела - абсолютного нуля. Получится отморозок - очень хрупкая штуковина, лишенная большинства химических и физических свойств, ни на что не годная. Если уронить ее на пол, раздастся сухой снежный хруст, и вещь разлетится мелкой серебристой пылью.
У большинства горожан отморозки вызывают суеверный страх. Ведь это субстанция, аналогов которой в прежнем мире просто не было, и психика взрослого человека не умеет воспринимать ее адекватно. Держать отморозка в доме - все равно, что рассыпать соль или пройти под лестницей. А уж разбить отморозка - хуже нет приметы. Так что если ты, стирая любимый пиджак, окунул его сдуру после горячей воды в холодную, а спустя два часа обнаружил, что пиджачок начисто потерял цвет и ломается так же легко, как картофельные чипсы, - следует поскорее и максимально бережно вынести его на квартальную свалку. Там в конце недели огромный грузовик сгребет ковшом хрустящее серебристое месиво и вывезет за город, где вывалит в глубокий котлован, бывший раньше озером Чутким. Озеро давненько выкипело, а котлован теперь заполнен на две трети блестящими осколками замерзших топливных баков, бетонных плит, джинсов, отверток, резиновых покрышек, кастрюль, овощей, льда… возможно, и человеческих тел. Вот это и есть всеобщая свалка абсолюта.
Свалка - паскудное место. Даже если забыть о суевериях. Частенько туда выбрасывают предметы, замерзшие еще не до нуля, они разогревают воздух, и над котлованом постоянно вздымается горячее марево. Земля вокруг, напротив, вся мерзлая и крохкая, грозящая обвалами. И что хуже всего, на пять километров вокруг нет ни единого источника энергии, а значит, в случае чего, негде ни согреться, ни вызвать помощь.
Тем не менее, я точно знал, что в мертвой пустыне около бывшего Чуткого озера обитают девять человек. К ним мы и направлялись.
Путь до свалки занял без малого час. Все это время таксист молчал. Это был молчаливый таксист. Я и не знал, что такое бывает.
Еще с полчаса мы описывали спираль вокруг котлована, постепенно расширяя зону поисков. Мы катили по серым холмам с редкими проплешинами травки, огибали осколки вымерзших дачных домиков, проезжали вдоль скверов, тычущих в небо корявыми обугленными пальцами стволов. У одного из коттеджей примостился скелет гаража, между его ребрами виднелся неестественно целый белоснежный катер.
Я догадывался, где следует искать. Заметив живописный холм, наполовину укрытый зеленью, мы свернули к нему. На макушке холма чудом уцелела липа. Под нею виднелись несколько фигурок, расположившихся на земле. Они. Метрах в двухста я попросил остановить и пошел дальше пешком.
Фигурок было восемь. Один полулежал, прислонившись к дереву, и, кажется, дремал. Остальные тихо беседовали о чем-то, рассевшись на траве. Они были почти раздеты, от взгляда на полуголые тела меня передернуло: все равно, что смотреть, как кто-то сыплет соль в открытую рану. Леры и Ника среди них не было.
Меня заметили, один встал и пошел навстречу. Это был мужчина, одетый в шорты и сандалии. Волосы его были черные и кучерявые, кожа бледна, но щеки розовели, как от румян. Глаза недобро щурились.
- Ты кто еще такой? - Крикнул он мне, едва приблизившись.
- А ты?
- Я Черчилль, - бросил мужчина со злобной гордостью. - А кто ты и зачем явился?
- Меня зовут Виктор, для тебя - Виктор Андреевич. Хочу поговорить с учителем.
- Таких, как ты нам не надо, - отрезал Черчилль. - Мы примем только женщину.
- Ага, значит, у вас есть вакансия?
- Не для тебя. Сказал же - возьмем женщину.
Мужчина прорычал это особенно свирепо и для убедительности нахмурил брови. Я сплюнул.
- Да не собираюсь я к вам, не совсем еще сдурел. Брата ищу. Нужно поговорить с Владом.
- С учителем! - Рявкнул Черчилль.
- Ага, с деканом. Давай, веди.
Еще трое мужчин приблизились к нам, подозрительно разглядывая меня. Один держал в руках какую-то трубу весьма сомнительного вида. Я сказал громко, чтобы слышали все:
- Я не имею никакого желания лезть в вашу стаю! Вон там, видите, машина - через полчаса увезет меня отсюда. А в моих руках - мезонный нейтрализатор. Просто для справки, вдруг вам любопытно.
Не знаю, что подействовало больше - такси или оружие, - но аборигены переглянулись, и Черчилль кивнул:
- Идем. Поговоришь десять минут, не больше. Учителю не до тебя.