В таком случае я просто обязан их разочаровать. Я - полноценный губошлеп, родом из поселения беглых, чьи предки когда-то по собственной воле, спасаясь от голодной смерти, ушли в горы. Я - сын природы, одарен способностью видеть сны, в университете освоил науку излечения поселян, необуздан нравом, непоседлив, трусоват, каналья и мошенник, потому и брожу по белу свету. Я - повелитель самого себя и никто мне не указ, даже старцы Ин. Вот такие извращенцы порой попадаются среди горцев.
Но шутки в сторону. Война была объявлена, и никто заранее не оговорил ее правил. Подобное неустойчивое, чреватое всякими неожиданностями положение меня устраивало. В подобном лабиринте оборотень - губошлеп со всякими штучками-дрючками и бластером в ноге, он же разумная тварь с далекой планеты, он же бисклаварет-хранитель с опытом ведения боевых действий против всякой нечисти - мог дать сто очков вперед любому, даже самому проницательному великому. Но при условии, что мне вернут волшебный пояс.
Однако прежде всего я - знахарь, и точка! Прошу любить и жаловать. Существо ничтожное, со своей причудью, не более того. Правда, такой маскарад был хорош до той поры, пока мне не придется взять в руки оружие. Я мог воспользоваться бластером только раз, и это раз должен был принести мне победу, иначе из наблюдателя - придурковатого, непонимающего, что с ним происходит, горца - я сразу превращался в опасного врага, и даже отсвет немереной мощи попечителя ди не спасет меня от гибели.
При этом трудность применения оружия состояла в том, что боевой контакт должен был принести победу не только мне, но и противостоящим губошлепам.
Как можно совместить несовместимое, понять почти невозможно, поэтому лучше совсем обойтись без стрельбы. Это решение ставило меня в одновременно и в безнадежное, и в выигрышное положение.
Даже при отсутствии связи…
Разбудили меня почесыванием по плечу. Надо мной стоял матрос в простеньких нагрудных латах, шароварах и плетенных сандалиях на босу ногу. Обыкновенный губошлеп, каких на Хорде хоть пруд пруди. Вот тебе и славный!.. Матрос был необыкновенно худ, глаза печальные.
- Завтрак! - объявил он, поставил поднос на откинутую столешницу и вышел.
Я заставил проглотить себя пойло, которым угощали на этой субмарине. Вспомнил о сыре из птичьего молока, вообразил вкус лаваша, испеченного Якубом, и вздохнул.
После завтрака в каюту явился Немо. Мы расположились друг напротив друга. Капитан сложил руки на груди, спросил.
- Что, знахарь, тебе привиделось сегодня во время отдыха?
Я почесался.
- Вспомнил, что приключилось с обезьяной (есть у них на Хорде такие мелкие шкодливые животные), наблюдавшей, как плотник раскалывает бревно двумя клиньями. Загонит один клин, потом вставит в щель следующий, вобьет его - так и движется к другому концу.
- Понятно, - откликнулся Неемо.
- Вот и ладушки. Наступил полдень, плотник решил отдохнуть. Он расположился в тени возле ручья, а непоседливая обезьяна, забравшись на бревно, попыталась вытащить клин, который торчал в комле. Раскачивала она его раскачивала, пока ее яйца на провалились в щель. Что с ней случилось далее, когда она вытащила клин, рассказывать не буду.
- Любопытно, - после некоторого раздумья заявил капитан, потом философски заметил. - Все врут. Каждый норовит солгать. Ты, знахарь, тоже врешь. Нагло, беспардонно… Придурка из себя изображаешь. Говорят, у тебя в горах мамка есть?
- Ну… - я неопределенно почесался.
- Цыплят завел?
- Двоих. Там, в горах…
- Что так мало?
- Двоих попробуй выкорми.
- Что с ними теперь?
- Выросли… У старшего уже своя мамка есть. Цыпленка завели.
- Любишь цыплят?
Я принялся отчаянно чесаться. Потом наконец сформулировал.
- Даже не знаю. Привязан…
- М-да… - заключил Неемо и вновь впал в раздумье. Через некоторое время он продолжил.
- Про тебя рассказывают много странного. Говорят, кто-то из поселян считает тебя учителем, что вас двое, что ты умеешь рассказывать сказки, награждать снами. Зачем все это, знахарь, если огонь небесный вот-вот обрушится на Хорд?
- А если не обрушится?
- Как же не обрушится! Эти напыщенные петухи ни за что не упустят возможности красиво погибнуть. У них только и разговоров о том, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
Я ничего не ответил на это неожиданное заявление.
- Изобразили какие-то дурацкие треугольники, а на самом деле с тупостью и упрямством, достойными лучшего применения, возводят бастион в безатмосферном пространстве. Надеются этой пукалкой остановить тех, кто идет на смену архонтам. Глупо…
После этих слов мне следовало сломя голову мчаться в ближайшую тюрьму и требовать, чтобы меня законопатили там до конца моих дней. Но как отсюда сбежишь? На провокатора Неемо был непохож - не чувствовалось в нем этой подловатой страстишки, а без вдохновения, без игры воображения, без умения добиться сочувствия, вызвать на откровенность, что за провокатор!
Я почесался.
- Ты что, не веруешь в ковчег?
- Почему же не верую, - Неемо сделал паузу, потом добавил. - Верую, конечно. Как тебе понравился наш завтрак?
Я не смог скрыть отвращения.
- Так питается большинство поселян, особенно те, кто трудится на заводах, обслуживает подводные грузовые корабли, транспортную сеть. Тем, кто несет службу в безатмосферной дали тоже приходится несладко - питаются два раза, а то и раз в день.
- У нас в горах таким пойлом даже домашняя птица бы побрезговала, - ответил я.
- Вот именно, - изящно, коготочком указательного пальчика почесал лоб Неемо. - Потому что вы, беглые, сеете, что пожелаете, там, где пожелаете, скот пасете на тучных пастбищах, а повсюду, где царит порядок, сплошь нищета и мор. Все соки из поселян высосали. Каждое зернышко на учете! Каждая капля ртути - на оборону!
Он помолчал, потом продолжил.
- Знахарь, я своими ушами слышал, как ты утверждал, что рукотворный сосуд - это великий обман. Нам запись прокручивали. Что строить его - понапрасну тратить силы и время. Что существует другой ковчег, существующий предвечно, который с полным основанием можно назвать сосудом святости, силы и безмерной любви к созданным им тварям. Разве не так, знахарь?
Я торопливо почесался.
- Я никогда не утверждал, что не следует строить ковчег. Я только спрашивал - тот ли священный сосуд мы наполняем, о нужном ли печемся? Ощерившаяся пушками гора в безатмосферном пространстве является только горой, и ничем иным. Нельзя взойти на нее и спастись. Нужно искать другую гору…
- Но если в самом деле нагрянут архонты или их потомки?
- Их нет, они сгинули!
- Эти сгинули, другие придут, - Неемо уныло глянул в мою сторону. - Как ты можешь знать?
- Видел во сне.
- А-а, во сне… Во сне ты, говорят, видал какой-то необыкновенный остров, расположенный неизвестно в какой стороне. Там, говорят, сбываются желания. Не много ли на себя берешь, знахарь?
- Я что, я поселянин махонький. Вот такой, - я показал ему коготок мизинца.
В этот момент над головой жутко завыла сирена. Неемо бросился к выходу. У порога обернулся, грозно крикнул: "Сидеть!" - и выскочил в коридор. Некоторое время я с тревогой прислушивался к надрывному вою, потом осторожно притянул к себе металлическую плиту, выглянул в коридор. На полу, повыше металлической решетки струилась вода. Где-то совсем близко в аварийном режиме захлебывалась помпа. Услышав прерывистые, чавкающие звуки, я моментально проследил путь воды до сборного трубопровода, затем через рабочую полость насоса наружу, в море. На свободу…
Наклонившись, зачерпнул горсть воды, быстро вернулся в камеру, вылил ее на столешницу - небольшое выпуклое пятнышко разлилось по щербатой, плохо закрашенной, металлической поверхности, - затем прошел к входному люку, прикрыл овальную плиту и для верности наглухо довернул маховик замка. Теперь в каюту не попасть. Достал из левой ноги сосуд с особого сорта водой, зарядил ее - то есть, ментальным образом закрепил в молекулах волшебной жидкости сообщение Быстролетному о переводе на подводную лодку, об аварии, о том, где искать меня, о чудесном острове на котором исполняются желания. Наконец вновь, отвернув колесо маховика, отворил дверь и стряхнул драгоценные капли в скапливающуюся в проходе воду. Не удержался, проследил, как струйка с моим сообщением, миновав жерло насоса, оказалась в море, как ушел в пространство сверхчувственный сигнал.
Теперь на помощь капитану! Я бросился по коридору, стены которого представляли из себя сплошь бегущие из отсека в отсек трубы и кабельросты, в приямках которых были уложены толстые жгуты, свитые из проводов. Все оборудование обветшало, краска местами облупилась, на металлических частях кое-где проступила ржавчина. В это мгновение начал гаснуть свет. В полутьме я добрался до отсека, расположенном перед самым центральным постом. Уровень воды здесь уже был повыше когтей на пальцах ног. Капитан с тремя худыми, с изможденными матросами толпились у люка в боковое помещение - по-видимому, кубрик, - из которого достаточно обильно поступала вода. Из проема, ведущего в центральный пост, выглядывали два губошлепа в латах, в глазах у них стыл откровенный ужас. Они, видимо, ждали команду капитана задраить люк.
- Что случилось? - крикнул я.
Неемо неожиданно страстно почесался и вполне спокойным голосом объяснил.
- Течь. Швы на этой старой лоханке прозрачным под стать. В каждом плавании что-нибудь да случается.
- Надо всплывать! - заявил я.
- А мы что сделали! Сейчас ребята пытаются завести снаружи пластырь, а мы здесь, со своей стороны должны закрепить накладку. Сил у матросов не хватает, питание скверное.