- Глупости, Серый. У любого разумного, чувствительного существа жизнь только одна. И у тебя в том числе. А то, что можно зачерпнуть - это ерунда. Жалкая биокопия… Биороб… Если погибнешь губошлепом, то на воскресение в облике человека не рассчитывай. Твой лимит исчерпан.
- Слышь, "Быстролетный", а ты в Бога веришь?
- Зачем мне это?
Я задумался - действительно, зачем?
Тишина была долгая, протяжная. Как бы то ни было, я решил идти до конца, тем более что рядом где-то прятался обломок голограммы. Пусть прикидывается спящим, заторможенным, либералом их либералов, я был уверен, каждое мое слово аккуратно фиксируется на каком-нибудь фантастическом носителе.
- Слушай, друг, это не праздный вопрос. Я вот о чем подумал. Вымести с планеты и безатмосферного пространства оставленные архонтами вещицы, например, приводную станцию, это только полдела. Главная задача в том, чтобы убедить губошлепов отказаться от постройки ковчега.
- Полагаешь, что без веры не обойтись?
- Никак не обойтись! По крайней мере, другого способа просветить губошлепов я не вижу. В этом попечитель не ошибся. Вера - сила могучая, способная реально отвратить губошлепов от созидания космического укрепрайона. Пусть объект веры будет называться Ковчегом, но не рукотворным, а духовным, созидающим.
Дай досказать!..
Беда в том, что от меня требуют сокрушающей любые сомнения проповеди, а я сам с головы до ног увешан сомнениями.
Как бы тебе объяснить?..
Понимаешь, я всегда относился к религии с некоторой снисходительностью образованного человека, при этом, правда, всегда признавал ее культурно-историческую ценность, но в вопросе о существовании Бога я никогда не скрывал скепсиса. Ерничаю, а сам прикидываю, а вдруг накажет?
Усек?
Как же мне убеждать людей? Ладно, скажем, одолел я в себе предвзятость, что дальше? Не смешно ли в облике губошлепа изображать из себя верующего, не важно какого - христианина, мусульманина, иудея, буддиста, баптиста или какого-нибудь дырника. И как быть с тем, что разделяет иудеев, христиан, мусульман, последователей Будды? Заострять ли внимание на различиях в понимании святынь. Как быть календарем, чистилищем, с аксиомой о непогрешимости папы? С двуеперстием и троеперстием, тем более что в глазах губошлепов этот жест считался крайне неприличным.? Имеет ли смысл объяснять разницу в истечении Святого духа от Бога-отца или от Бога-отца и Бога-сына?
Или, может, отбросить эти разночтения, ведь я здесь один-единственный землянин на всю округу.
Человечище!
Может, попытаться рассказать о том, что нас соединяет? Извлечь, так сказать, квинтэссенцию! Отыскать философский камень, ведь Создатель для иудеев, христиан, мусульман, даже с точки зрения самой строго ортодоксии - един!
И как быть с четырьмя благородными истинами - Арьясачча, которые в любом случае, при любом истолковании, в любом уголке Земли, на любой планете, даже в ядре Галактики, остаются благородными.
Кем бы я был, если бы умолчал о Гаутаме?
Вновь наступила тишина. В рубке все оставалось по-прежнему, разве что обесцветился и стал прозрачным экран и манящий свет звездной спирали заиграл передо мной. Ближайшие к Хорду звезды задумчиво смотрели на меня, на причудливое металлокерамическое существо, хоронившее в своей искусственной утробе неведомое науке человечище.
Неожиданно койс закашлялся, прочистил то, что у него называется горлом или выходным динамиком, и, наконец, ответил.
- Ты, хранитель, позволил себе отыскать ответ у меня, капитана, которому никогда не стать майором? Ты вот так запросто обращаешься с субординацией?
- Плевать мне на субординацию. У кого же еще спрашивать, если нас здесь двое.
Пауза.
Легкое покашливание, истончившийся до дрожащего тенорка голос.
- Помнишь, Серый, ты интересовался, вижу ли я сны?
Еще одна пауза, затем прежний гнусавый баритон.
- Нет, не вижу.
Вздох.
- А хотелось бы… Мне ведь тоже порой приходится вырубаться. Я эту отключку терпеть ненавижу! Очнешься, и так грустно становится на душе - валяешься, как отсоединенный от питания утюг. Раньше было плевать, а вот послушал тебя, поглядел на губошлепов, тошно стало. Чем же я от биороба отличаюсь!
Еще один вздох.
- А хотелось бы отличаться… Лежишь себе и видишь что-нибудь легковесное, приключенческое, с эротическим привкусом. Что-нибудь о колодце, полном ледяной, вкуснейшей на свете воды.
Ни с того ни с сего койс принялся цитировать Тараса Шевченко.
Садок вишневый коло хаты,
Хрущi над вербами гудуть,
Плугатарi з плугами йдуть,
Спивають iдучи дiвчата…
- Перестань… - голос у меня дрогнул.
Я стиснул челюсти.
- По грибочки бы сходить, - после короткой паузы продолжил койс. - Помнишь, когда мы с тобой на Земле в первый раз встретились? Каллиопа тогда грибную жаренку с картошкой приготовила?
Затем койс признался.
- Кошмаров не хочу. Не дай Бог просыпаться в холодном поту, да еще с включенными сиренами, звать знакомых вернослужащих и вернослужащиц. Не хочу - и точка!! Но если даже кошмары - пусть! Сдюжим как-нибудь. Лишь бы увидеть что-нибудь. Ясно выражаюсь, Серый?
- Вполне.
- Слышь, волчара, сегодня до меня долетел сон юной курицы, которую водят на поводке. Ты, эта, зря переживаешь. Никто не собирается уничтожать этот курятник. Головой ручаюсь! Попечитель не посмеет ослушаться устава, да и зачем ему это? Он способен видеть сны. Говорит, редкая прелесть.
- Вот как? А мне казалось, сущность он и есть сущность.
- Нет, он когда-то был естественным ди.
Затем "Быстролетный" вернулся к заветному.
- Вот ты спрашиваешь, верю ли я в Бога? - он протяжно прерывисто вздохнул. - Спрашиваешь, потому что тебе это раз плюнуть. Ты - царь природы, у тебя свобода воли.
Ты послушай, не перебивай!!
Я же не перебивал!!!
Конечно, мы долгое время не разлей вода. Этого не отнимешь! Вместе пуд соли съели - пили, болтали, твой скафандр натаскивали. Это все так, но ты спрашиваешь меня о том, что не имеет никакого отношения к железке, навроде меня.
Или не должно иметь отношения.
Я тебе вот что хочу сказать. Если полагаешь, что для выполнения задания мне необходимо поискать ответ и на этот вопрос, я поищу.
Я постараюсь. Если считаешь, мы друзья, значит, так и будет. Значит, так нада!! Ты - начальник, естественник. Ты из повелителей, ваш бродь, так сказать.
Сидеть молча, руки в гору! - неожиданно рявкнул аппарат.
Я поднял руки.
- У меня, Серый, на все ваши философии, на всякие заповеди-маповеди, сомнения-момнения наложен конструктивный запрет. Посуди, зачем мне это, если я не способен видеть сны?
- Ты к попечителю обращался? - поинтересовался я. - насчет того, чтобы навеять сон золотой? Ему, небось, это труда не составит.
- Именно так, обращался. Он мне вот как объяснил - мол, с технической точки зрения задача решаемая, но для этого ему необходимо полностью перестроить мое сознание. Беда в том, что он не может дать гарантии, что в результате я останусь самим собой. Следует действовать естественным путем, пробудить, так сказать, мои внутренние духовные силы. Насчет духовных сил, это он так выразился, - словно оправдываясь, добавил койс.
Некоторое время я сидел, тупо уставившись в звездное небо. Галактический обод заметно сдвинулся влево, развернулся к нам родным рукавом. Я мысленно отложил две трети расстояния от центра галактики - в том районе поискал маленькую звездочку. Напрасный труд. Отсюда Солнце даже в самый мощный телескоп вряд ли увидишь.
- Помнишь Каллиопу? - спросил я. - Как она появилась у тебя в рубке. Как предстала в одеянии Венеры с цветком в руке? Помнишь, как у тебя тогда дыхание перехватило. Возмечтал, наверное, койсик, голова закружилась…
Хозяин ответил не сразу, некоторое время громко сопел. Неожиданно в рубке возникло еще одно кресло, пробежало, замерло, обрело тяжесть, будто кто-то коснулся сидения. В то же мгновение в рубке обрисовалась Каллиопа. Королева фей, русалок и вил, пра-пра-пра-, уж не знаю, какая по счету, внучка Афродиты, была в легкой прозрачной накидке, пышную прическу скрепляла усыпанная бриллиантами диадема. В правой руке держала жезл Флоры, в другой цветок. Рядом с ней вживе родилось еще одно сидение. На него, скорописью очерчиваясь в воздухе, взгромоздился друг мой Георгий, супруг царицы любви, владелицы всякой травинки, всякого побега на Земле. Всем им она дает силу роста, всех одаривает страстью. В углу обозначился худущий - просто скелет - старик с редкой козлиной бородкой, в походном одеянии римского легионера.
Василь Васильевич!.. Он же Агасфер, наказанный Иисусом Христом за дерзость.
Я стиснул челюсти, приказал.
- Отставить!..
Изображения сгинули. Только китайская роза, пышно разросшаяся по рубке, напоминала о былых временах, когда мы все четверо собравшись на борту койса, в соседстве с бестелесным капитаном фламатера мчались на бой с раруггами.
- Да, только роза и осталась, - угадав мои мысли, шепотком признался койс. - Знаешь, сколько мне с ней пришлось повозиться, чтобы сохранить корешок. Сколько раз приходилось вырубаться, замыкаться в исходную оболочку, одолевать серое лимбо. Теперь видишь, как разрослась. Не служебное помещение, а цветник. Приятно дышать…
- Как же тебе это удалось?