Я живо обернулся к нему. Он стоял, расставив ноги на ширину плеч и сунув в карманы руки. Я и раньше замечал, что хорошо пошитый пиджак скрадывает объем мышц, придавая мужской фигуре утонченность, и вот теперь… Черный блейзер не был обтягивающим, но и его свободный покрой являл выпуклую грудь, широкие покатые плечи и литые бицепсы Германа Юрьевича - и я невольно восхитился его телесной мощью.
- Это черный ход, - объяснил я. - Он ведет во двор.
- Ага… прямо отсюда, - Ропшин сделал винтообразное движение вниз указательным пальцем, - и во двор?
- Ага… ладно. Скажите, а нельзя взглянуть? Дело в том, что, может, удобнее будет там протянуть громоотвод - через эту черную лестницу… Она у вас часто используется?
- Используется?.. Нет, практически нет. Зачем? Это на всякий случай, экстренный, так сказать.
- Ага. Тогда пойдемте глянем? Ключ от этой двери?
- Ключ здесь есть, в ящике стола. Вот. - Я шагнул к письменному столу, выдвинул верхний ящик и показал ключ. - Он полагается здесь, на экстренный случай.
- Отлично! - воскликнул Ропшин, не скрывая радости. - Отлично! Лев Степаныч! Ну что - тогда мы сходим вниз с Антон Валерьянычем, посмотрим? Антон Валерьяныч, вы уж не обессудьте, мы вас поэксплуатируем немного!.. Ваш швейцар там справится без вас?
- Справится! Чего справляться-то, дел там на копейку, - заговорил я оживленно, чрезвычайно польщенный тем, что Ропшин говорит со мной так по-приятельски. - Тогда, быть может, пусть здесь горничная порядок наведет, пока мы смотрим? Скатерть поменять, половики, влажная приборка?..
- Пусть, - после коротенького молчаливого раздумья, кивнув, согласился Боярышников.
- Анна, - заруководил я, - давай приступай! Десять минут тебе… Идемте?
- Идем, идем, - подхватил Ропшин.
Я отпер дверь.
Анна шмыгнула, вытерла под носом рукавом, вытерла ладони о синий передник и, переваливаясь уткой, проследовала к круглому столу, а я шагнул на площадку.
Узкая деревянная лестница с деревянными же перилами. Узенькие окна. Мы простучали каблуками по ступенькам бойкий ритм, и я на ходу вынул из кармана здоровенную связку ключей, отыскивая среди них ключ от входной двери.
Мы спустились, и я уже приставил найденный ключ к скважине замка, как Ропшин спросил вдруг:
- А это что за дверца?
- Это вход в подвал, - ответил я, не оборачиваясь, ибо дверца здесь была всегда одна. Дважды повернул ключ, выдернул его и толкнул дверь - на площадке сразу стало светлее. - Вот это выход во двор, - пояснил я и, не получив никакой реакции, оглянулся.
Ропшин стоял - руки в брюки - и прищуренно смотрел на маленькую дверцу под лестничным пролетом.
- Послушайте, - сказал он задумчиво. - У вас там, в подвале, пол земляной?
Странный вопрос.
- Да, - ответил я, недоумевая. - А что?
- У вас там что-то хранится?
- Ну… так, ерунда; ящики со стеклом, кирпич… Вообще-то там коммуникации, трубы.
- Да, - промолвил Ропшин и игранул темными бровями, чем как бы стряхнул с себя задумчивость. - Так это же здорово! - воскликнул он прежним бодрым тоном. - Лучше всего будет протянуть громоотвод сюда, в подвал. Заземлить его там. Верно?
Тут я забеспокоился и вдруг увидел свое легкомыслие. Я мало что смыслю в электричестве, но принцип действия громоотвода в общих чертах понимаю: молния лупит в железный штырь и по нему, а потом по железной проволоке уходит в землю. Если они хотят протянуть проволоку по черной лестнице и через эту проволоку пройдет разряд молнии, а кругом все деревянное…
- А в смысле противопожарной безопасности… это как?
Ропшин сначала смотрел на меня непонимающе, но, сообразив, рассмеялся снисходительно-добродушно:
- Ах вот вы о чем!.. Да нет, конечно, никаких проблем. Я объясню. Функцию громоотвода выполняет изолированная медная проволока. Мы устанавливаем мачту на крыше, присоединяем к ней проволоку, тянем в подвал и там заземляем. Весь ток уходит в землю. А изоляция стопроцентно предохраняет от… э-э… ну, от всяческих эксцессов. А вообще-то это сущая формальность. Обязательное правило техники безопасности. Нужды в нем никакой нет: основной громоотвод защищает здание надежно, да и небо, как видите, ясное, никакой грозы и в помине не предвидится… Но так уж полагается, такие правила. Если их не выполнять, эксперимент считается недействительным, никакая комиссия потом результатов не утвердит… - Ропшин рассмеялся. - В науке своя бюрократия имеется! Так что вы работайте спокойно, ни о чем не думайте.
Я успокоился и спросил заинтригованно:
- А если через окно во двор?
- Не годится. У вас там, я вижу, во дворе асфальт, а газон - то есть земляная поверхность - далеко. Эдак будет проволока
через весь двор болтаться - несерьезно! Оборвут… А yj2 так, в подвал - отлично, ничто никому не мешает. Оптимальный вариант, так, да?.. Да вы не волнуйтесь! - снова засмеялся он. - Абсолютная гарантия! Поверьте старому электротехнику…
- Вы электротехник? - почтительно спросил я и смешался: как-то по-детски наивно прозвучал этот вопрос.
- Ну, в общем, да. Вообще-то мы с коллегой имеем отношение к военному министерству, и наши исследования… - Тут Ропшин сделался значительным. - Короче говоря, это не предмет для широких обсуждений! Понимаете меня?
- Понимаю, - ответил я, мгновенно и горько удрученный тем, что не догадался сразу, кто они. Теперь-то я увидел совершенно ясно: выправка, короткие стрижки, командная уверенность… Вот только словечко "волшебно", припомнил я, произнесенное Ропшиным, как-то не укладывалось в картину, от офицера такое услышать странновато… но ведь и они не строевые солдафоны, а исследователи… Да. Как я сразу не сообразил?.. Лопух! Разиня…
- Вот и отлично, - между тем заметил Ропшин. - Ну что ж, давайте откроем.
Я без труда отомкнул висячий замок, снял его и потянул на себя легонькую дверцу.
- Только там темно, - предупредил я.
- Вот как? Ладно. Тогда поднимемся наверх, возьмем фонарь. Пойдемте!
Я накинул замок обратно, запер оказавшуюся ненужной входную дверь, и мы поднялись наверх. Боярышников, без пиджака, в одной голубой рубахе, стоял у открытого окна, строго глядя вдаль. В комнате ощущался запах хорошего табака, я заметил, что на подоконнике стоит пепельница, а в ней - раздавленный окурок… Анна, часто шмыгая, орудовала шваброй, моя пол. Толстое, безбровое лицо горничной было сурово и серьезно, нижняя губа оттопырена. Скатерть на столе лежала свежая. Боярышников повернулся к нам.
- Полный порядок, Лев Степанович! - весело отрапортовал Ропшин. - У них тут, оказывается, подвал с земляным полом. С любезного разрешения Антона Валерьяновича там мы и заземлимся.
Лев Степанович едва заметно кивнул в знак согласия.
- Почему ваша гостиница называется "Перевал"? - неожиданно спросил он.
Я выпучил глаза. Положительно, этот тип имел особый талант озадачивать своими вопросами.
- Почему "Перевал"?.. Ей-богу… я тут в общем-то недавно… год всего как работаю… не задумывался даже…
- Это что! - с живостью откликнулся Ропшин, шумно возясь в своем саквояже. - Я вот в одном городишке небольшом был, северном - так там гостиница называется "Бирма". Представляете? Чуть не в тундре и - "Бирма"! Спрашиваю местных: откуда, мол, название такое, с каких таких чудес?.. Никто ответить не может. Руками разводят, плечами пожимают. Сколько себя помнят, говорят, столько и она - "Бирма".
Говоря это, он извлекал из саквояжа поочередно большой, очень мощный электрический фонарь, изрядную бухту медной проволоки в лиловой полихлорвиниловой оболочке, молоток, пассатижи и еще какой-то странный предмет: небольшой тускло поблескивающий медный шарик на медной же цепочке. Шарик он проворно сунул в карман, а все остальное выложил на стол.
Анна сделала шваброй замысловатый финт, увлажнив последнюю половицу, подхватила ведро с грязною водой и удалилась. Слышно было, как она увесисто затопала по ступенькам. Ропшин отряхнул ладонь о ладонь и повернулся:
- Ну что, Лев Степанович, начнем?.. Что там у нас?
Сказав это, он приблизился к подоконнику. Я тоже из вежливости выглянул в окно из-за их спин. Ропшин легко, без рук, взмахнул на подоконник и оттуда спрыгнул на крышу. Кровельное железо недовольно громыхнула под его ногами. Упершись руками в поясницу, он закинул голову назад, сощурился от солнца, осклабив белые клыки.
- Красота! - беззаботно воскликнул он. - Я пацаном любил по крышам лазать просто так - гулять, смотреть сверху…
Он с видимым сожалением окинул взглядом горизонт - мол, да, хорошо было бродить по крышам в детстве, не то что ныне… вроде бы и крыши те же, что и двадцать лет назад, и день такой же светлый и сияющий, как те дни… а все равно не то - ушло время, убежало, смеясь, и его почти уже не видно…
- Красота, - вздохнув, повторил Ропшин, вскарабкался обратно в комнату, и без долгих слов они с Боярышниковым принялись разматывать бухту, а я вдруг упоенно воспарил душой: эти люди разговаривали со мной просто, на равных, и никакой насмешки или снисходительности не было - значит, это я сам уничтожался по своей глупой провинциальной закомплексованности, а на самом деле ничего подобного… Хорошо, хорошо!.. Я ощутил себя точно увеличившимся в объеме.
Прилив тщеславия был прерван появлением Анны, и я удивился - чего ей здесь надо?
- Тебе чего? - спросил я, сделав строгое лицо. Ропшин быстро покосился на меня, с юмором во взгляде: ишь, начальник! - и я затрепетал, опять попав в смятение.
- Скатерку старую забрать, - объявила Анна и ожесточенно потеребила пальцем правую ноздрю.
- A-а… ну-ну… - забормотал я, не зная, как выбрать верный тон. - Забирай, забирай…