– Вероятно, мои системы не в полном порядке, – заявил Драмба. – Система распознавания требует ремонта…
– Вот что, Драмба, – перебил его Корней. – Сделай-ка нам пару табуреток и стол. Обыкновенных, деревянных.
– Слушаюсь, Корней!
Драмба неизвестно зачем приложил ручищу к голове и выплыл из гостиной.
– Он быстро управится, – заверил хозяин гостя. – Прошу простить за столь прохладный прием. Старый дом. Старый хозяин. Нерасторопные старые слуги…
– Ничего, – откликнулся Абалкин. – Старый служака не виноват. А примитивная автоматика дома – тем более. Они и вас скоро перестанут распознавать.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мы не люди, Корней.
– Мы?
– Вы, я и еще одиннадцать наших братьев и сестер. Вы знаете историю своего происхождения, Корней, но не знаете, что всего "подкидышей" было тринадцать.
– Было?
– Эдна Ласко погибла в две тысячи сто пятидесятом. Томас Нильсон покончил с собой в шестьдесят пятом. Меня убил Рудольф Сикорски в семьдесят восьмом. Впрочем, в смерти Эдны и Томаса тоже виноваты люди.
– Однако вы живы здоровы, Лев. И судя по всему – в отличной форме. Во всяком случае, я в свои девяносто два не выстою против вас и двух раундов.
– Я – вернулся. Эдна и Томас – тоже. Для нас не существует смерти.
– Звучит заманчиво, хотя и фантастично. Уверяю вас, как бывший космозоолог: бессмертных существ не бывает.
– В биологическом смысле – да, но превращения энергии практически бесконечны… Но не будем злоупотреблять философией. я прилетел не для этого, Корней.
– Для чего же, Лев?
– Для того, чтобы предупредить: наступает момент истины.
– И в чем же он заключается?
– В том, что мы должны выполнить свое предназначение…
– Похоже, вам никак не удается избежать философии, Лев. Вспомните времена Прогрессорства, говорите четко, как на докладе.
– Слушаюсь, Корней! – голосом Драмбы откликнулся Абалкин. – Вам следует прибыть в Свердловск. Сбор назначен на площади Звезды, перед Музеем Внеземных Культур.
– Когда?
– Этого я не знаю, Корней, но в час "икс" буду знать. Как и все мы.
Драмба вернулся через пятнадцать минут, волоча на себе пахнущий свежеоструганным деревом стол и две табуретки. Робот застал хозяина восседающим в удобном глубоком кресле. Нога на ногу, мосластые пальцы сцеплены на колене, в углу большого тонкогубого рта соломинка, взгляд отсутствующий.
Никакого гостя по имени Лев локаторы Драмбы по-прежнему не наблюдали.
№ 12 "М готическое"
Центральный альпинистский лагерь "Тьерра Темплада" располагался в долине живописнейшей реки Магдалены в Северных Андах. Отсюда альпинисты разлетались на покорение великих вершин, овеянных легендами веков и именами предков. Как музыка, звучали названия горных пиков: Сиула Гранде, Пичинга, Антисана, Охос-дель-Саладо. Первозданная красота, почти нетронутая дыханием XXIII века, привлекала рисковых ребят со всей Планеты.
Был уже вечер. Солнце почти уже скрылось за хребтом, окрасив лагерь в багрово-оранжевые тона. Повсюду стояли разноцветные палатки, лежали какие-то тюки, альпинистское снаряжение, сновали туда-сюда люди, где-то мужественными голосами пели о том, что "выше гор могут быть только горы, на которых никто не бывал". Кто-то высоким чистым голосом читал стихи:
Я – лес: найди дорогу сквозь туман!
Я – грот: зажги свечу под сводом ночи!
Я – кондор, ягуар, удав, кайман…
Лишь прикажи, я стану всем, чем хочешь.
Стать деревом – укрыть тебя в тени,
Прижать тебя к своей расцветшей кроне,
Ковер из листьев постелить – усни,
Упав в мои горячие ладони.
Стать омутом – спиралью скользких струй
Скрутить тебя и, на устах любимых
Запечатлев бездонный поцелуй,
Похоронить навек в своих глубинах.
Небольшая группа восходителей сидела по старинке вокруг костра, пили горячий чай, закусывали печеньем и сухариками, беседовали.
– Подниматься на гору с антигравом – это не альпинизм, а детская забава, – горячился курчавый аргентинец Хосе Санчес. – Ты знаешь, что ничего тебе не угрожает. я преклоняюсь перед предками. Некоторые из них совершали восхождения вообще без страховки, с парой кирок и кошками.
– Но ведь они и гибли очень часто и калечились, Ося, – ласково басил богатырь Святослав. – Нет ничего ценнее человеческой жизни, а тут, согласись, риск. Ты же знаешь, Мировой Совет специально рассматривал этот вопрос и посчитал обязательным использованием антигравов при восхождении. я совершенно не одобряю поступка бедняги Месснера. Зачем, спрашивается, он скрыл от всех, что не взял с собой антиграв? Ты же знаешь, чем это кончилось…
Хосе понурился, пробормотал:
– Да, он пролетел почти километр…
– Но самое загадочное, что когда нашли его тело, на его лице была улыбка, – вставил слово скандинав Свен в распахнутом дутом красном жилете.
– Жизнь обретает особенную ценность, когда в любой момент ты можешь ее потерять. я понимаю этого Месснера.
Все повернули головы к тому, кто произнес эту фразу. Это был человек, одетый как егерь и отдаленно похожий на индейца, до сих пор молча сидевший у костра. Никто не заметил, откуда и когда он появился.
– И тут явился Чингачгук Большой Змей.
– Виу, вождь.
Человек в егерской куртке улыбнулся этой шутке.
– А вы к нам какими судьбами, сударь, позвольте спросить… Вы альпинист? – осведомился Святослав.
– Нет, я бывший егерь, но имею третий разряд по альпинизму… Меня зовут Томас Нильсон. я интересуюсь вашим фольклором. Альпинистскими легендами, притчами…
– Ну, это сколько угодно… Вот, скажем, в прошлом году был у нас такой случай…
– Меня интересует Бледнолицая Девочка, – перебил егерь, – видел ли из вас ее кто-нибудь?
Вдруг воцарилось гробовое молчание.
– Вот как раз об этом, пришелец, мы предпочитаем не говорить, – сказал бородатый русский богатырь мягко, – особенно перед восхождением. Нарушение нашей негласной этики, знаете ли… Вестница несчастья…
– И все же что вы о ней знаете?
– Ну если ты так настаиваешь… Говорят, много лет назад в этих местах попала под горный обвал группа школьников – двадцать семь девчонок и мальчишек во главе с Учителем. Все остались живы, кроме одной девочки… Эдны Ласко… Говорят, что это ее призрак бродит… Суеверие, конечно… Но альпинисты вообще народ суеверный. Месснер мне рассказывал, что видел ее в тот самый раз, когда не взял с собой антиграв, ну то есть незадолго до своей смерти… Идет, говорит, мне навстречу и словно земли не касается. Лицо совершенно бледное, белое, словно бы неживое, идет и не смотрит, а когда мимо него проходила, то вдруг подняла голову и глянула ему прямо в глаза… А взгляд у нее, говорит, такой, что у меня, говорит, внутри все обмерло. Словно из какого-то потустороннего мира… И все это на высоте пять тысяч метров, на леднике, представьте. Мороз минус двадцать, лед, снег, трещины везде… А она в легком платьице. А через некоторое время он сорвался в пропасть. Никто не знал, что он не взял с собой антиграва.
Все помолчали некоторое время, почтив память товарища.
– Местные жители утверждают, что видят ее иногда на том месте, где она погибла почти восемьдесят лет назад. Там до сих пор стоит небольшой памятник… – сказал Хосе.
– А где это? – поинтересовался Нильсон.
– Да здесь неподалеку, – махнул рукой Хосе в сторону гор, покрытых тропическим лесом. – Километров десять, вон в том направлении. – Вы что, в самом деле хотите ее увидеть?
– Спасибо, – сказал Нильсон, не отвечая на вопрос. – Был рад с вами познакомиться, но мне пора.
Он встал и, не оборачиваясь, направился к глайдеру.
Все посмотрели ему вслед.
– Странный какой-то, – сказал Хосе, пожимая плечами.
Томас Нильсон посадил глайдер на небольшое открытое пространство, неожиданно открывшееся среди тропических зарослей, у подножия скалы. Видимо, именно с нее сорвались те камни, которые стали роковыми для Эдны Ласко. Неподалеку низвергался с огромной высоты живописный водопад Магдалены.
Нильсон спрыгнул на землю и сразу увидел небольшой мраморный памятник с фотографией. Он медленно подошел к нему и положил руку на прохладный мрамор. С фотографии на него смотрела очень милая, улыбающаяся девчушка лет двенадцати.
– Ты пришел за мной? – вдруг раздалось у него за спиной.
Нильсон обернулся. Да, это была она, худенькая, в какой-то то ли тунике, то ли хламидке, лицо совершенно белое, неживое. Нильсон заглянул в ее глаза и понял, чего так сильно испугался Месснер.
– Да, – ответил он, подходя к ней. – я твой брат. Пойдем со мной.
Девочка протянула к нему правую руку, ладонью вверх. На локтевом сгибе у Эдны чернела родинка, напоминающая готическую букву М. Нильсон закатал правый рукав егерской куртки, простер свою мускулистую ручищу над бледной ручкой Эдны Ласко. От его "Косой звезды" к ее "М готическому" протянулись серебристо-серые ворсинки, которые встретили пучок таких же шевелящихся червячков-лучиков. Они переплелись. В пустых "потусторонних" глазах девочки появилось осмысленное выражение. Рука об руку брат и сестра направились к глайдеру.
А в наступающей ночи, когда глайдер заходил на вираж над альпинистским лагерем, звучали стихи:
Когда ж сумеет совладать душа
С безудержным гореньем, с жаром диким,
Я захочу преодолеть, спеша,
Ступени между малым и великим!
№ 13 "Дзюсан"