Когда Киф бросился на него, оружие Калифрики полыхнуло огнем.
Ослепительный разряд расплавил две из шести рук робота и вывел из строя крупный блок датчиков. И все же это было мелочью для Кифа, который чувствовал, что у него еще масса возможностей и он по-прежнему превосходит человека силой. В самом деле...
- Глупо с твоей стороны было тащиться за мной сюда,- сказал он, нанося с разворота резкий удар, который, не задев Калифрики, в пыль разнес участок стены пещеры.- С минуты на минуту здесь будут другие роботы.
- Нет,- ответил человек.- Это я одурачил тебя тем вызовом, чтобы только заманить сюда.
- Так ты нарочно выбрал это место? Почему?
- Я надеялся, что к моему приходу ты уже вытащишь сосуд,- ответил он, резко ныряя вправо, стараясь уклониться от очередного выпада Кифа.- К несчастью, я слегка поспешил и пришел сюда раньше. А жаль.
Он опять выстрелил, вдребезги разнеся еще несколько датчиков и квадратный фут изоляции. Однако Киф с невероятной быстротой развернулся и, выбив пистолет ударом снизу, ринулся вперед. В эту минуту Калифрики, спустив курок, резко откинулся назад и кубарем покатился по полу пещеры, уронив при этом фонарь. Часть потолка пещеры рухнула вниз, наполовину погребя под собой Кифа и завалив вход.
Калифрики поднялся на ноги.
- Пусть я жестоко избит, но мое тело выдержит,- заявил Киф, принимаясь себя откапывать,- и я все равно уничтожу тебя. А вот тебе крышка, стоит лишь слегка повредить твой костюм.
- Верно,- сказал человек, поднимая оружие и снова целясь.- К счастью для меня, эту проблему я уже разрешил.
Он нажал на курок, оружие слабо клацнуло и затихло.
- О,- произнес Киф, мысленно желая, чтобы его черты робота сумели изобразить улыбку.
Калифрики сунул пистолет в кобуру, поднял с земли камень и с силой метнул его. Он раскололся о голову Кифа, обломки его раскатились и попадали в колодец. Киф еще старательнее освобождался из-под обломков, работая только двумя оставшимися придатками,-четыре его руки были разбиты камнепадом.
Когда Киф наконец выбрался из-под завала, Калифрики все еще продолжал швырять в него камнями. И тогда, атаковав человека, Киф успел потянуться к его горлу, но его левая конечность вдруг замедлила движение, заскрежетала и замерла. Правая конечность продолжала тянуться к Калифрики, который схватил ее обеими руками и, присев, проскользнул под ней, выпрямился во весь рост и наскочил на робота сбоку, а затем еще раз с тыла. Словно в невесомости ступни Кифа оторвались от пола. Он ощутил толчок: его перевернуло и подкинуло. Затем он полетел вниз, навстречу огненному сиянию. И прежде чем коснуться лавы, он понял, что снова недооценил Калифрики.
Киф пристально разглядывал Долину Застывшего Времени. Как всегда, он старался растянуть момент безвременья, в течение которого можно было обдумать перспективы своего физического существования и возможные последствия событий. По непонятным для него причинам процесс зависания продолжался. Его порадовало то, что на сей раз он видит способы, посредством которых можно заранее наметить ход событий и влиять на них, чего ему никогда прежде не удавалось. На этот раз он сумеет устроить для Калифрики не просто ловушку, а ловушку тонкую и хитроумную - от путешественника во времени такому же путешественнику - и достойную путешественника во всех отношениях.
Он сумел удержать ход времени до тех пор, пока почти все не встало на свои места.
Когда Калифрики следовал за Нитью сквозь время без пространства в пространство без времени, его озадачил ее ход - путь в мир, в котором он собирался вновь преследовать Кифа, чтобы вступить с ним в последний поединок. Мир расстилался самым необычайным узором, который Калифрики когда-либо наблюдал. Слишком затейлив - он еще не успел как следует разглядеть его, как сила течения уже перенесла его на уровень событий. Значит, рассматривая множество фактов в их совокупности, выискивая цепь причинных связей величайшей из опасностей и создавая некую линию жизни, ему снова придется положиться на интуицию, которая так хорошо служила ему прежде. Тут он не смог сдержать смех, хотя в этом месте смех, точно так же как музыка или ветер, не мог проявить себя - их просто не существовало. Он крутанул в руках нить и хлестнул ею, словно бичом. Повинуясь его воле, докрасна раскаленная петля понеслась от него прочь, вперед, к глубоким ущельям и широким каньонам его нового будущего мира. И он последовал...
Ступив на каменистую тропу, которая немедленно подалась и посыпалась под ногами, он потянулся к ближайшему выступу скалы и вцепился в него, но и тот тоже обрушился под его тяжестью. Затем, сквозь заклубившуюся пыль, он разглядел внизу длинный крутой склон с отдельными каменистыми уступами, который ему вскоре предстояло преодолеть. Подняв левую руку, чтобы защитить лицо, он позволил телу расслабиться и попытался на пятках спуститься вниз по склону, размышляя о том, как благоразумно уйти от большой, но пока еще далекой опасности, пренебрегая малой, но жестокой, которая уже дышала ему в затылок.
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на просторной кровати с пологом. Голова болела, во рту пересохло. В комнате было темно, но у противоположной стены дневной свет пробивался в щели по краям плотно закрытых ставень. Он попробовал подняться, чтобы подойти к окну, но боль в правой ноге явственно заявила о том, что кость, должно быть, сломана. Он выругался на нормандском, арабском, итальянском и греческом, потер лоб, задумчиво огляделся вокруг и снова уснул.
Затем его разбудил щебет птиц и тихие звуки чьего-то присутствия в комнате. Сквозь щель полузакрытых век он заметил надвигающуюся на него фигуру, по размерам и очертаниям принадлежащую человеку, за спиной которой колыхались какие-то яркие пятна. Фигура остановилась возле кровати, и он почувствовал, как чья-то прохладная рука легла на его лоб, как кончики пальцев принялись искать пульс на запястье. Он открыл глаза.
Она была светловолосой и темноглазой, с кукольным подбородочком, с совершенно гладким личиком без всякого выражения в своей сосредоточенности. Он не мог оценить, была ли она высокой, низенькой или где-то посередке, так как плохо представлял себе высоту своего ложа. Позади нее маячила сияющая статуя обезьяны, бронзовый шимпанзе во весь его рост, отлитый в совершенстве, до мельчайших подробностей, в правой руке он держал вместительный черный чемоданчик. За ним на полу высилась массивная серебряная черепаха с накрытым подносом с едой на спине, ее голова медленно покачивалась из стороны в сторону.
Лишь на мгновение металлические тела вызвали у него прилив страха, когда он припомнил последнюю битву с Кифом, принявшим форму робота.
А затем:
- Не волнуйся,- услышал он ее слова на языке, похожем на один из многих ему известных.- Мы всего лишь хотим тебе помочь.
- Вспомнилось кое-что, вот мне и стало не по себе,- объяснил он.- Нога у меня в самом деле сломана?
- Да,- ответила она, приподнимая покрывало и открывая ногу. Он взглянул на затейливое кружево из черного и желтого металла на своей правой лодыжке. Оно казалось произведением искусства, коим могли бы гордиться при Византийском дворе.- Это соорудил доктор Шонг,- добавила она, жестом показывая на металлическую обезьяну, которая согласно кивнула.
- Сколько времени прошло с тех пор? - спросил Калифрики.
Она бросила взгляд на доктора Шонга, который ответил: "Дня три - нет, три с половиной",- голосом, подобным звучанию металлического музыкального инструмента, на котором играли тихо и неторопливо.
- Спасибо. А как я здесь оказался?
- Мы нашли вас во время одной из наших прогулок,- пояснил доктор Шонг,- под осыпью, ниже обрушившейся тропы. Мы принесли вас сюда и починили.
- Где я и что это за место?
- Это дом кукольника Джероби Клокмана, моего отца,- сказала ему красавица,- А я Йолара.
Вопрос в глазах, а голос звонкий и чистый.
- Меня зовут Калифрики.
- Ты голоден... Калифрики? - спросила она.
Облизнув губы, он кивнул. Запах пищи стал почти нестерпимым.
- Еще бы,- ответил он.
Доктор Шонг помог ему приподняться и усадил в подушки, в то время как Йолара, сняв салфетку с подноса со снедью, поднесла его к постели больного. Присев на стул, стоявший рядом, она предложила ему поесть.
- Еще не остыло, - заметил он, пробуя.
- Благодаря Одасу,- сказала она, жестом показывая на черепаху,- В спину его вмонтирован нагревательный элемент.
Поймав его взгляд, Одас закивал головой, ответив на благодарность высоким пронзительным голосом:
- Очень рад,- и продолжил: - Пойдемте доктор, оставим их вдвоем, пусть организмы беседуют, если только не нужно услужить еще чем-нибудь.
Йолара мотнула головой, и оба откланялись. Наконец, оторвавшись от еды и перестав жевать, Калифрики кивнул вслед удалившейся паре.
- Творения твоего отца? - поинтересовался он.
- Да,- ответила она, глядя на него так пристально, что ему стало неловко.- Скоро ты познакомишься и с другими.
- А твой отец?
- Он хворает. Иначе он был бы здесь с тобой, когда ты очнулся, и поприветствовал бы тебя лично.
- Надеюсь, ничего страшного.
Она отвела взгляд и только потом ответила:
- Так просто и не узнаешь. Он скрытный.
- А где твоя мать?
- Я ее не знала. Отец говорит, она сбежала с музы-кантом-цыганом, когда я была совсем маленькой.
- А есть ли у тебя братья или сестры?
- Нет.
Калифрики снова принялся за еду.
- Что ты делаешь в этих краях? - через некоторое время спросила она.- Мы живем в глуши, далеко от торговых путей.
- Охочусь,- сказал он.
- И на какого же зверя?
- На редкого. Он приходит издалека.