На схватку с телохранителями у него ушло ровно четыре секунды!
За это время Богдыхан успел привстать с трона и на одну треть извлечь саблю из ножен. Уголки его перекошенного рта судорожно подрагивали, в них появилась пена; жидкая козлиная бородёнка мелко тряслась, а морщинистые дряблые щёки заметно посерели. Он с ужасом уставился на Симакова и несколько раз
безмолвно открыл и закрыл рот, пытаясь позвать на помощь наружную охрану.
Но от страха и ярости смог выдавить из глотки только невнятные всхлипы и урчание.
- А ведь он, собака, может в любое время совладать с собой и заорать как реза-ный, во всю глотку! Тогда его услышат на улице и в шатёр ворвётся всё его вой- ско! Этого никак допустить нельзя!
Оглянувшись на стражников у входа, которые только-только начали осозновать, что произошло, он бросился к Богдыхану!
До трона было не менее восьми метров. Симаков преодолел это растая-ние за треть секунды! Взлетев одним мощным прыжком на возвышение, он молниеносным ударом-уколом ткнул плотно сжатыми прямыми пальцами в выпирающий кадык монгольского предводителя и перебил гортань, заставив тем самым Богдыхана замолчать навсегда. Теперь тот только хрипел да шипел, ровно гадюка на болоте…
В следующее мгновение Симаков ухватил тщедушное старческое тело за
грудки, с силой выдернул из трона и приподнял в воздухе, намереваясь тут же и свернуть поганому шею, но не успел…
Потому что ощутил между лопаток укол тревоги!
Мгновенно обернувшись, он увидел, как один из воинов, стоящих у входа в шатёр, размахнулся и метнул в него копьё. Раздумывать было некогда. Симаков с разворота швырнул хана навстречу летящему в него со свистом древку.
Широкий, остро отточенный наконечник впился в спину Богдыхана как раз между лопаток, когда тот ещё летел по воздуху. Пронзив старика насквозь, он полностью вышел из груди, сорвав по пути месяцеобразный медальон. К подножию трона скатился уже бездыханный труп! К счастью для русичей, шкуры заглушили шум его падения.
Однако, в шатре невредимыми оставались ещё двое телохранителей на входе и от них можно было ожидать чего угодно. Они могли и заорать, и выскочить наружу; а то ещё каким-нибудь иным образом поднять тревогу.
Но, к счастью, воины не сделали ни первого, ни второго, ни третьего, посчитав, видимо, ниже своего достоинства звать на помощь, когда врагов всего двое, да и те безоружны. К тому же оба на какое-то время застыли в шоке, увидев, что копьё одного из них поразило не пленника-уруса, а всемогущего хана. Эта заминка стоила им жизни…
Пока Симаков возился с Богдыханом, толмач тоже не дремал, проявив себя опытным воином. Он нагнулся к лежащему у его ног монголу, сорвал с пояса
кинжал и почти без замаха метнул его в того воина на входе, который кинул ко-пьё. Телохранитель как раз словно окаменел, увидев, что натворил его бросок.
Лезвие кинжала, молнией сверкнув в полумраке, по самую рукоятку вошло в его правый глаз. Воин тихо вскрикнул и завертелся волчком, схватившись руками за лицо; но тут же упал, пару раз дёрнулся и затих….
Второй монгол покосился на труп напарника и, отбросив копьё в сторону, выхватил саблю. Тихо подвывая: "У-ю-ю-й, шайтан!" - он ринулся на Симакова, который спрыгнул с возвышения и склонился над ханом. Атака последнего телохранителя не стала для того неожиданностью. Наоборот, он только и ждал её. Схватив ханскую саблю, он кинулся навстречу монголу, но тут вдруг сообразил, что звон стали непременно привлечёт внимание многочисленной охраны снаружи. Тогда случится большая беда и им с боярином никогда уже не уйти из становища поганых. Нет, действовать надо было иначе - по-тихому, не поднимая излишнего шума!
…И Симаков просто кинул клинок как копьё! Бросок получился неожи- данным, мощным и точным. Увернуться от него у телохранителя не было ни еди ного шанса! Кривое лезвие с сочным чмоком пронзило его горло, до половины войдя в ямочку между ключиц.
Воин по инерции сделал ещё два-три шага, выронил саблю и повалился на пол, хрипя и обливаясь кровью. Его пальцы напоследок заскребли по шкурам и вскоре агония прекратилась…
"Всё! - подвёл итог схватки Симаков, - Противники мертвы - бой выигран
вчистую!"
- Ну… и… здоров же… ты… драться, князь Михайло! - стараясь отдышаться, проговорил толмач. Превозмогая боль от раны, он подошёл к Симакову и крепко обнял его: "Ишь, как поганых разделал - под орех!"
- Да и ты не оплошал, болярин Акинфий! - имя толмача как-то само собой всплыло в памяти Симакова-князя.
- Значит, стольник, ты не побоялся заявиться в орду на выручку своего князя?
- Доподлинно так, князь Михайло!
Оба замолчали, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. Но на
улице, кажется, всё было спокойно. Акинфий приложил к ране платок, протяну-
тый князем и прошептал:
- Сдаётся мне, тихо всё вокруг!
- Да! Нашего побоища, видать, никто не слыхал, - согласился Симаков.
- Тогда поскорее уйдём отсюда! Двинем навстречу твоей дружине, князь.
Главное, незаметно выбраться из становища поганых в степь, а там нас вовек
не сыскать
- Добре! Веди, стольник. Ты дорогу лучше знаешь, а то ведь меня сюда с закрытыми глазами приволокли… Да, вот что ещё хочу тебя спросить: что с Любавой, с детьми? Живы ли?
- Живы, князюшко, живы! В городище они, от поганых заперлись, тебя с дружи-
ной дожидают… Только ты один и оплошал на охоте - в засаду поганых угодил!
Остальные все - целы и здоровы. Так-то!
Вооружившись кривыми саблями да ятаганами, они неслышно подобрались к противоположенной от входа стене шатра. Она выходила в степь и с улицы так не охранялась, как вход. Прислушались… Снаружи доносился только шорох васоких трав да трескотня сверчков. Надо было спешить, а то, не дай Бог, войдёт кто из сановников в шатёр и поднимет тревогу, сорвёт побег…
Акинфий перекрестился и полоснул саблей наотмашь - крашеный шёлк
беззвучно расползся и в прореху ворвался свежий степной ветер, напоенный дивным дурманящим ароматом цветущих трав. Мелькнуло тёмное небо с алмазной россыпью звёзд…
Симаков осторожно просунул голову в разрез и осмотрелся: вся степь далеко на восток светилась бескрайним морем огоньков - это у костров раскинулось монгольское войско.
- Никого! - шепнул он, полуобернувшись к Акинфию, - Шатёр поставлен на вершине холма… Вокруг подножья - три пояса охранения… Воины стоят цепью,
в пяти саженях друг от дружки. Но, это не беда! Трава в рост человека, мы ужами проскользнём мимо, а как выберемся в степь, подадимся на север.
- Верно, князюшко! К заутренней я выведу тебя к Кривой Балке, где по уговору
нас уже поджидает сотник Борок со дружинниками. С ними мы двинемся
навстречу воеводе Никишке, который поспешает с основными силами, объединимся и сходу ударим по поганым!
Хана-то теперь у них, благодаря тебе, нет! Командовать некому, мы изрубим их в капусту! Не гляди, что поганых десять на одного нашего будет… Ну, с Богом!
Он отстранил Симакова и первым вылез из шатра. Осмотрелся, потом по- тянул за руку и князя. Симаков не мешкая последовал за ним. В последний момент Михаил Степанович оглянулся и ему померещилось, будто мёртвый хан хитро и злорадно подмигивает ему вылезшим из орбиты глазом…
Или это была игра теней от догорающих факелов?
…А Акинфий продолжал тянуть и тянуть его за руку и звать по имени-очеству…
- …Ну же, Михаил Степанович! Очнитесь! - трясла Лукерья за руку Симакова.
В её глазах промелькнул и исчез испуг. Тот качнул головой, стряхивая остатки видения, посмотрел на целительницу мутным взглядом и раздельно произнёс:
- Всё! Я вернулся!
- Теперь вижу! - перевела дух Лыкова, - Слава Богу! Нам пора уходить отсюда…
Поддерживая под руку, она повела его к камню, на котором темнела фигура Клавдии. Симаков поначалу ступал неуверенно, качался на ходу, но потом быстро вошёл в норму.
Костры окончательно прогорели. От них остались лишь тускло-малино-вые пятна, еле заметные в сгустившейся над травой темноте. Кроме них троих,
других людей на поляне не осталось.
Лыкова приблизилась к Клавдии и слегка коснулась раскрытой ладонью
её темечка. Та сразу же пробудилась ото сна и сладко потянулась:
- Ой! Я что, закемарила?
- Вставай, соня! Проспишь всё Царство Небесное! - Симаков обнял жену за талию и повёл вслед за целительницей, которая быстрым и уверенным шагом повела их с поляны прочь.
В тёмном лесу она вышагивала так, словно шла белым днём по бульвару! Не иначе как обладала способностью видеть в темноте… В другой раз Симаков и подивился бы на неё, но сейчас ему было не до того!
Ибо, точно такая же способность открылась и в нём самом! Вернее, она заявила о себе много раньше, но именно сейчас проявилась в полной мере…
"Чудно!" - восхищался Симаков, разглядывая чёткие профили кустов и деревьев словно сквозь запылённый серо-салатовый светофильтр…
На опушке он оглянулся и увидел, как по поляне заскользили десятки невесть откуда взявшихся человеческих фигур. Это приступили к своим мрачным обязанностям "чистильщики"! Одни принялись тушить костры и уничтожать следы от них, другие стали посыпать траву пеплом и разбрасывать мёртвых животных, третьи укрывали горючь-камень опалёнными ветками, создавая видимость горелого кустарника…
Лыкова вывела всех к "большаку" в том месте, где давеча в кустах остави
ла свой автомобиль - джип "Паджеро", на котором приехала на празднество.
- Машиной я пользуюсь весьма редко и неохотно. Отдаю предпочтение ходку…
Но он сломался… - пояснила целительница, приглашая Симаковых занимать места.