- На троих его, даешь! - громко вырвалось вслух. Солнце трагически собиралось заходить, деревья своей тенью покрывали дорогу полностью, выпуская комариный полумрак. В памяти всплыл другой фильм, тоже из детства, брат показал втихаря от родителей по только что купленному видаку: там парень и девушка заблудились на такой же точно дороге и их съели волки-оборотни. Впервые в жизни Слава Зарайский почувствовал, как от ужаса зашевелились и встали дыбом волосы на голове. Вдалеке послышалось слабое журчаниие мотора, он собрался кинуться туда, крича и размахивая руками.
- Студент! - приглушенно позвали из леса. - Да Славка же! - откуда-то выскочила Мила и, ухватив за рукав, стащила с дороги. - Тебе что, мозги отшибло? - она ткнула его в упругую растительность и сама плюхнулась рядом. - Молчи и не высовывайся! Понял?! - девочка была похожа на рассерженного котенка.
- А где все?
В это время к фургону подъехал знакомый бежевый мерседес, из него вышли четверо с автоматами. Внимательно осмотрев пустой фургон, взяли оружие на изготовку. Один, по виду главный, передал что-то по радиотелефону и, достав пистолет с глушителем, махнул остальным в сторону леса. У Славы внутри все органы, мысли и чувства замерли в нелепых позах.
- Ой, мама, - самостоятельно позвали губы. Мила сильно ударила в бок, но промолчала.
Редкие пухлые облака совсем потеряли малиново-оранжевые краски заката, потемнев почти по-ночному, когда на дорогу, небрежно отряхивая брюки, вышел Николас. Кинув на заднее седенье своего мерседеса три автамата, стянул с лица платок, выташил флягу и стал жадно пить.
- Пошли, - Мила смело потащила Славу к машинам.
- Подожди, - слегка упирался Слава, - нам надо разобраться…
- Пока ты разбираться будешь, тебя сто раз укокошат! Николас!
Окинув их внимательным взглядом, парень кивнул на свою машину:
- Едем?
- Щас, - вернувшись к обочине, девочка вытащила черную сумку, порылась в ней, выбрасывая лишнее, залезла в фургон, что-то там поискала и вернулась с сумкой и одеялом в руках.
- Пианино забыла, - Николас уже сидел за рулем, - и телевизор.
- Ты нас до ГАИ или бензозаправки подбрось, ладно? - она смело устроилась рядом на переднем сидении, - мы там ночевать попросимся.
- А вы кто такие смелые будете? - то, что парень явно не собирался их убивать, слегка удивляло.
- Путешественники, - судя по знакомой милиной интонации, Слава понял, что сейчас она снова начнет врать.
- А вы, извините, кто? - пытаясь выдержать грозный взгляд незнакомца, он смутился и отвел глаза - все-таки, те трое на дорогу не вернулись, рисковать было ни к чему…
- Николас.
- Вячесчлав!
- А я мышка-норушка! - в руках у Милы был бутерброд с покореженным сыром и огурец. Что-то происходило не так.
- А почему мы не к дороге едем? - вдруг понял он.
- А чтобы на базуку не напороться, - пояснила Мила, - Ба-бах, он чокнутый, не понравимся мы ему… - она многозначительно замолкла, похрустывая огурцом.
- Какой ба-бах?
- Вася "Ба-бах"! Он идиот, только из базуки стрелять умеет. Если его в "прекрасную Елену" усадили, дело труба.
- А ты, значит, та самая Людмила? - расслабился воитель.
- А вы тот самый Николас? - почувствовав себя лишним, Слава замкнулся, но от предложенного девочкой бутерброда решил не отказываться.
- Что делать-то будем? - сейчас она явно летела в "своей тарелке". Неопределенно пожав плечами, Николас круто свернул на почти не езженную лесную просеку; он, видно было, здорово торопился выбраться отсюда до наступления полной темноты. Внезапно под колесами вновь появился приличный асфальт…
- Людмила, вы знаете, что сзади ваша рубашка в крови? - казалось, водитель всецело занят только дорогой.
- У меня месячные!
- И на воротничке? - девочка промолчала, - Вячеслав, с боку белый пакет, достаньте его пожалуйста, дайте Людмиле. - смело развернув, она вытащила какие-то тряпки. - Возьми футболку и больше не марайся, - он притормозил, заметив у обочины три фургона и недалеко внизу, у узенькой речки, костерок. Когда странный Николас вылез из машны, Слава отметил, что одет тот уже был совсем по-другому, весьма обычно, но удивляться сил не осталось.
- Здорово, мужики, - сидящие у костра дальнобойщики уже поужинали и пили чай. - Погреться пустите?
- Садись, - один встал, отошел к своей машине и, не торопясь, вернулся на место, кивнул остальным, - Откуда будете?
- Из Курска. - Мила все еще тащила с собой одеяло и эту дурацкую сумку, из которой теперь достала две мятые жестяные кружки, - кипяточку плесни. Что-то день сегодня тяжелый…
- Ага, машину спалили… - пожилой водила, толстый, похожий на кабачок в синих трениках, глядел в костер, лениво поглаживая себя мундштуком папиросы по липкой нижней губе, - Слышь, Андрей, мента здешнего…
- Ну! А вон, в прошлом году, когда мы финнов перегоняли, помнишь, - подхватил другой, угловатый, высокий, похожий на убитое грозой дерево, - финнов этих как немцев постреляли, прямо среди бела дня! Конвой был, разбежались все. Обещали, американцев пришлют. Войска ООН! В белых касках! А ты - мента!
- Ну а что, молоковоз видал? С бидонами который? - оживился лысоватый морщинистый паренек, похожий на бомжа; о том, что на самом деле он - водитель, говорили только измазанные в черной смазке руки. - На заправке хай, водиле глотку порвали - во, от уха до уха, как Буратино, а с ним баба еще была, так ее распотрошили, весь ливер на кустах развесили…
- Кровь с молоком! Я вон тут раков ловил, так он меня, падла жидовская, за руку ка-ак!..
- Кто? Рак? Ну чего ты гонишь! Здесь раки - мельче тараканов, а у тебя все "ка-ак!"…
- А что, - вдруг встряла Мила, - говорят, кровь пьют, или органы собирают. Бешенные деньги. У нас прямо в городе такое творится. Я потому и попросила, что бы он нас к людям подбросил. Спасибо, - она поставила горячую кружку на замлю.
- Что ж вы на поезде не поехали? - подскочил бочком бомжеобразный паренек, не вставая с корточек.
- Денег нет.
- Ну так дома бы сидели!
- Слышь, чего к людям пристал? - одернул "кабачок". - Спать иди, а то утром тебя не добудишься. И слышь - воздух в кабине не очень порти… Вы тут как?
- Мы лучше у костра, - Слава заметил, что Николаса с ними больше нет.
- Степан, у тебя фура пустая, - паренек явно не хотел спать.
- Не надо, - о чем-то задумалась Мила, - Мы лучше так. Вы же здесь недалеко будете. Спасибо, спокойной ночи.
Завернувшись в одеяло, Слава покрепче прижал девочку к себе. Он боялся - бандитов, бомжеватого паренька, раков, Николаса в "Мерседесе", мертвеца на диване, ливера в молоке… Боялся даже лягушек в запруде и не мог заснуть: закрывал глаза и снова оказывался в том вонючем фургоне, человек без лица грозил ему автоматом и горел в "Москвиче". Трещали механические цикады, противно звенели комары, и очень хотелось домой:
- Как ты можешь так жить?
- А я больше и не живу, - Мила рядом тоже не спала, - посмтри, какие звезды. В августе они еще ярче будут. И еще метеориты падают: Земля входит в пояс метеоритов, и мы видим, что "звезды" падают. Ты только послушай, какая ночь! - она обняла его рукой за шею.
- Как ты посмела поехать в чужой рубашке?! Где ты угваздала ее кровью?!
- Я перерезала ему горло, когда он навалился на меня. Он все еще дергался… я ее пила, пила…
- Кому?
- Водителю молоковоза, он был такой липкий, потный…
- Лучше бы помолчала!
- Сам спросил.
- Зачем ты утром ушла, меня не разбудив?
- Я почуяла кровь, я хотела ее…
- Серьезно, кончай шутить! Ты что, ничего не понимаешь?!
- Дурачок, я спасла тебе жизнь.
- Мила!
- Она соленая такая…
- Кто?
- Кровь. Ну, да. Теплая и соленая, я такую люблю, - Мила куснула Славу за шею, - вот здесь, - казалось, его дернуло током. - Ты можешь порадоваться, что еще жив?
- Дура сумасшедшая!
- Хорошо, когда в следующий раз мне захочеться крови, я не уйду, я останусь с тобой! - она укусила его еще раз. - Не верь, я пошутила. Мне очень страшно, спаси меня! - ее тихий смех шелестел где-то внутри, поднимая едкую волну. Волна захлестнула темноту, лишив ее устойчивой прямоугольности, смазала звезды, перемешала друг с другом гладкую землю и такой же гладкий прудик, по которому метались таракановые раки… Только темные фургоны стояли на месте, нос к носу, и казались слепыми. Они спали.
- Завтра же возвращаемся в Москву!
- Нет.
"А ведь мы действительно подобрали ее почти сразу после молоковоза!" Всеми покинутый бидон стал рыть землю, пытаясь вернуть обратно молоко. Его горло было перерезано и оттуда все время что-то выплескивалось, земля не хотела отдавать молоко и перебрасывала его на небо, а бидон злился и смешно прыгал по млечному пути, откуда капли молока сыпались обратно в дорожную пыль. Они были ярко-красные и пачкали его рубашку. Слава стал ругаться на бидон, но тот послал его очень грубо, матерно, голосом брата.