- Чернокожие люди ушли, - продолжал Великий Ха-хам, - и сердце и ум мой отверсты, Лину Бакаб, с тобой сильные маги, тебе служит волшебная птица, и великие ты сотворил чародейства. Мы, слуги господни, самые сильные, знающие все чудеса и науки Паруты, пали во прах пред тобой. Мы владеем рабами с черной кожей, и они одевали и кормили нас, служили нам и давали нам сладкие жертвы кровью и телом и ласками дев… Возьми, отдаем тебе все, Лину Бакаб! Только слугами оставь нас, ибо мы знаем, захочешь и ты вкусить сладостной жертвы, и понадобятся слуги тебе, чтобы свершить жертвенный обряд и приготовить радость для сердца. Подлый черный народ не должен смотреть на тебя, не должен слышать тебя. Ты будешь богом, а мы только слугами. Прикажи, и исполнится воля твоя, Лину Бакаб!
Снова хор славословий подхватил слова Великого Ха-хама. Пьер удержал свой гнев и ответил:
- Я сказал закон свой, вы исполните его вместе с другими!
Он вошел с Корбо в каюту "Титана".
- Пьер, - произнес задумчиво Корбо, - мне гадко здесь, в этих стенах цирка, я хочу хотя бы до ночи пролететь над горами и побыть где-нибудь в другом месте.
- Знаете, Корбо, - добавил Пьер, - чем реже мы будем бывать здесь, тем страшнее мы будем для них…
- Гастон, - крикнул Корбо, - перенеси нас куда-нибудь от этих чертей, где бы мы отдохнули немного.
Аппарат загудел и поднялся в небо, провожаемый испуганными и злыми глазами жрецов.
Великий Хахам поднял свой посох и проклял волшебную птицу и магов гурру самым тяжким и страшным проклятием.
* * *
Когда Бириас проснулась, она была одна в каюте "Титана". Отсутствие Лину Бакаба оледенило ее священным ужасом перед неизвестной обстановкой. Вдруг ей показалось, что кто-то мелькнул около нее сбоку. Вздрогнув всем телом, она повернулась к стене. Там во весь рост стоял кто-то, в такой же одежде, как и она. Бириас взмахнула руками и увидела, что там, кто-то другой, сделал то же самое. Вне себя от страха, она закричала глухим, отчаянным голосом:
- Лину Бакаб! Лину Бакаб!
Но она не могла оторваться от таинственной фигуры, повторявшей все ее жесты. Она замерла на месте и следила за своим двойником. Чуть она двигалась, двигался и двойник, и Бириас, боясь шевельнуться, все громче и громче звала Пьера.
И вот за фигурой, стоявшей перед ней, распахнулась дверь, и ее Лину Бакаб появился. Он смеется и бесстрашно идет к жуткой фигуре, но невероятно, что голос его звучит позади Бириас. В смятенье она рванулась к нему, протянув руки, но пальцы ударились в незримую преграду и столкнулись с пальцами другой, такой же, как она, которая бросилась ей навстречу, - Оглянись, - крикнул Лину Бакаб, и, оглянувшись, Би-риас упала в его объятья.
Крепко и судорожно обхватила она Пьера, и испуг прошел у нее. Она улыбнулась.
- Взгляни туда, - сказал Пьер, указывая на зеркало, и Бириас увидела Лину Бакаба, в объятиях которого была женщина.
Удивленная и озадаченная, Бириас быстро взглянула на Пьера - сомнений не было: он с ней, он обнимает ее. Еще крепче прижалась к нему и быстро взглянула в зеркало - Лину Бакаб стоял и там, обнимая женщину.
- Который же ты, Лину Бакаб? - робко спросила она.
- Там ты и я, - ответил Пьер, - смотри туда и поцелуй мою руку.
Бириас, держа его руку, оглянулась к зеркалу, и там тоже Лину Бакаб протянул руку и женщина держала ее в своей руке. Бириас поднесла руку к своим губам и поцеловала, и там тоже самое сделала женщина.
Пьер рассмеялся. Они подошли ближе, и те оба пошли им навстречу. Долго Лину Бакаб говорил Бириас, объясняя зеркало и отражения в нем. Потом нашел маленькое зеркальце на столе и дал его Бириас. Поняв, в чем дело, она радовалась, как ребенок, и, не выпуская блестящего кусочка стекла, вышла вместе с Пьером из каюты "Титана".
Кругом них развернулась саванна, а Корбо и Форестье, окончив завтрак, лежали в густой траве на широкой кошме и курили сигары. Смеясь, Пьер рассказал им о случившемся.
- Ну, - сказал Форестье, - теперь покормите ее. Ваша Бириас прямо красавица. Она произведет в Париже фурор.
- Бириас, - крикнул Корбо, улыбаясь, - садись!
И он указал жестом место на кошме.
Но Бириас даже не взглянула на друзей Пьера и несмотря на то, что тот уже сидел, продолжала стоять поодаль.
- Садись с нами, Бириас, - сказал Пьер, открывая консервы, - ты должна есть и пить с нами.
- Женщина не должна, - проговорила Бириас, - сидеть вместе с мужчинами за трапезой. Она может служить за столом мужу или отцу и гостям их.
Только настойчивое требование Лину Бакаба заставило присесть ее на самом краю кошмы.
- Ты теперь супруга Лину Бакаба, - сказал Пьер, - и можешь сидеть за столом со мной и братьями моими. Я разрешаю тебе. Ты равная нам, и не бойся братьев моих - они тебе братья, как и мне братья.
- Лину Бакаб, - подумав, ответила Бириас, - скажи им, что раз они братья Лину Бакаба, они братья и мне, и я сестра им, и пусть они любят меня, как сестру, а я буду любить их, как братьев.
Она была взволнована, и грудь ее высоко вздымалась.
Дрогнувшим голосом Пьер перевел эти простые, наивные слова своим друзьям. Он видел, как самое святое, что есть в человеке - любовь к человеку - озарило их лица.
- Передайте ей, - пылко воскликнул Форестье, - что я ее люблю и буду любить, как дочь мою, что осталась в Париже! Скажите ей, Пьер, что у меня только одна Луиза, и что ей шестнадцать лет, и что Луиза ей будет подругой!..
- Стой, стой, Гастон, - прервал его Корбо, - Бириас будет подругой Пьера, и я рад, что он нашел на земле такое счастье. Я готов ей поклоняться, как рыцари поклонялись Мадонне. Скажите ей на ее языке так, чтобы она поняла нас.
Они встали и ушли в каюту "Титана", оставив их вдвоем. Бириас с довольной улыбкой выслушала Пьера и, обняв его, тихо проговорила:
- Я виновата, Лину Бакаб, я не осталась с тобой там, как ты велел, на холме… Демоны смутили меня, и я в страхе бежала, не зная куда…
Она рассказала Пьеру, что опомнилась она в храме, где жрецы схватили ее и ввергли в подземелье терзаемых. Они привязали, били ее и хотели пытать. Пьер успокаивал и ласкал ее, и она говорила, что теперь ничто ей не страшно, и что она хочет только говорить на языке богов, ибо она не понимает, что говорят братья Лину Бакаба.
Приближалась полночь. Жители Паруты, как темные тени, сходились к озеру, сжимая по горсти маслин. Они говорили шепотом. В глиняных жаровнях несли они угли и пучки сухой травы. В полночь они должны раздуть пламя и сжечь на священном огне по горсти маслин от каждой семьи.
В эту священную ночь навсегда избавлялись они, их дети и внуки, из рода в род, от человеческой жертвы. Сам бог возгласил это, и в полночь они заключат с ним завет. Они шептали молитвы и плакали. Жрецы, злобно шнырявшие всюду, не смели мешать им и только ворчали проклятья, поблескивая тусклою бронзой своих ножей.
Весь день совещался в храме священный совет, но и сам Великий Хахам стоял теперь на площадке храма и смотрел в небо. Обманывая народ и устрашая его обрядами, он все же верил. Губы его шептали заклинания против демонов и молитвы Паруте. Бог должен был спасти свой избранный народ и посрамить магов гурру. Он знал, что, лишь зажгутся огни и запылает жертва из маслин, падет его власть. Только истребив гурру, жрецы мечом и копьем восстановят в народе истинную веру.
Он верил в правду свою и ждал чуда Паруты.
Но вот осветилось все озеро, по всем берегам его запылали жаровни, и яркое пламя охватило плоды маслин, питаясь их маслом. Радостный гул толпы донесся до Ха-хама, и, заскрежетав зубами, он вырвал клок седой бороды и разорвал одежды.
Крики священного трепета ворвались в тишину ночи. Он взглянул на небо и увидел медленными кругами плывущий огненный крест.
Это несся "Титан", освещенный верхним светом, который обвел пылающей каймой края его корпуса и лежащие накрест к нему могучие крылья.
Тишина мертвая и страшная охватила Паруту. Ниже, ниже спускался крест, рокот моторов долетел до земли, и яркий огненный луч, горя и ослепляя, как божья рука, опустился на землю и обошел ее всю. Но вот он погас, и будто огненный костер падал с неба на средину священного озера.
Из огня его гремит трубный голос Лину Бакаба:
- Народ мой исполнил завет, и я иду к нему с неба.
Спустившись, пылающая волшебная птица отплыла вдоль берега озера, затмевая свет ярких костров, и голос говорил из нее непрестанно:
- Отныне народ мой свободен от крови. Кто нарушит завет, тот погибнет.
Потом волшебная птица отплыла к средине, и сразу погасли огни ее, а длинный пылающий луч остановился на храме, осветив стоящих жрецов.
- Я вижу храм мой, - послышался голос, - но он не очищен. Пусть приблизятся жрецы, мои слуги. Пусть подойдут к берегам озера.
Все замерло в ожидании. Чувствовалось, что множество глаз приковались к жрецам, что темные души трепещут от страха. Не сразу тронулись с места жрецы. Полные смятенья и злобы, шли они за главным жрецом.
Кмер и Такуд шли перед Великим Хахамом. Луч света скользил по их пятам и держал их в огненном плену. Медленно подошли они к берегу и стали у самой воды. Свет слепил им глаза, а длинные, бронзовые ятаганы сверкали за поясом у Кмера и Такуда.
- Лину Бакаб, - снова раздался голос, - милостив, когда исполняют заветы, но страшен он в гневе, когда нарушают заветы. Разве забыли жрецы, что Лину Бакаб в день, когда он посылал огненную смерть, запретил убивать людей?
Трепет охватил жрецов, и они стояли недвижно.
- Кмер и Такуд! - прогремел голос, - вы взяли ножи для жертвы от Чибириса и Чупуцли?
Жрецы молчали, падая ниц.
- Встаньте, Кмер и Такуд!