- Хорошее было тогда время все-таки, - продолжала тетя Женя. - Сейчас все ругают: застой, магазины пустые, все верно, мы когда по Союзу с Колей ездили, насмотрелись… Как-то на Алтай телескоп везли, группа ехала астроклимат изучать, искали место для обсерватории, мы с Колей присоседились… Да, так зашли в местный магазин - полки пустые, хоть шаром покати. Собирались выйти, и вдруг толпа. В дверь повалила - и к прилавку, нас с Колей в разные стороны разбросало, как при шторме… Такая давка началась! Я поняла: что-то выбросили, но непонятно - что. Минут десять это продолжалось: крики, кто-то кого-то колотил, я даже спросить не решалась, что, собственно… И вдруг - как по команде - толпа схлынула, в магазине остались мы с Колей и такие же пустые прилавки. Только ценник еще висел, продавшица снять не успела. Мы подошли… Там было написано: "Колбаса мороженная, кило 2 р 40 к". Представляешь? А мы из Москвы с собой польскую копченую везли… Такая была жизнь…
- А вы говорите: хорошее было время, - осуждающе сказал я.
- Конечно! - вскинулась тетя Женя. - Замечательное! Мы были молодые. Какие Коля работы делал! Магнитная аккреция, никто до него… Да, я хотела сказать о процессе самоорганизации в плазме. Коля статью все-таки написал и мне показал. На том все и кончилось. Потому что… Ну, невозможно это было опубликовать.
- В чем идея-то? - осторожно спросил я.
- В двух словах… О возможности зарождения жизни на космологически ранних стадиях в неустойчивых плазменных сгустках. Еще до образования галактик, сразу после того, как первые сверхновые выбросили в пространство много тяжелых атомов. Я уже не помню деталей, столько лет прошло. Плазменные сгустки могут стать разумными, а потом, когда идет сжатие и образуются звездные системы, процесс самоподдерживается, плазма остывает, становится плотнее, и это стимулирует эволюцию… Совершенно дикая идея, никто такую статью, естественно, не опубликовал бы, а репутацию Коля себе загубил бы до конца жизни. Это легко… Как раз тогда вышла книга Вейника, ты, конечно, не знаешь…
- Почему не знаю? - обиделся я. - Термодинамика, верно? Он расправился со вторым началом, кажется.
- И с первым тоже, - кивнула тетя Женя. - А заодно со своей научной репутацией. Он в Минске чем-то занимался, но никто из серьезных ученых его всерьез уже не воспринимал. Я у Коли спросила: ты этого добиваешься? У тебя защита на носу, ребенок маленький, тебя вот-вот назначат заместителем Волошина, он тогда был нашим завкафедрой. А если статья выйдет… Он прекрасно понимал. Знаешь, чего я боялась? Что у него уже разработана аргументация, он что-то посчитал, какие-то очень интересные неустойчивости в плазме, которые вели к самоорганизации… кстати, тогда еще не было работ Пригожина, и если бы Коля действительно… то стал бы пионером, да… если бы не гипотетический разум рассматривал, а нормальную физику плазмы… Коля, конечно, человек увлекающийся, особенно в молодости, но… Он понял мои аргументы. И Костя добавил - у него тогда была сильная аллергия, врачи не могли понять причину, он все время плакал… Так Коля ту статью и не опубликовал.
- Интересно, - пробормотал я. - Плазменная жизнь? Я читал что-то такое у Лема.
- Да! - воскликнула тетя Женя. - Вспомнила! Конечно, Лем, рассказ назывался "Правда".
- И у Кларка было что-то похожее, - показал я свою осведомленность.
- Не знаю, - засомневалась тетя Женя. - Кларк? Не помню.
- "Из солнечного чрева", - сказал я. - Давно читал, но запомнилось. Красивая идея: жизнь внутри Солнца.
- Может быть, - с неожиданным равнодушием сказала тетя Женя. - Коля фантастикой не увлекался, я не думаю, что он и Лема читал, а Кларка подавно… В общем, статью он, по-моему, просто порвал, потому что в бумагах я ее потом не видела.
- Жалко, - сказал я. - Интересно было бы почитать.
- С каких пор тебя интересует, какими научными проблемами занимался Коля? - удивилась тетя Женя.
- Так ведь, - сказал я, - он не по общественным делам полетел на Камчатку? И не потому…
- И не потому, что память потерял, - закончился за меня тетя Женя. - Конечно. Мы с тобой в последние часы не говорили толком, столько суматохи… Ты прав, Юра.
- Прав… в чем?
- Какая-то идея ему в башку втемяшилась, - тихо произнесла тетя Женя, так тихо, что я едва расслышал. - С тех пор, как мы в Питер полетели, я все время думаю - какая?
- К каким-то выводам вы пришли, верно?
- Да, - сказала тетя Женя, помолчав.
- Вы знаете, где Николай Геннадиевич?
- Не знаю, Юра. Не представляю даже.
- Но какая у него идея…
- Догадываюсь.
- Расскажите. Может, я не пойму, но две головы…
- Две головы не всегда лучше одной. У тебя может сложиться превратное мнение. Даже наверняка. И тогда ты мне не помогать будешь, а только мешать.
Я промолчал. Тетя Женя начала говорить, и я знал, что на этих словах она не остановится. А подгонять ее бесполезно. Захочет - скажет, а нет…
- Когда Коля вышел из больницы, - сказала тетя Женя минут через пять, я уже решил было, что она будет молчать до конца полета, - у него действительно было плохо с памятью. Забывал, что делал вчера, зато помнил в мельчайших деталях все, что происходило двадцать лет назад… представляешь, он вдруг вспомнил, куда положил записную книжку, которую так и не нашел, когда она потерялась в Ташкенте, мы там были в семьдесят шестом, в книжке были номера телефонов… в общем, она пропала, а после болезни Коля вдруг вспомнил, куда ее положил. Странно, да? Но я о чем? - перебила тетя Женя сама себя. - Да, врачи велели ему делать упражнения для укрепления памяти, а он говорил, что лучшее упражнение - работа, будет работать, и память вернется. Так, в общем, и получилось, но… Дина Липунова посоветовала сходить к гомеопату, был один известный, говорят, он многим помог, не знаю, так ли это на самом деле, но мы пошли, это в Теплом Стане, от метро минут десять… Как же его фамилия? Сама забывать стала. Неважно. Короче, выписал он Коле какие-то шарики, принимать надо было по системе, сколько-то синих, сколько-то зеленых, сколько-то красных, все по часам, а Коля его расспрашивал о научных основах гомеопатии, ну не мог он иначе, а тот радовался, что может рассказать о своей науке, тоже был человек увлеченный, а когда мы возвращались, Коля сказал: вот, мол, классическое подтверждение тому, о чем я все время думаю. О чем это? - спросила я. О минимальном воздействии, - сказал он. О бифуркациях. О том, с какой полки на какую нужно переложить ящик.
- Ящик? - я не сразу вспомнил. - Это из "Конца Вечности"?
- Книгу Коля так и не прочитал, кстати. Начал было, но бросил, сказал, что после пятой страницы все понятно, зачем столько писать, если уже ясно, в чем физическая проблема.
- Бифуркации, - сказал я. - Это когда стоишь перед выбором и не можешь решиться. Можно поступить так, но можно иначе. А от выбора зависит, как будешь жить дальше.
- Примерно.
- А при чем здесь…
- Гомеопат? Ну, как же…
- Нет, с гомеопатом я понял. Минимальное воздействие, и ты принимаешь решение, которое нужно. Не тебе нужно, а тому, кто на тебя этими гомеопатическими средствами воздействовал.
Тетя Женя неожиданно оттолкнула мою руку, отодвинулась в кресле и посмотрела на меня… странно посмотрела - то ли я сморозил глупость, то ли, наоборот, сказал гениальное, чего она от меня совсем не ждала.
- Я что-то не то…
- Наоборот, - сказала тетя Женя. - Именно то. Даже я не сразу поняла ход его мыслей, а ты ухватил. Странно.
Тетя Женя не могла представить, что кто-то способен понять ход мыслей ее мужа лучше и правильнее, чем она сама.
- Коля сказал… Не помню точно, но смысл был такой: не станет он глотать эти шарики, потому что не хочет, чтобы его мозг выполнял указания этого… не могу вспомнить фамилию.
- Шандарин, - сказал я.
- Да! Ты-то откуда знаешь? - удивилась тетя Женя.
- Элементарно, Ватсон, - пробормотал я. - Рекламу Шандарина по ящику показывали так часто, что не запомнить было невозможно. И адрес он называл: Теплый Стан, да.
- Вот видишь, - сказала тетя Женя, - а я и не знала про эту рекламу, я только наших слушала, из института, кто у него лечился. Да, Шандарин. Коля почему-то решил, что гомеопат выписывает шарики не только для того, чтобы лечить, но и для того - может, даже в большей степени, - чтобы навязать пациенту свою волю.
- Зачем? - не понял я, хотя сам же высказал эту идею.
- Не знаю. Я решила, что у Коли… ну…
- Да, понимаю, - быстро сказал я, чтобы тете Жене не пришлось заканчивать неприятную для нее фразу.
- Я тогда очень внимательно смотрела все, что он записывал. На бумажках, в тетрадях, в компьютере, кому какие письма писал… Наверно, это нехорошо, но я должна была знать, о чем он думал, чего хотел… Мы мало разговаривали, после болезни Коля стал молчаливым, раньше он был не такой, и меня это очень беспокоило.
- То есть, - уточнил я, - пароли вы уже давно знаете.
- Конечно. Коля их, кстати, дважды менял и адреса менял тоже, но он не придумывал сложных паролей, так что мне хватило пары дней, чтобы…
- И вы все читали.
- Все.
- Хорошо, - сказал я. - И - ничего?
- Ты имеешь в виду - о его последнем решении? Ничего. Он писал о подготовке экспедиции, как он рад поездке, хотел проветриться, я потому его и отпустила, что по записям видела: Коля вполне адекватен, на рожон лезть не собирается, а отдых на свежем воздухе ему и врачи все время советовали.
- И все-таки…
- Да, - печально сказала тетя Женя. - Он всех провел. И меня. Догадался, наверно, что я все читаю?