- Да, - кивнула тетя Женя. - В восемьдесят шестом, на Камчатку. Интересное было затмение, с погодой повезло, корона была отличная, никогда не забуду.
- Вот-вот, - подхватил я. - Зачем же Николай Геннадиевич… То есть, я хочу спросить…
- Почему он сейчас поперся в эту экспедицию? - тетя Женя не стала выбирать выражений, видимо, не раз спорила с мужем, не пускала, говорила то же, что я сейчас хотел сказать, но ведь Николая Геннадиевича не переспоришь, и если он во что-нибудь упрется… - Да потому, что есть у него идея, которую он собирается во время затмения проверить.
С идеями у Н.Г. проблем не было никогда. Проблемы были у него со здоровьем - не в молодости, конечно, когда они с тетей Женей летом путешествовали по Союзу, объехав его вдоль и поперек, а большей частью - не объехав, а исходив пешком, Николай Геннадиевич очень любил пешие переходы, тетя Женя этим от мужа заразилась, они как-то пересекли на своих двоих пустыню Кара-Кум - не всю, слава Богу, но какой-то участок, день или два пешего перехода, тетя Женя часто об этом рассказывала: какая была жара (еще бы - июль месяц!), и как плевался верблюд (какой верблюд - они же пешком шли, или верблюд в это время тащил за ними рюкзаки и палатки?), и как они нашли оазис, оказавшийся заброшенной буровой установкой, кто-то искал там воду, но не нашел, и все заржавело, будто не на солнце, а в болоте.
- Что за идея? - спросил я просто для того, чтобы потянуть время.
Тетя Женя посмотрела на меня с сомнением, но и она понимала, что нужно о чем-то разговаривать, иначе захочется плакать, а если себя распустить, то…
- В общем, - сказала она, - когда Коля подавал заявку на участие, то писал, что хочет проверить эффект двойного гравитационного линзирования.
- Двойного… - повторил я, не поняв двух последних слов.
- Ну… Ты знаешь, что свет - это такие частицы, фотоны?
- Вообще-то, - обиделся я, - я окончил физматшколу и еще не совсем забыл… Свет, насколько я помню, не только частицы, но еще и волны. Электромагнитные.
- Правильно. И когда луч проходит мимо очень массивного небесного тела… звезды, например…
- Или черной дыры, - подхватил я, и тетя Женя посмотрела на меня с подозрением: не разыгрываю ли я ее, сам все знаю, а делаю вид… Я вид не делал, о черной дыре вспомнил потому, что она сказала о массивном небесном теле, тут ассоциация и сработала.
- Или черной дыры, - согласилась она. - Или нейтронной звезды. Или квазара. Или галактики. Неважно, лишь бы масса тела оказалась достаточно большой, чтобы поле тяжести отклонило луч света от прямой линии. Так же, как линза отклоняет лучи с их пути, и если линза выпуклая, то свет собирается в одной точке, фокусируется.
- Как в фотоаппарате, - вставил я.
- Как в фотоаппарате, - согласилась тетя Женя. - Поле тяжести звезды или квазара выполняет роль линзы.
- Вспомнил! - воскликнул я. - Проходили в десятом классе: как доказывали теорию относительности. Типа: если Солнце притягивает луч света, значит, Эйнштейн прав. Как раз во время затмения это и доказали. Обычно звезды рядом с Солнцем не увидишь, а во время затмения - можно. Сфотографировали небо до затмения, ночью, а потом - во время затмения, чтобы рядом с солнцем. И какая-то звезда сдвинулась с места.
- Да-да, - рассеянно сказала тетя Женя. - Эддингтон в тысяча девятьсот девятнадцатом наблюдал в Южной Африке…
- Так далеко?
- Можно и ближе, но тогда пришлось бы ждать лет десять.
- Понимаю. А Николай Геннадиевич… После Эддингтона этот эффект наблюдали, наверно, сто раз?
- Сто не сто, но наблюдали, конечно.
- Тогда зачем…
- Толя хочет отнаблюдать двойное линзирование, понимаешь?
- Нет, - честно признался я и посмотрел на часы: после звонка Толстолобову прошло полтора часа, мог бы уже и позвонить, если что… Значит, пока ничего?
- Двойное линзирование - это… Есть очень далекий квазар и расположен он точно за очень массивной спиральной галактикой.
- За галактикой? - повторил я, все уже поняв, но изображая неведение, пусть расскажет, а я послушаю, время пройдет…
- За, - сказала тетя Женя. - Но мы этот квазар видим, потому что галактика играет роль линзы. Ее поле тяжести изгибает лучи света от квазара и направляет их так, что мы с Земли можем их обнаружить. Галактика получается как бы в ореоле, и этот ореол - искривленные лучи света от квазара.
- Ага, - догадался я. - И эта парочка… ну, квазар с галактикой, оказались на пути Солнца как раз во время затмения.
- Редкий случай! - воскликнула тетя Женя. - Лучи света от квазара искривляются еще и в поле тяжести Солнца, понимаешь? Стоят две линзы: одна - галактика, другая - Солнце.
- Понимаю, - протянул я, понимая, на самом деле, лишь, что тема иссякает, и сейчас тетя Женя подумает…
- Твой знакомый что-то не звонит, - сказала она. - Может, ты ему сам позвонишь?
Я, собственно, так и собирался, но в это время затренькала мобила, номер, с которого звонили, был скрыт - наверняка Жора.
- Слушаю, - сказал я.
- Юра? - я не узнал голоса, все-таки мы два года не разговаривали. - Это Стас. Ты просил кое-что для тебя выяснить…
Стас Ламин, конечно. Два года назад он был простым опером, работал на земле, неужели так и остался в прежней должности? Наверно. Парень он исполнительный, но не более того. Похоже, Жора увидел вошедшего случайно в кабинет Ламина, подумал, что есть на кого скинуть…
- Да-да, - торопливо сказал я.
- Ну, слушай, - Стас то ли бумаги перелистывал, то ли деньги считал. Тетя Женя смотрела на меня во все глаза и пыталась по выражению моего лица догадаться о том, что мне говорили. - В Новосибирск твой Черепанов не вылетел - ни тем рейсом, понятно, ни следующими, там было еще два вчера и один сегодня утром.
- Так, - сказал я, чтобы поставить точку, иначе Стас начал бы расписывать, как ему удалось получить эту информацию.
- Вот, - протянул он и опять что-то перелистнул. - В больницы и морги я звонить не стал, ты это уже…
- Да-да, - сказал я. - Дальше.
- Вот, - повторил он. Черт, доберется он, наконец, до сути? Я же не его начальник, чтобы докладывать, глядя в листок. Почувствовав, должно быть, мое нетерпение, Стас сказал: - А полетел твой Черепанов в Питер, вот что. Из Шереметьева-первого. Рейсом семьсот двенадцать в шестнадцать сорок. Вчера, стало быть. Живой и здоровый.
Пока я переваривал эту действительно неожиданную информацию, Стас наслаждался произведенным эффектом.
- Усек? - продолжал он. - Мне, понимаешь, пришло в голову проверить все вылетавшие вчера рейсы. В наш компьютерный век… Я думал, это займет… А мне за полчаса… Поисковая система… Правда, тебе бы эти данные нипочем не… ты же…
- Спасибо, Стас, век буду благодарен, - сказал я и отключил связь.
Тетя Женя спросила:
- Жив?
- Жив, - подтвердил я, и тогда она заплакала. Казалось, ее ничто больше не волновало. Жив - и слава Богу. А где, что, почему - какая разница? Жив ее Коля, все остальное неважно. Такое же выражение лица было у нее три года назад, когда я приехал в приемный покой Склифа, она сидела на длинной скамье, смотрела в пространство невидящим взглядом и тихо плакала - ей только что сообщили, что муж ее жив, ранение, конечно, серьезное, но не смертельное, сейчас его оперируют, это займет несколько часов, но операцию проводит лучший нейрохирург города, так что все будет в порядке.
Это ей так сказали: "все будет в порядке", а мне потом, после операции, объяснили, что травма оказалась все-таки слишком тяжелой, чтобы гарантировать полное выздоровление. Жить Черепанов, конечно, будет, но сможет ли работать… кто он, вы сказали - астрофизик? Тем более: ученый, ему головой думать надо, а тут…
В ту ночь Николай Геннадиевич возвращался домой из института последним автобусом. Тетя Женя ждала его в половине первого, как обычно, но даже и в час ключ в двери так и не повернулся. Мобильником Н.Г. тогда еще не обзавелся, тетя Женя побежала к остановке ("сама не знаю зачем") и обнаружила мужа в подъезде - Николай Геннадиевич лежал ничком, под головой расплывалось черное пятно. Сознание тетя Женя потеряла лишь после того, как доставила мужа на "скорой" в Склиф. Ее-то быстро привели в чувство, а с Николаем Геннадиевичем возились всю ночь, а потом еще два месяца, пока он не стал соображать, на каком он свете.
Судя по всему (пропал кейс, в котором Н.Г. тащил домой распечатки расчетов), кто-то проследовал за ним с остановки, думал, наверно, что в кейсе деньги, в подъезде двинул Николая Геннадиевича по голове…
Преступника, конечно, не нашли. Никаких следов. Никаких свидетелей. Висяк. Н.Г. выкарабкался и даже на работу вернулся, и даже спорил с коллегами так же азартно, как прежде, но, по словам тети Жени, был уже совсем не тот, его мучили головные боли, временами он забывал что-то очень существенное, и в экспедицию тетя Женя отпустила мужа не столько потому, что он так рвался на это затмение, сколько потому, что Коновалов клятвенно заверил: прослежу, мол, за каждым шагом. Единственным неотслеженным участком была дорога от дома в аэропорт, но там-то что могло случиться?
Неужели по пути Николаю Геннадиевичу пришла какая-то мысль… Что-то он вдруг забыл или, наоборот, о чем-то вспомнил?
Господи. Питер, надо же…
- Где он? - спросила тетя Женя. - Куда ехать?