Она положила ладонь мне на лоб, ладонь была холодной, сухой, тяжелой, и мне захотелось ее скинуть. О чем думала Лиза в тот момент? О том, что ей еще долго придется со мной возиться? Об Игорьке? О тете Жене, втянувшей меня в…
Я не знал, о чем думала Лиза.
Значит, это только наше - мое и тети Женино. Мы там были. Лиза - нет.
А еще Старыгин. Когда мне позволит здоровье, я полечу в Петропавловск… а может, Старыгин приедет в Москву, и мы проведем эксперимент.
Может, это и был Ее дар? Нам с тетей Женей? Всем людям? Способность слышать и понимать друг друга? Может, я теперь и с Ней могу говорить так же свободно?
Почему я не подумал об этом раньше? Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Должно быть, Лиза решила, что мне стало хуже, и позвала врача, я чувствовал неприятные прикосновения к своей левой руке, мне делали укол, и я понял, что сейчас усну, но уже на грани яви и сонной нереальности услышал голос, тот же, что слышал тогда, глубокий, тихий и тоскливый, как все беды мира: "Вместе… Все будет… Вдвоем всегда… Нужно"…
* * *
- Ты совсем перестал разговаривать с тетей Женей, - сказала Лиза осуждающе.
Тетя Женя приезжала к нам - проведать меня после выписки из больницы. Мне еще предстояла нелегкая реабилитация, фирма купила путевку в санаторий, и это очень советское слово "санаторий" приятно меня волновало, хотя никуда из дома уезжать не хотелось, а хотелось только сидеть перед телевизором, выключив звук, и слушать, и думать… а говорить об этом я мог только с тетей Женей и тоже мысленно, нам уже и не нужно было касаться друг друга.
- Это даже невежливо, - продолжала Лиза. - Тетя пришла тебя проведать, а ты за весь вечер слова с ней не сказал, мне пришлось за двоих…
- Не хотелось разговаривать, - сказал я, не пускаясь в объяснения.
- Она обидится, ты же знаешь свою тетю. Она и раньше была… а теперь, когда осталась одна… Костя, конечно, звонит каждый день, но разве это…
Не обидится. Тетя Женя никогда не обидится на меня.
"Мы с Ней, - сказала она сегодня, - много говорили о том, как все-таки уменьшить скорость потепления. Ей-то это не так важно - через сто лет начнется полное восстановление химического состава или через тысячу. Терпела свою болезнь миллиард лет, потерпит еще миллион… А для нас…"
"Да, я знаю, - сказал я. - Мы это тоже обсуждали. Миллион лет не нужен - достаточно пары сотен. Воткнут людям в организм всякие наноштучки, я в этом не разбираюсь, но все к тому идет, и сможем мы жить в любой атмосфере"…
"Такой выход Ее устроил бы, - согласилась тетя Женя. - Ты прав, все к тому идет. И вот я еще о чем подумала. Венера. Там атмосфера без кислорода, и, может быть"…
"Пятьсот градусов! Вы думаете, что"…
"Четыре миллиарда лет назад на Земле было еще горячее".
Об этом можно было поспорить, но я не стал.
- Не обидится тетя Женя, - сказал я, думая о своем. - Она понимает, что мне еще трудно говорить.
Мне не было трудно. Я уже свободно владел речью, да и правой рукой мог двигать почти без ограничений. Почти. Но я действительно мало разговаривал в последнее время - даже дома, даже с Лизой и с Игорьком. Не хотелось. Разговоры утомляли. Я стал другим? Наверно.
Я слышал, как тетя Женя, вернувшись домой, шептала, дожидаясь, пока вскипит чайник: "Я тут ем и пью, а Коля лежит в земле… Я ем и пью, а Коля"…
"Не надо, - сказал я. - Пожалуйста. Николай Геннадиевич не хотел бы"…
"Я тут, а он"… - тетя Женя не могла остановиться.
"Оставь ее, - услышал я глубокий и тихий голос. - Ей нужно побыть одной".
"Да, - сказал я. - Тебе это так понятно - быть одной".
Она не ответила. Она не всегда отвечала. Только когда считала нужным. Может - обиделась?
"Не обижайся, - сказал я. - Мне тоже сейчас хочется побыть одному"…
Я неожиданно вспомнил, где и когда читал о человеке, поднимавшемся по крутому склону на вершину вулкана. Вокруг летели камни, но он шел вперед и вверх, размахивая знаменем, спутники пытались его догнать, считая его сумасшедшим.
А у него просто была цель. И он к ней шел.
"Я ем и пью, а Коля"…
"Одиночество - прекрасное состояние. Лучше него только общение"…
"Да", - согласился я.
- Лизочек, - сказал я. - Давай пойдем спать. Устал я сегодня…
* * *
Я хотел рассказать о любви. А получилось… Или это все-таки - о любви?