- Я понимаю, что вы хотите сказать. Не думаю, что это поможет в розыске. Тот, второй, личность такая же неприметная, как Черепанов, в толпе не отличишь. И рюкзак невыразительный, судя по описанию. А обратил он на них внимание потому, что все, выходившие из здания, говорили о погоде, о том, сколько стоит доехать до города, ну, в общем, как обычно, а эти двое очень громко рассуждали о каком-то запахе, от которого, как выразился, по словам Капшеева, ваш родственник, человечеству настанет полный кирдык.
- Запах? - удивился я. Относительно кирдыка… да, это лежало в русле моих рассуждений, но запах… при чем здесь запах?
- Они говорили что-нибудь еще? - спросил я.
- Говорили. Капшеев удивился - ну, про запах и кирдык, - и слушал внимательно, даже пошел за ними к стоянке… собственно, потому он и увидел, в какую машину они садились. Но расстояние было не маленькое, так что расслышал он отдельные слова, причем половину не понял и потому воспроизвести не смог, сказал только: "научные термины, наверно".
- А те, что понял…
- Немного: "южный склон", "гомеопатические" и еще тот, второй, воскликнул: "Не дай Бог, если вылечится, тогда действительно кранты!" Капшеев подумал, что они - врачи, торопятся к больному, но почему "не дай Бог, если вылечится"?
- Спасибо, что позвонили, - сказал я. - Что теперь делать будем?
- Ну, - ворчливо, с сознанием собственной значимости, произнес капитан, - вы ничего делать не будете, отдыхайте и ждите, я еще позвоню. Все, что возможно, уже делается. Постам ГИБДД, я сказал, даны указания, коричневые "Жигули" проверяются по картотеке… Да, и к вам просьба: возможно, вы или жена пропавшего знаете этого человека.
- Я не знаю…
- Может, жена знает, это сразу сузит круг поисков. Мой телефон у вас есть, звоните сразу, я на работе.
Пожалуй, действительно: надо бы спросить тетю Женю. Я расплатился и вышел из кафе. Господи, какой был вечер: серебристые облака тонкими нитями висели над западным горизонтом, подсвеченные лучами низко стоявшего солнца, а на востоке небо было такого глубокого фиолетового цвета, что, казалось, можно ощутить всю бесконечность мироздания. И тепло. Теплый воздух струился, как вода в живительном источнике. Уж не знаю, отчего меня потянуло на поэзию, но несколько минут, пока я шел от кафе к гостинице, в голове крутилось: "Он шел, он видел, он мечтал, он знал, он был один…" Чьи это были стихи? Я не знал. Может, я сочинил их сейчас сам, а может, читал когда-то…
* * *
- Нашли? - спросила тетя Женя странным голосом, когда я, постучав и услышав "Да!", вошел в комнату: она сидела на кровати, обхватив шею ладонями обеих рук, будто собиралась задушить себя.
- Что вы… - испугался я и бросился к тете Жене, чтобы… Не знаю, что я собирался делать, но делать ничего не пришлось, она опустила руки на колени и сказала нормальным голосом:
- Массирую… у меня… неважно. Нашли Колю?
Я присел рядом на краешек кровати и пересказал все, что услышал от капитана.
- Вы знаете, может быть… какой-то знакомый Николая Геннадиевича, который живет поблизости? Они говорили о науке - значит, он может быть и астрономом. Или геофизиком.
Тетя Женя отрицательно качала головой. Нет, нет, нет… Не знала она никого, к кому Коля мог бы направиться с такими конспиративными предосторожностями.
- Вам надо хорошо отдохнуть, - сказал я. - Скорее всего, утром что-нибудь все-таки выяснится, и нужно будет ехать.
- Да, - сказала тетя Женя. Она сосредоточенно думала о чем-то, и, как и я, не собиралась, похоже, делиться своими мыслями. Может, мы думали об одном и том же?
Вряд ли.
- Хотите поесть? - сказал я. - За углом неплохое кафе, там есть и Интернет…
- Не хочу я есть. Ты проверил почту? Есть что-то… Нет, конечно. Если бы было, ты сказал бы… Ты прав, Юра, надо отдохнуть. Иди, я еще полежу.
Ей надо было и поесть что-нибудь, но спорить с тетей Женей я не решался.
Я пошел к себе, в соседний номер, который был так мал, что даже прикроватная тумбочка не вместилась, а дверцы встроенного шкафа, если их открыть, упирались в кровать.
Я набрал номер Новинского, в Питере было утро, и ответил он сразу, будто ждал моего звонка.
- Нашелся? - спросил Новинский, и я очень коротко (время - деньги) рассказал о таинственном незнакомце.
- Как в плохом триллере, - буркнул Григорий Аронович и добавил: - Послушайте, Юрий, если мы будем разговаривать по мобиле, вы скоро разоритесь. У вас там есть Интернет?
- Да, рядом в кафе, - подтвердил я. - Если еще открыто, я подключусь.
- По Ай-Си-Кью? Есть у вас номер?
- Нет, - сказал я с сожалением.
- Тогда по Скайпу, - предложил Новинский. - Если это приличное Интернет-кафе, Скайп у них должен быть.
- Попробую, - сказал я. - Свяжусь с вами минут через десять.
- Мой ник в Скайпе - Новин, - сообщил Григорий Аронович. - Все. Выходите в чат.
Я так и сделал. Народу в кафе прибавилось, шума - тоже, я боялся, что на этот раз компьютер окажется занят, но мне опять повезло: туристам, похоже, было не до мировой паутины, они пили пиво (на стене висела табличка: "приносить и распивать крепкие спиртные напитки запрещено") и распевали песни о "лаве, текущей по нашей душе", странные слова, но, наверно, в них был не понятый мной смысл.
Подключился, и через минуту внизу экрана побежали буквы, разговор наш с Новинским перешел к конкретным вопросам. Я переслал ему обнаруженную записку Николая Геннадиевича, и Григорий Аронович, понятно, тоже отверг мысль, что речь шла о Боге. Она, Он… Конечно, живое существо. Оно? Без пола? Почему нет? При чем здесь, однако, глобальное потепление, гомеопатия, история болезни? Как это связать? Проще всего - никак не связывать. Заболел, мол, Н.Г., в последние месяцы болезнь приняла странную форму - нужно бы посоветоваться с психиатрами, а не с астрофизиками или климатологами. Скорее всего, коллеги Н.Г. так и думают, возможно, так думает даже тетя Женя, но мне во всем, что делал Николай Геннадиевич, чудилась железная логика, которую мы пока не понимали. И каждое слово в его письмах было на месте. И план статьи был четким (для него) и совершенно однозначным. Если он написал слово "гомеопатия" рядом с "глобальным потеплением", значит…
"Юрий, - поехала строчка от Новинского, - невозможно, чтобы Черепанов не подготовил текста статьи. Он не устроил бы эту авантюру, если бы не получил окончательного, с его точки зрения, ответа. В голове он это держать не мог. Надо найти текст. Вы уверены, что текста нет в его домашнем компьютере? Он мог не посылать статью в сеть, хранить на жестком или на лазерном диске, вы все проверили?".
"Нет, конечно".
"Вы можете попросить сделать это кого-нибудь из московских коллег Черепанова?".
"Я - нет, Евгения Алексеевна может. Но толку от этого не будет - компьютер в квартире на Вернадского, ключ у Евгении Алексеевны (и у самого Николая Геннадиевича, конечно). Как попасть в квартиру? Взламывать дверь?".
"Да, не годится. Может, в компьютере на работе?".
"Я скажу Евгении Алексеевне. Свяжемся с кем-нибудь из его отдела, я этих людей знаю плохо, электронные адреса есть в почте Николая Геннадиевича, я их вижу".
"Время идет, - напомнил Новинский. - Попробуйте прямо сейчас, ситуация чрезвычайная".
Я попробовал. Собственно, это было просто: составил и послал по двадцати шести адресам письмо с просьбой при первой же возможности поискать в компьютерах лаборатории внегалактической астрономии документы с такими ключевыми словами…
Я не ждал ответа раньше утра, но получил почти сразу, не прошло и десяти минут. Писал Михаил Уваров, аспирант Н.Г.
"Я нашел несколько документов, - было в письме. - Не уверен, что это то, что Вам нужно, пересылаю, смотрите сами".
"Получилось!" - написал я Новинскому и получил в ответ изображение улыбающейся рожицы.
"Перешлите и мне, - попросил он, - подумаем вместе, у меня есть кое-какие соображения, но я не уверен в том, что они достаточно безумные, чтобы быть верными".
Фраза показалась мне двусмысленной, учитывая обстоятельства, но я оставил свое мнение при себе, отослал четыре текста, присланные из Москвы, и вывел на экран первый из них, сразу посмотрев на дату создания и последнего редактирования документа. Файл был создан 4 января нынешнего года (прошло почти семь месяцев), а редактирован в последний раз 23 июля. За двое суток до отлета!
Не приступая пока к чтению, я вывел и посмотрел данные остальных трех текстов. Время создания: 30 января, 1 февраля и 6 марта, дата последнего редактирования 23 июля. Даже время почти совпадало: 15 часов с минутами, интервалы оказались совсем маленькими, по две-три минуты между записями. Кажется, это был последний день, когда Николай Геннадиевич выходил на работу перед тем, как отправиться в экспедицию.
Я вернулся к первому документу.
"Полагаю, что этот текст будет обнаружен в моих файлах уже после того, как эксперимент завершится. Я не могу знать заранее, каким окажется результат - если бы знал, не было бы смысла в эксперименте. Тот, кто этот текст читает, скорее всего, уже знает, чем закончилась моя поездка. (Черт, - подумал я, - хоть здесь-то мог бы написать название! Куда он отправился?) Если я не присутствую при чтении, значит, для меня лично эксперимент закончился неудачно. Хотя… Что означает, в данном случае, удача? Не хочу обсуждать это. Моя судьба… Нет, о собственной судьбе - в документе 3. Здесь - обоснование и начальные условия".
Я переключился на документ номер 3 - чисто автоматически. Сейчас судьба Николая Геннадиевича была важнее его научных измышлений и экспериментов. Документ 3… да, вот.