Синьора Лючия спрятала ключ в сумочку и, положив ладонь на ручку двери, сказала:
- Мне больше нравился Воннегут.
- Почему-то, - кивнул я, - женщины обычно предпочитают Воннегута.
Она подумала пару секунд, решала, наверно, стоит ли продолжать разговор или лучше все-таки укрыться за дверью.
- Это естественно, - сказала она. - Воннегут социален, а Уиндом скорее научен.
Странный это был разговор, если бы кто-то слышал его со стороны. Двое незнакомых людей в коридоре дешевого многоквартирного дома, впервые увидев друг друга…
- Ну нет! - воскликнул я, приблизившись еще на шаг. - Это Уиндом научен? "День триффидов"? Или "Кукушки…"
Тут я запнулся, потому что мои познания закончились - я решительно не мог вспомнить, где жили эти "кукушки", в каком-то английском городке, да, но как он назывался?
- "Кукушки Мейдвича", - подсказала синьора Лугетти. - Наука, конечно. Проблема взаимодействия цивилизаций.
Я не стал спорить - роман этот я читал даже в более раннем возрасте, чем "Чокки", даже название помнил не полностью. Нужно было или срочно искать другую тему, или…
- Вы, должно быть, писатель? - спросила синьора Лючия, все-таки распахнув дверь и уже переступив через порог. Означало ли это, что она приглашает меня войти следом, или, напротив, дает понять: хватит, поговорили, оставьте меня в покое?
- Писатель? - искренне удивился я.
Если бы я сказал "да", то пришлось бы играть роль, к которой я готов не был - среди множества моих отрепетированных личностей не было личности писателя.
- Нет, синьорина, я не…
- Синьора.
- О, простите. Нет, я не писатель, хотя, бывает, сожалею, что не стал…
- Пробовали писать?
Видимо, в ней проснулся профессиональный интерес, она все еще стояла на пороге, но уже не в коридоре, а в комнате, и теперь от моего ответа зависело: захлопнется передо мной дверь, или меня впустят внутрь.
- Кто не пробует в двадцать лет? - я неопределенно повел головой. - Ерунда, конечно. Нет, синьора, я стал психологом, это близко к писательскому ремеслу, но все же несколько иная профессия.
Психолога я из себя изображал уже раза три или четыре - правда, недолго.
- Кстати, если вы любите кофе, то у меня есть настоящий бразильский, - сказала синьора Лючия, на меня она вроде и не смотрела, а куда-то в сторону лифта, но я понимал, что краем глаза она меня сейчас внимательно изучает, пытаясь для себя решить, кто я такой и чего от нее хочу, ведь наверняка хочу чего-то?
Я помедлил пару секунд, хотя "да" хотело сорваться с моих губ даже раньше, чем она закончила фразу.
- Бразильский, - сказал я задумчиво, - это… Кстати, меня зовут Джузеппе Кампора.
Я обычно называю свое настоящее имя, если, конечно, нет особых причин его скрывать.
- А я Лючия Синимберги, - сообщила синьора Лугетти, войдя, наконец, в квартиру и жестом приглашая меня последовать за ней.
Квартира как квартира - моя не лучше и не хуже. Уюта, конечно, значительно больше, чем в моем холостяцком жилище - не здесь, понятно, а на улице Мастрояни, где я жил последние десять лет. Я сел на софу у журнального столика, и пока синьора Лугетти, предпочитавшая называть себя девичьей фамилией, готовила на кухне кофе, внимательно огляделся, пытаясь разобраться в том, что она за человек, каковы ее привычки, что она предпочитает в жизни.
- Итак, - сказала синьора Лючия, поставив на журнальный столик две огромные чашки с черным кофе, сахарницу с коричневым сахаром, лимон на блюдечке, нарезанный тонкими ломтиками, и тарелочку с маленькими и с виду очень аппетитными кексами. Поднос, на котором она все это принесла, синьора Лючия положила на пол, а сама села на пуфик, издавший недовольный фыркающий звук, - итак, вы только что переселились и решили познакомиться с соседями?
Я кивнул. В принципе, правильный вывод, если не считать, что до других соседей мне не было никакого дела.
Синьора Лючия положила в свою чашку три ложечки сахара, дольку лимона, потом, подумав, добавила еще ложечку и принялась размешивать так медленно, будто это был не кофе, а тягучий напиток - горячий шоколад, например.
- Знаете, - сказал я, отхлебнув из чашки (кофе оказался изумительным, и я взглядом показал свое восхищение), - у меня сложилось впечатление… чисто психологически, может, я ошибаюсь… что в этом доме собрались неудачники… ну, кто-то ушел от жены, например… у кого-то нет денег на более пристойное жилье… кому-то вообще плевать на жизненные удобства, лишь бы была крыша над головой… я с трудом представляю, чтобы человек успешный решил снять квартиру именно здесь…
- Вы считаете себя неудачником? - мягко спросила синьора Лючия, положив ногу на ногу, и я смущенно отвел взгляд.
- Я? В какой-то степени… Не то чтобы у меня не было средств снять жилье на бульваре Кампанья… но там… не знаю, как это объяснить… я бы чувствовал себя не в своей тарелке, если вы понимаете, что я хочу сказать…
- Может, и понимаю, - протянула синьора Лючия, а я быстро добавил:
- Я работаю с детьми, детская психология, это вроде бы сейчас популярно, но на самом деле власти относятся к нам, детским психологам, как к обслуге…
И я произнес проникновенную речь о бедах нынешней детской психологии - на прошлой неделе прочитал об этом большую статью в "Реппублике", да и раньше читал кое-что в популярных журналах. Синьора Лючия кивала, пила кофе, покачивала ногой, от которой я старательно, чтобы она это видела, отводил взгляд.
Выслушав меня, она помолчала и, как я и ожидал, начала рассказывать о себе, тут я сосредоточился, потому что из ее рассказа нужно было извлечь, как косточку из абрикоса, правдивую часть, оставив без внимания кожицу и аппетитную, но не пригодную для анализа мякоть. Из рассказа получалось, что в жизни синьоры Синимебрги раньше было много проблем, о которых ей говорить не хотелось, а сейчас, напротив, все оказалось в полном порядке: любимая работа в институте филологии, любимые спектакли по вечерам, и квартира эта ей нравится, она небольшая, а цена не имеет значения - много или мало, лишь бы было удобно и близко от работы, и она не согласна с тем, что живут здесь одни неудачники, она знает нескольких преуспевающих бизнесменов, живущих в этом доме, кстати, квартиры на первых двух этажах гораздо дороже этих, там очень хорошие апартаменты, да и вообще место удобное.
Говорила она медленно, не то чтобы подбирая слова, она об этом не думала, я видел, думала она вообще о чем-то своем, просто привыкла говорить именно так: растягивая фразы, будто была не итальянкой, а шведкой. Я послушал-послушал и прервал ее монолог коротким вопросом:
- Вы замужем?
И тут же добавил:
- Извините, что спрашиваю. Не отвечайте, если вопрос вам неприятен…
- Я замужем, - сказала синьора Лючия. - А вы, как я понимаю, холостяк?
Я кивнул, и синьора Лючия едва заметно улыбнулась:
- Холостяка легко определить по…
Она не стала продолжать, надеясь, возможно, что я спрошу, по каким признакам женщины отличают женатого мужчину от холостого, но я сказал нечто совсем иное, будто лишь сейчас пришедшее мне в голову:
- У меня же есть прекрасный французский "кагор"! Вы не против? Я знаю - женщины любят сладкие вина, а этот сорт… Я принесу бутылку, если вы…
Что-то промелькнуло в ее глазах, или мне показалось?
- Не сейчас, - с сожалением сказала она. - Это прекрасное вино, но мне нужно… Вы понимаете…
Я кивнул. Конечно, что тут было непонятного.
Я поднялся, всем видом изображая сожаление от того, что приходится так неожиданно прервать приятно начавшуюся беседу. На дне чашки осталось немного кофе.
- Если мы соседи, - сказала синьора Лугетти, протягивая мне руку, возможно, для пожатия, но я поступил, как англиканец, и (это не понравилось бы моему клиенту) поцеловал ее теплую податливую ладонь. - Если мы соседи, - повторила она, потому что поцелуй, которого она, видимо, все-таки не ожидала, прервал начатую фразу, - то еще увидимся, так что ваше вино не останется не распробованным.
Изящная фраза.
- Я живу в одиннадцатой квартире, - сообщил я, - и если вы освободитесь…
- Не сегодня, - покачала головой синьора Лючия. - Может, завтра… Вот что: позвоните мне завтра ближе к вечеру, и мы, возможно, что-то придумаем.
- Номер телефона…
- Спросите у Чокки, у него есть список.
- Действительно, - пробормотал я и секунду спустя оказался в коридоре перед закрытой дверью восьмой квартиры в состоянии душевного ступора, поскольку у меня сложилось стойкое ощущение того, будто это не я пытался в коротком разговоре понять, что из себя представляет жена моего клиента, подозреваемая им в "самом страшном преступлении против человечества", а именно она в течение нескольких минут препарировала меня, как кролика или подопытную мышку, и я бы не удивился, если при следующей встрече (завтра, конечно, завтра, в этом у меня не было никаких сомнений) синьора Лючия заявила бы, улыбаясь тонкими губами, едва тронутыми светлой помадой: "Синьор Кампора, мой муж не мог сделать ничего глупее, чем нанять вас, вы со мной согласны?"
Если синьора Лючия кого-то действительно ждала (в чем я почему-то сильно сомневался), я хотел бы видеть этого человека. Я прошел к себе и оставил дверь слегка приоткрытой, но толку от этого было немного: при желании я мог видеть коридор до самой лестницы - но в сторону, противоположную квартире синьоры Лугетти, лифт тоже располагался в противоположном конце коридора, и если гость воспользуется лифтом, я не смогу его увидеть.