– А вы посмотрите копию трудовой книжки Монасюка, Ольга Сергеевна. Он в 1982 году из начальника редакционно-издательского отдела аграрной академии вдруг перешел в сторожа автостоянки, судя по печати в трудовой книжке – какой-то задрипанной мелкой организации. Сопоставьте время, и данный факт.
– Думаете, диссидентствовал наш Анатолий Васильевич? – оживился высокий молодой парень в очках, пристроившийся на краю тумбочки – Орешин Сергей Михайлович из детективного агентства "Щит и меч" – бывший оперуполномоченный угрозыска.
– Ну, а чем черт не шутит? Давайте, предлагайте, что еще по архивам проверять будем?
– Ну, многое, – негромко сказал Мерц. – Во первых, институтский архив – список студентов его группы. И сразу через базу данных паспортного стола – кто из них жив, живет недалеко, ну, и адреса, конечно. В той же паспортной базе – адрес и место работы его дочери.
Во-вторых, архив народного образования. Адреса школ, где он работал, данные на его коллег, которые работали в одно время с Монасюком. В той же базе данных – школа, в которой учился сам Монасюк и его одноклассники. Он когда школу закончил?
Детективы зашелестели бумагой, потом Пекшева сказала:
– Вот! Первая запись в трудовой книжке – на работу поступил в 1966 году, в начале июля. Работал шофером Боговещенской районной автобазы месяц, потом уволился и сразу же поступил в пединститут.
– А как это он мог сразу после окончания школы работать шофером? – спросил кто-то.
– А вот! Это была хрущевская школа, мальчики! – Ольга Сергеевна многозначительно помахала в воздухе указательным пальцем. – Тогда школы, во-первых, выпускали ребят совершеннолетними, то есть по достижении 18-ти лет, во-вторых, каждый имел рабочую специальность. Наш – шофера-профессионала 3-го класса.
Так что нужно искать в архиве народного образования данные о выпускниках Боговещенской школы за 66-ой год, ну, а дальше – по протоколу: кто из них жив, кто где живет, и беседовать с одноклассниками Монасюка. Думаю, придется ехать в эту Боговещенку.
Кто нам еще нужен? Его нынешние друзья? Узнаем у дочери или у коллег по работе. Далее…
– Самое сложное – архив краевого управления милиции, – пробормотал еще один детектив из "Щита и меча" – Черкасский Виктор Викторович.
– А ничего сложного! – тут же откликнулся Китт. Он подвязал волосы повязкой с какими-то иероглифами и легкими касаниями пальцев трогал клавиши. На экране его компьютера быстро мелькали какие-то цифры, буквы, символы. – Чтобы получить данные о месте работы клиента в структуре милиции и о его коллегах, которые работали вместе с ним, нужно не более пары минут. Нас даже засечь не успеют, я вам ручаюсь! А все остальное о них узнаем в паспортной базе данных, а она не засекречена.
Работа закипела.
Лянина медленно шла по улице, посыпанной щебенкой и гравием, стараясь не наступать подошвами кроссовок на острые камешки. Рядом брел ее коллега из агентства Игорь Иванович Курявый.
В районном центре Боговещенке они находились уже второй день. Им пришлось проделать уйму работы, пока они, кажется, не нашли одноклассницу Монасюка, которая, как им сказал бывший соученик из параллельного класса, хорошо знала Тольку Монасюка, и вроде бы, они даже дружили.
Улица, где находился дом Степновых (такой была нынешняя фамилия Карасевой Светланы Ивановны – в далеком прошлом одноклассницы Монасюка) был на окраине поселка. К нему-то и шли под палящим дневным солнцем Лянина и Курявый.
Было не просто жарко – душно, похоже, надвигалась гроза. Но в комнате, в которой они оказались через несколько минут, было прохладно – окна ее заслоняли тенистые кроны берез.
Светлана Ивановна, круглолицая черноглазая женщина, несмотря на свои шестьдесят, оставалась красивой и моложавой. Скорее всего, потому, что сохранила девичью фигуру. Лика Николаевна про себя позавидовала ей – сама она, разменяв тридцать лет, начала полнеть. И хотя пока это не очень бросалось в глаза, Лика переживала по этому поводу.
– Присаживайтесь, – пригласила гостей Светлана Ивановна, подводя их к уголку отдыха. – Значит, вас интересует Толя Монасюк? А почему?
– Видите ли, нас наняли в московском представительстве Гила Бейтса. Вы знаете, кто это?
Светлана Ивановна пожала плечами.
– Кто-то из американских миллионеров?
– Скорее, миллиардеров. На его заводах делают компьютеры, бытовую технику, автомобили, корабли, да много чего.
Сейчас он активно осваивает наши российские просторы. Открывает фирмы, строит заводы. Ну, и работу предоставляет нашим гражданам. Анатолия Васильевича рассматривают на высокую должность, а таких людей тщательно проверяют. Особенно стараются выявить черты характера, которые выделяют его из числа других людей.
– Я ведь его только по школе помню. Да и то, если честно, многое уже забылось…
– Нас и интересуют школьные годы. Вот скажите, он был обычным, как все?
– Ну, нет. Он был как раз не как все. Как сейчас говорят, он, наверное, был неформальным лидером. Только знаете, лидер ведь старается выделиться, любит власть, а Толька наоборот, не любил выделяться. Он всегда старался быть, как все, но часто уважали его больше, чем других. За ум, за его идеи, выдумки.
Лика Николаевна и Игорь Иванович не перебивали ее. Светлана Ивановна ушла в воспоминания, чувствовалось по ее легкой улыбке, что воспоминания эти были приятными.
– …Знаете, он ведь был из небогатой семьи. Хотя и начальников. В одиннадцатом классе Толька ходил в школу в заштопанных сзади брюках – протертых, а тогда все жили скромно, и он, хотите верьте, хотите – нет, но носил такие брюки с полгода, и не комплексовал. А нам никому и в голову не приходило посмеяться над ним – да мы просто не замечали этого.
– А в чем проявлялось уважение к Анатолию?
– Ну, как же, вот, например, в одиннадцатом классе нас было сорок три человека. И из всего класса он единственный один сидел за партой, все остальные – по двое.
Лика и Игорь переглянулись.
– Ну, сидел один, и что?
– А-аа! – улыбнулась Светлана Ивановна. Нак щеках ее появились ямочки, и она как-будто помолодела еще на несколько лет. – Сразу видно, что вы не учились в те времена. В классах тогда сидели за партами, а не столами, и парты были каждая – на двоих. Все – парами, а Толька один сидел. Это, как сейчас говорят, была великая привилегия.
– Да в чем привилегия?
– Ну ведь все контрольные работы – и по математике, по физике, химии, биологии, темы сочинений по литературе на доске расписывались на два варианта. И все сидящие справа за партами – выполняли один вариант, все сидящие рядом – второй вариант. И если вы сидите справа – вам никогда не выполнять работу другого варианта, которую делает ваш сосед.
Лика и Игорь переглянулись и рассмеялись.
– Так Монасюк мог…
– Ну, конечно! Он один в классе мог выбирать вариант. Он же один сидел за партой.
Такая вот привилегия. Но у него были поблажки и от учителей. На физкультуру, я помню, он не ходил. Но что-то там делал, и четверки ему ставили. Или вот еще литература – в одиннадцатом классе он писал домашние сочинения не тематические, как задавали нам всем, ну, например: "Первый бал Наташи Ростовой" по "Войне и миру" Толстого. Ему разрешалось вместо этого писать собственные произведения – фантастические рассказы. И все эти рассказы наша учительница собирала и хранила.
– Что, такие талантливые были рассказы?
Светлана Ивановна вновь улыбнулась и как-то очень мягко сказал:
– Не знаю, но нам нравились. Да ведь у него все было не как у людей. Если сочинения – так собственные, если первая любовь – так такая, что за него переживала молодежь всего поселка. Уж так протекала она бурно и необычно.
И Светлана Ивановна рассказала, что после того, как девушка Монасюка, которая жила в городе Славгороде, якобы изменила Толе, возмущенные за него боговещенские парни долго били всех славгородских ребят, когда они появлялись в Боговещенке. В отместку.
– Ну, а в чем конкретно проявлялось его неформальное лидерство?
– Да во многом. Он мог придумать такое, что потом об этом говорили полгода. И всех заразить своей идеей..
В 1966 году, перед первым экзаменом – сочинением по литературе, Толя придумал фокус с цветами – он предложил притащить на экзамен столько цветов, чтобы банки с ними отгораживали экзаменационную комиссию от класса, и можно было легко списывать, если не знаешь тему сочинения.
Но где взять столько цветов? Тогда ведь у нас в поселке вообще цветы не продавали.
Был самый конец мая, еще цвели яблони, сирень, кое-где – черемуха. Но все эти цветы нужно было наломать без спроса, говоря проще – залезть в чужие огороды и палисадники и наломать ночью. Украсть, если говорить честно. И вот накануне экзамена мы вышли на промысел. А когда полезли в огород, с шумом, смехом, один Толя моментально понял, что сейчас произойдет. Он отошел в сторону, к плетню, и залег в траву.
А на наш шум хозяин выскочил из дома, выстрелил в воздух из ружья, мы все, конечно, опять же с хохотом перелезли через плетень, отбежали подальше, обнаружили, что Тольки нет, и стали ждать.
А он выждал, пока все успокоится, тихонько, стараясь не трещать ветками, наломал такую охапку сирени и черемухи, что ему пришлось перебрасывать ветки через ограду, а потом уже перелезать самому.
Ну, вот, члены комиссии наутро все шеи повытягивали, стараясь через верхушки букетов увидеть, как мы там пишем сочинения. И, конечно, кое-кто смог списать.
Вот такой он был. Знаете, у нас была девочка, Валя, она пела прекрасно. Так вот она на фотографии, которую Тольке подарила, написала "Будущему министру. Верим в тебя". Она это искренне написала.