Войдя в отведенную ему комнатуху, Дийк остановился перед отполированным медным диском, висевшим у двери. Кто-то находил его лицо привлекательным и даже красивым, кто-то - наоборот. Светло-серые (стальные, как назвала их Наки), глубоко посаженные глаза. В уголках их заметны морщинки, но не густо - значит, он еще молод. А может, не молод, а посто вечен - наверняка он не знал, не помнил. Он никогда не брился, поскольку борода отчего-то не росла. Пепельные волосы, напротив, росли слишком быстро, и он обрезал их после каждого перехода, оставляя вровень с плечами. Горбинка у самого переносья в форме ограненного камушка. Непривычные к улыбке губы, которым явно не хватает красок…
Путь без цели. Блуждания от мира к миру. А зачем, собственно, нужна эта цель, мечта? Дийк щелкнул свое отражение по носу, и медь зазвенела. Ему и так неплохо живется. Память не тяготит его - никаких ран на сердце. Он и Наки забудет скоро, через два или три мира - как забывал всех своих недолгих друзей и врагов, всех временных подружек. Трудно только уходить, делать первый шаг. А потом нужно лишь не оборачиваться, и все станет легко. Легко, как всегда…
"Серый - это значит никакой. Не выделяющийся, не живой, не мертвый, вечно гонимый самим собой, непонятно зачем и куда". Дийк бросил тело в постель, не раздеваясь. В голове отчего-то звучали, не желали стираться обидные и злые слова: "Ты трус. Мне стыдно и противно за тебя".
"Ну и пусть. Это ж надо выдумать: наказывать за любовь изнурительным монотонным трудом! Должно быть, таким путем хитрые лорды воспитывают в народе покорность. Покорность и пофигизм… Да, он чересчур задержался здесь!"
Наки уснула прямо в полуподвале - бабища, видимо, забыла про нее, занявшись другими делами. Сдвинула вместе два стула и свернулась клубочком, накрывшись все тем же неизменным тулупом. Было тихо - остальные томящиеся здесь дети то ли уже спали, то ли были так запуганы, что вели себя неслышней и деликатней мышей.
На рассвете ее разбудило горячее и влажное прикосновение к щеке. Подняв веки, она встретилась с сияющими золотыми глазищами. От радости и нетерпения Гоа пританцовывал всеми четырьмя лапами. Дийк стоял посередине мелового круга, начерченного на грязных плитах пола. Увидев, что она проснулась, он приложил к губам палец.
Не дожидаясь приглашения, Наки спрыгнула с неудобного ложа и устремилась к нему.
- Тулуп не забудь! Там, куда мы попадем, может оказаться холодно.
Она вернулась за тулупом и снова прошествовала в меловой круг, на этот раз степенно и чинно.
- А как ты пробрался сюда?
- Сказал сторожу, что забыл в кармане тулупа кошелек с пятью золотыми, и два обещал дать ему.
- Ну и удивится же он - когда ни ты, ни Гоа не выйдете отсюда!
- Вряд ли он способен удивляться. Весь в свою хозяйку.
- А ты не хочешь забрать то, что заплатил за меня? - деловито поинтересовалась девочка.
Промир усмехнулся и покачал головой.
- На поиски рая нужно отправляться с чистым сердцем и легким кошельком. Так что пусть оно останется этой достойной женщине на память о нас с тобой.
- Я не знаю, что такое рай. Но мир, про который мне рассказывала сестра, мы обязательно найдем.
- Конечно, найдем. А теперь возьми меня за руку и крепко-крепко зажмурься.
Он свистнул, но Гоа и сам давно уже прижался к правой ноге хозяина…
…………………………
Эти сны приходили к нему с регулярной настойчивостью. Они были неприятны, но с ними ничего нельзя было поделать. И он смирился с их появлением, с их присутствием в своем сознании в ночную пору. В этих странных сновидениях не было света и цвета, но были звуки и запахи. И еще - полная неподвижность и гнетущее ощущение абсолютной беспомощности.
- Анечка, закрой, будь добра, форточку. Думаю, палата достаточно проветрилась.
- Конечно, Анатолий Семенович.
- Если что, я буду во второй операционной.
- Хорошо.
Запахи… Неживые, резкие, щекочущие ноздри, раздражающие мозг.
Как же долго тянутся эти сны, как они тягостны и статичны. Они не ранят, но выматывают и гнетут. И еще отчего-то пугают…
Изумрудный мир
- Мне здесь не нравится!
Наки презрительно дернула верхней губой - обычная ее гримаска недовольства или раздражения.
Вот уже месяц они шли вместе, и Дийк успел привыкнуть и достаточно хорошо изучить свою спутницу. Что не мешало ему, впрочем, с завидной периодичностью (раза два-три в день) проклинать собственное мягкосердечие, побудившее взять девочку с собой.
- Кажется, ты начинаешь наглеть, малышка. Прежде ты смотрела на все большими восторженными глазами, а теперь - пресыщенными. Раньше радовалась куску хлеба и худой крыше над головой, теперь же злишься, хотя мы попали в вполне приличное место, где можно поесть, поспать и развлечься.
- Не знаю, о чем ты. Мне просто здесь неуютно, и всё!
Наки поежилась. Она успела за время их совместных странствий окрепнуть и даже приодеться. По крайней мере, ощущения нищенки больше не производила и любимый тулуп канул в небытие, замененный легкой беличьей шубкой. Но хотя худоба, заострявшая черты лица, сгладилась, оно оставалось по-прежнему угловатым и непривлекательным.
Промир огляделся по сторонам. Говоря по правде, он был удивлен реакцией девочки. Она никогда не была капризной, бурно радовалась каждому свеженькому миру, который им открывался. В особый восторг ее приводило открывшееся умение без труда понимать язык аборигенов и изъясняться на нем. (Наки даже заподозрила, что "заразилась" от Дийка его уникальной способностью, и пару раз пробовала начертить меловой круг - не забывая включить в него обоих спутников, и перемахнуть, крепко зажмурившись… но тщетно.)
Мир, куда они перепрыгнули, наскучив блуждать по фиолетовым джунглям, населенным огромными, незнакомыми и до-разумными существами, не производил отталкивающего впечатления. Напротив. Они очутились в городе, но не задымленном и громоздком, а зеленом, двух-трехэтажном, тенистом. Был вечер. Они брели по извилистой улочке, мощеной булыжником, расцвеченной мириадами огоньков. Кажется, они угодили на праздник - судя по нарядно одетым прохожим, по всполохам музыки, раздававшейся тут и там.
Дийку здесь нравилось. Не слышно было ни пьяных выкриков, ни ругани, ни шума драк. Не бросались в глаза нищие и калеки.
- Может, погуляем? Посмотрим, что у них тут за радостное событие? Все такие красивые вокруг и вполне довольные жизнью.
- Не хочу.
- По крайней мере, этот мир повеселее твоего собственного. И за любовь тут не наказывают, - он кивнул на парочку, самозабвенно целующуюся на скамейке.
- Пожалуйста, не уговаривай! Предлагаю найти какой-нибудь трактир и поесть, если ты так этого хочешь, а затем убраться отсюда. Вот и Гоа, по-моему, всеми лапами за мое предложение.
Рыш и впрямь вел себя неадекватно: пригибаясь к камням мостовой, прижимал круглые уши вплотную к голове и тихонько уныло посвистывал. Или поскуливал? Нюансы его настроений порой трудно было определить с отчетливостью, но радостью тут явно не пахло.
Уступив их совместному напору и скрепя сердце, Дийк согласился не задерживаться здесь. Ему непонятен был их испуг, но если уж даже зверь реагировал подобным образом, основания, видимо, имелись.
Трактир под вывеской "Золотая кастрюлька" отыскался без труда. Хозяином оказался улыбчивый и уютно округлый дядька лет пятидесяти, как дитя обрадовавшийся гостям - видно, большого наплыва постояльцев у него не предвиделось.
- Послушай, у вас сегодня, как я вижу, большой праздник? - утолив первый голод, поинтересовался промир.
- Откуда ты прибыл, приятель, что задаешь такой вопрос? Разве ты не знаешь, что сегодня день Завершения, сегодня мы отдаем Дань?
- Ты угадал: я живу далеко отсюда, в такой глуши, что новости до меня не доносятся - иссякают и глохнут на полпути. А тут, видишь, сестренка попросилась в люди вылезти, вот и попали мы с ней с корабля на бал. Так что, не расскажешь ли все по порядку?