Должен признать, я не разобрался еще в сути данного механизма. Я использую термин "механизм", хотя с таким же успехом мог бы сказать "психологический травматизм" или "патологический рефлекс".
Его великолепный глубокий голос обладал поистине гипнотическим воздействием, и я едва не поддался ему. На какое-то мгновение моя душа будто подверглась анестезии и освободилась от ненависти, переполнявшей меня.
Из ступора меня вывел голос Аи-не-ны, которая в этот раз обращалась ко мне:
- Грандрит. Доктор Грандрит! Каково ваше мнение по этому вопросу?
Глаза Калибана едва заметно расширились. Я думаю, он не знал, что я тоже являюсь доктором медицины.
- В противоположность Калибану, - сказал я, - я не являюсь лучшим врачом в мире. Я - даже не лучший врач в Кении. Но я способен думать и размышлять и в этом вижу мое главное отличие от большинства врачей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я согласен с Калибаном в том смысле, что эликсир пробудил в нас патологические наклонности, которые уже были заключены в нас в патентном состоянии. Судя по всему, я потерял способность к обычной нормальной эрекции при сексуальном общении с женщиной, если только я не заставлю ее испытывать мучения. Не знаю, смогли ли вы заметить, но у меня началась эрекция, когда я откусил клитор у той женщины. Меня возбудила сама мысль доставить ей боль, а не сексуальный аспект этого действия. Если бы я подумал, что сейчас убью ее, думаю, вы увидели бы меня в состоянии полного оргазма.
Я действительно весьма встревожен. Но последнее время я настолько был вынужден защищать свою шкуру, что у меня почти не было времени подумать над этим вопросом. Если вы знаете ответ, умоляю вас сказать его мне.
Эта просьба, почти мольба, ясно давала понять всю степень моего отчаяния. У Девяти нельзя просить ничего, в особенности у Аи-не-ны, не подвергая свою жизнь серьезной опасности.
Она промолчала. Тогда я добавил:
- Может быть, действие эликсира тут ни при чем. Первое проявление этого извращения у меня совпало с шоком, вызванным близким взрывом снаряда. Калибан, быть может, тоже был жертвой какого-нибудь шока. Но, в общем-то, это довольно странно, что лишь мы двое пострадали, причем это выразилось у нас в одинаковой форме.
И я подумал о шоке, который он испытал при известии о смерти его кузины.
- Красавица Патриция Вайлд, - задумчиво протянула Аи-не-на. - Итак, мы больше не увидим ее в наших рядах. Как цветы, она… Нет, не обращайте внимания. Это очень старая история. Обычно нам нет дела до того, в каких взаимоотношениях находятся между собой наши служители, если это не касается их безоговорочного повиновения и не мешает осуществлению наших планов. Я говорю это, Калибан, поскольку вы только что подрядили одного человека выкрасть жену Грандрита и тем самым отомстить ему за якобы совершенное им насилие над вашей кузиной и за ее смерть. Это совсем не похоже на вас. Ведь вы всю вашу жизнь боролись со Злом во всех его проявлениях, доблестный рыцарь Добра.
Сарказм ее слов был едва ощутим, и я скорее догадался, чем почувствовал его.
- Мне это показалось вполне справедливым, - ответил Калибан. - Грандрит должен заплатить за свое гнусное преступление.
- Разве за преступление платят преступлением?
- Я не считаю, что мои действия - это преступление! - воскликнул он.
Я никогда не слышал столько горячности в его голосе.
- Итак, вы решили, что стали жертвой нарушения нервной корреляции.
- Это нарушение состоит только в одном и ни в чем больше: у меня не будет эрекции, все время пока я не заставлю кого-нибудь страдать или умереть. Или, по крайней мере, не представлю себе, как кто-то страдает или умирает от моей руки.
Очко в его пользу. Ах, если бы у меня "вставал" лишь от мысли о причинении страданий! Но в таком случае, чем бы я занимался? Настоящей любовью или только выглядел бы занимающимся ею? Я ласкал бы ее, но на самом деле мысленно был бы за тысячи миль от моей Клио. Голова моя была бы полна ужаса смерти и агонии, в то время как она думала бы, что я сливаюсь с ней в любовном экстазе.
Аи-не-на немного помолчала. Остальные члены Девятки сидели столь неподвижно, что можно было подумать, что все они спят. Факелы прогорели почти до конца. И по мере того как слабело их пламя, мрак, затаившийся под сводом пещеры, стал спускаться все ниже и ниже. Темнота сгущалась и плотнела, становясь почти осязаемой. Воздух тоже изменился, стал густым и тягучим. Его почти можно было пить. Став более плотной, окружающая нас атмосфера, вместо того чтобы нагреться, потихоньку становилась все более и более холодной.
Аи-не-на прочистила горло и сказала:
- Грандрит, у вас было два дяди. Один, как вы знаете, умер в Африке. Другой был вынужден эмигрировать в Америку в юношеском возрасте, после того как он, находясь в состоянии приступа бешенства, набросился на одного из своих учителей и едва не убил его. Ваша семья вскоре потеряла все его следы и никогда больше не слышала о нем. Тем не менее он стал врачом и взял себе другую фамилию… Вайлд.
Этого не смогло выдержать даже хваленое самообладание Калибана. Он подпрыгнул как ужаленный и круглыми от изумления глазами уставился на Аи-не-ну.
- Вы знаете, Грандрит, кто был вашим отцом, - меж тем невозмутимо продолжала та. - Ваш дядя так и умер, ничего не зная о его дальнейшей судьбе. Последний раз когда он слышал о нем, ваш отец бродил где-то в окрестностях Уайтчепела. В обществе ходило множество слухов о его делах, но никто так и не узнал его настоящего имени. Никому не известно, что сталось с ним после того, как прекратились преступления, связывавшиеся с именем Джека Потрошителя. Никому, кроме нас. Мы знаем это, потому что он был одним из наших. Он тоже эмигрировал, но в Соединенные Штаты, где также выбрал профессию врача. В то время сумасшествие полностью покинуло его. Итак, он стал медиком, как и его младший брат, с которым он совершенно случайно встретился многие годы спустя. У младшего была дочь, у старшего - сын, родившиеся и одна, и другой на американской земле.
Аи-не-на сделала очередную паузу. Со сжавшимся от неясной тревоги сердцем я нетерпеливо ждал продолжения. Меня слегка подташнивало, потому что я догадывался, что именно она сейчас скажет.
- Все - мужчины с необычайной физической силой, со склонностью к сумасшествию и убийствам. Все - врачи, будто нож был вашей эмблемой, вашим тотемом, вашим желанием, вашим удовольствием. Все - охваченные страстью к насилиям.
И вновь замолчала старуха. Упавшая тишина была подобна той, что разделяет два последних удара сердца умирающего.
Калибан странно захрипел, глухо и протяжно, и на фоне этого хрипения тихо, но явственно прозвучало его: "Невероятно!"
- ВЫ ОБА - СЫНОВЬЯ ОДНОГО И ТОГО ЖЕ ОТЦА.
Глава 27
Менее чем через минуту после потрясающего заявления Аи-не-ны нам с Калибаном завязали глаза и вывели через люк в центре трибуны. Подкожная инъекция какой-то жидкости тут же отправила меня в страну грез. Очнулся я уже на борту небольшого самолета, который вскоре приземлился. Кто-то помог мне спуститься на землю и только тогда снял повязку с моих глаз. Самолет приземлился на дне глубокой долины, со всех сторон окруженной горами, покрытыми пышной тропической растительностью.
Торопливо передав мне инструкции, полученные от Девяти, пилот сел в кабину самолета и тут же взлетел. Я как был, так и остался голым, вооруженный лишь моим старым верным ножом, теперь с покореженным лезвием.
Как мне сказал пилот, Калибана увезли таким же способом, что и меня. Он был оставлен в месте, расположенном неподалеку от моей долины Офир. Ему были даны те же самые инструкции, что и мне: через месяц, не позже, один из нас должен был вернуться в пещеры с головой и гениталиями другого. Победитель наследует кресло Ксоксаза.
Я приблизительно знал, где находился. При условии, что я не буду останавливаться для охоты, кроме тех случаев, когда это будет действительно необходимо, и буду спать по три часа за ночь, мне понадобится не более пяти дней, чтобы пересечь эту горную область и добраться до аэродрома одной угандской геологической компании. Но вот сколько времени мне придется провести там в ожидании ближайшего самолета, этого я не знал.
Вначале я здорово удивился, узнав, что Девять оставили нас на таком большом расстоянии друг от друга. Район был настолько обширен, что мы свободно могли провести здесь целый год в напрасных поисках друг друга. Уверен, что Девять добивались не этого. К тому же они знали, что я не буду терять времени на розыски в джунглях Калибана, в то время когда моей жене угрожала опасность в Лондоне. Док тоже знал это. Я был больше чем уверен, что он уже двинулся в путь к ближайшему аэродрому, если только он не установил контакта со своими приятелями-стариками и те не вызвали самолет по радио. В таком случае они на много дней опередили бы меня.
Я двинулся в путь. Дорога предстояла не близкая. Прошло не более получаса, как рассвело, и утренняя заря набирала силу, все шире и шире разливаясь по небу. Зимородок с пестрым оперением спикировал передо мною к самой земле и вновь свечой взмыл в небо. Будь на моем месте негры или антропоиды, они приняли бы это за добрый знак, предвещающий удачу. Я же давно утратил химерическую надежду, что некое высшее существо следует за моей судьбой. Но, несмотря на это, вид кувыркающегося в воздухе зимородка доставил мне большое удовольствие. Кто знает, быть может, где-то в самой глубине моего "я", где были собраны воедино смешные и трогательные ценности моего детства, я еще верил в счастливые, приметы.