Как мы встретились с рыжим Семеновым? Да очень обыкновенно, должен сказать. Подошел мужик, подсел, закурил… как это делается. Собственно говоря, достаточно скучна и его история, но охота мне кому-нибудь ее рассказать, просто - такая охота! Не знаю уж почему… так - из сочувствия, возможно… Нельзя же в самом деле все - молча и молча! Так и до кладбища домолчаться можно! Собеседник нужен, братцы, страшно нужен, катастрофически нужен собеседник, слушатель… Элемент бессмысленности и запустения появляется в жизни, если не найти собеседника. Поэтому я расскажу все-таки.
Живу я в старом тяжеленном доме, коммунальном и замудренном. На фасаде - фальшивые колонны в побелке, сзади же, как водится, темно-кирпичные стены, пристройки, подвалы, входы-выходы, котельные и громадный покатый двор, где усыпанный битым кирпичом, где утоптанный, а где поросший одуванчиками и ромашками.
В тот день я сидел на скамье в дальнем углу двора и, кажется, что-то читал - не помню уж. Было воскресенье, была хорошая нежаркая погода. У одного из парадных прочно и нерушимо сидели старухи на крашеных табуретках, легко шелестели деревья над котельной, а за забором, в новеньком семиэтажном общежитии медсестер звенела, жужжала, пела и выплескивалась через край развеселая выходная жизнь.
В такие дни из углового окна на верхнем этаже нашего дома высовывается обыкновенно звуковая колонка, следом появляется ухмыляющаяся морда Митьки Персика, и колонка начинает издавать звуки. Такие звуки могли бы издавать, например, большая и разболтанная бормашина вкупе с печальными воплями истязуемого на ней. Колонка издает звуки, Митька блаженствует в окне, а мы, все остальные, не обращаем на них внимания.
В тот день ни колонки, ни Митьки в окне не было, и хотя общежитие медсестер как-то восполняло отсутствие этого элемента нашей жизни, все-таки я не очень внимательно читал книгу, а больше глазел по сторонам… Вот я заметил сразу незнакомца, вошедшего через арку во двор и хмуро озирающегося вокруг. Высоченный такой пыльно-рыжий дядя в неприметной рубахе и бесспорно стираных брюках. Видимо, я проявил к нему некоторое внимание, потому что, оглядевшись неторопливо, он направился в конце концов в мою сторону. Это мне не очень-то понравилось, я не люблю случайных знакомств и пустых разговоров, но не бежать же мне было, хотя я и отвел как бы равнодушно глаза. Но это не помогло - рыжий незнакомец приблизился, все так же хмуро оглядел меня и, разочарованно вздохнув, уселся рядом. Лицо его было достаточно ординарно, несмотря даже на мощные, выпирающие из-под носа, усы и отечные складки у глаз. Судя по рукам, большим, в черных трещинах и неотмытых пятнах, незнакомец был работягой.
Я закурил, раз уж такое дело.
- Не угостите папиросой? - Рыжий повернулся ко мне и двинул усами.
- Пожалуйста…
Он долго ковырялся своей лапой в пачке, потом постучал мундштуком папиросы об ладонь.
- Я извиняюсь - Федьку такого вы тут не знаете? По фамилии Бурлак?
- Как же!.. Мой сосед…
- А-а-а!.. Так он дома сейчас?
- Нет. Кажется, умотал куда-то Да, еще с утра умотал…
Рыжий хмыкнул, замолчал, но потом поглядел на меня, откровенно посомневался и спросил:
- Про тот случай на Знаменке слыхали?
Вот оно - начало трепа. Если не слыхал - расскажут, если слыхал - переубедят, и пойдет разговор дотемна, и за жизнь, и за радиацию, и за любовь, и времени не вернуть уже.
- Ну, во время грозы-то… - настаивал рыжий.
- Что-то слыхал в полуха… - вежливо ответил я. - Месяц назад, что ли?
- Ага! - обрадовался он, - Месяц!
- Да, вы знаете, у соседа Федора что-то было в связи с этим…
- Ну? - Рыжий требовательно глядел на меня.
- Там их молнией поразило вроде бы. Мне что-то жена Федора рассказывала, но я, признаться, толком-то ничего не понял…
Мой собеседник побренчал спичечным коробком, прикурил, сунувшись в сложенные ладони.
- Нет. - Он пыхнул в мою сторону из ладоней, попыхал несколько раз и выбросил спичку. - Нет. Там другое было совсем. Ага! А Федька - сволочь! Вот что! Понял?
Я перепугался, честно говоря, но он неожиданно протянул мне руку:
- Семенов, Борис…
И добавил:
- Адамович.
Я осторожно пожал его каменную ладонь и тоже представился, недоумевая. Борис Адамович Семенов насупленно разглядывал мое лицо.
- Вот скажи. - Он презрительно прищурился. - Ты мне поверишь, если я расскажу, чего там было? А?
Я отполз на край скамейки. Но он, довольно громко сопя, придвинулся.
- Подожди! Я тебе расскажу сейчас - так ты мне будешь верить? Вот скажи!
- Э-э-э… Смотря что расскажете…
- Вот именно.
Он откинулся на спинку скамьи и затянулся папиросой.
- Смотря что! Вот именно. Чего мне врать?
- А вы, извините, что - занимались этим случаем, да?
Он хмыкнул.
- Да я сам, ты понял, из тех… которых поразило. Ха-а! - Он выдохнул прямо мне в лицо тошнотворную смесь чайной колбасы и табачного дыма. Затем снова затянулся и, перекинув ногу за ногу, начал покачивать пыльной туфлей.
"Так, - подумал я, - на психа напоролся. Так тебе и надо, интеллигенту! Теперь сиди и слушай, дабы не схлопотать по морде лица!"
- Ну, вот например, - ухмыляясь говорил Семенов, - я тебе скажу, что у пятерых, неважно у кого… ну - неважно, понял, просто у пятерых мужиков появился общий мозг.
Он помолчал, помял перед лицом папиросу.
- То есть, подожди, не появился общий мозг, а просто, ты понял, ихние все мозги как бы объединились - понял? - и начали работать на один. А? - Семенов поглядел на меня вдохновенно.
"Он просто удрал из больницы, вот что! Просто этот псих взял и удрал, и конечно же напоролся на меня". Во всяком случае, я дернул плечом и осторожно ответил:
- Фантастика какая-то…
- Фантастика! - рассвирепел Семенов. - А-а-а! Ну, пускай… Вот читаешь ты такую фантастическую литературу, а там написано, что пятеро мужиков вдруг объединяются мозгами и получается один большой мозг.
- Как объединяются-то? Биотоками какими-нибудь?
- Откуда я знаю, ядрен бугай! - Семенов нехорошо выбранился. - Какая разница! Ты вот скажи, что ты вот про это все думаешь? - Он быстро докуривал, злобно дергал усами и неприязненно взглядывал на меня.
- Я, Борис Адамович, до конца дочитал бы, а затем, понимаете ли, перевел бы эзопов язык фантастики в какую-либо мысль на обычном языке… - Я просто боялся этого Семенова. А что? И вы бы испугались, немудрено совсем!
А Семенов угрюмо скатывал пальцами недокуренную папиросу.
- Ну ты и сказал… Какую-либо!.. - передразнил он. - Чего не сказать по-людски? Какую-либо!
Вдоль дома шла бабка Аринушкиных, таща две авоськи с апельсинами. У входа, где рядком сидели ее товарки, бабка опустила авоськи на землю и начала с ними обстоятельный разговор, кивая и тыча куда-то в сторону корявыми руками.
- Ненавижу старух… - забубнил вдруг Семенов. - Дурные, жадные, без понятия… Какой в них толк?.. А вреда!.. А вреда сколько!.. Эти ж наши старухи… А-а! - Он махнул рукой.
- Эти старухи на свою жизнь наработали!.. - Я обиделся даже не за старух, которых и сам не очень чтобы уважал, а просто шибко умного изображал из себя этот рыжий детина. - Наработали, знаете ли, наворочали, дай бог нам с вами столько!
- Чушь, батенька! - ответил вдруг Семенов и гадко ухмыльнулся. - Именно что - наворочали!..
Я изумился неожиданной интонации, а рыжий мой собеседник полез в брючный карман и вытащил ветхую пачку "Беломора". Некоторое время он огорченно смотрел на нее.
- Тит твою!.. А она - здесь! Во!.. - Он постучал пальцем по голове. - Ты понял, не варит! - Затем выковырял кривую папиросу и вновь закурил, попыхав в сложенные ладони.
Мы молчали некоторое время. Старухи закончили обмен информацией, бабка Аринушкиных подхватила апельсины и скрылась в темноте подъезда. Остальные бабки опять неподвижно уставились перед собой. В угловом окне появился Митька Персик, исчез, а вместо него выпихнулась колонка. Грянула зубоврачебная музыка.
Семенов поглядел туда, потом на старух.
- На хрена ей столько апельсинов? - задумчиво спросил он. - На засолку, разве… Дура бабка!..
- У нее семья большая.
- Семья-то? Ты вот что - послушай, я тебе сейчас расскажу, но ты не перебивай только, ты понял, а просто слушай.
Я покивал ему. И Семенов начал свой рассказ.
- Там на Знаменке, - сказал он, - пивнуха есть, "Муравейник" называется. Ну, мужики ее так зовут. Ну - знаешь. Так тогда и правда гроза начиналась. Темно так стало. И осталось нас, ты понял, пятеро всего мужиков. Я, значит, Федька этот твой, обалдуй, Полуянов из третьего СМУ, да исполкомовский один - Орлов по фамилии, да подлетел еще в последний момент, может знаешь, из областного педа профессор… или кто еще… вислоносый такой… нет?.. научный, в общем, мужик… Курчановский, то ли Кручаковский… Так как-то… Не - Чурпаковский… Ты повял - не помню теперь… Интересно!..
Семенов скривил усы, сморщил квадратный свой нос и решительно мотнул головой.