Группа изображала двух скульпторов, начавших работу над статуей обнявшихся любовников. Но один из скульпторов беспомощно стоял рядом, подняв полный надежды взгляд на незаконченных любовников. Руки его лежали возле его ног, перекрещенные в запястьях, и в кулаках еще были зажаты инструменты. Обрубками рук он поднимал к скульптуре раненого ребенка, как будто в мольбе.
Второй скульптор, высокая худая женщина, скорчилась рядом с ним на земле, и на отвернувшемся ее лице была маска стыда неудачи. Поза была такова, будто она не может набраться храбрости собрать рассыпанные инструменты и встать, сделать первый шаг в попытке закончить работу, которую они вместе начали. Отвернулась она и от коллеги-скульптора, и от работы одинаково.
Контуры любовников были только намечены, но не оставалось сомнения, кто это такие.
Марши помнил, как долго смотрел на эту скульптуру, и слезы текли у него по лицу.
Когда зазвучал сигнал, предупреждающий об ускорении, Марши вложил скульптуру в футляр и пристегнул ремнем к соседнему креслу.
Она поняла. Не то чтобы это хоть что-то меняло, но она хотя бы поняла.
Марши уставился на пустой бокал, блуждая между прошлым и настоящим, и ему они оба одинаково не нравились.
Вернулась официантка. Она принесла тарелку и чистую вилку.
- Шоколадный пирог, сэр. Надеюсь, вам понравится.
Он ответил кривой улыбкой:
- Он выглядит великолепно.
Официантка заменила пустую бутылку "Мауна-лоа" полной.
- И ваше виски. Могу я еще что-нибудь вам принести?
- Нет, спасибо. У меня уже есть все, что нужно.
Она ушла. Он открыл бутылку и налил себе в бокал, потом отщипнул вилкой и попробовал кусок пирога.
Прекрасный вкус. Но виски лучше.
- Я хочу с вами поговорить, доктор Марши. - Безапелляционный тон и ироническое подчеркивание слова "доктор".
Смуглая женщина с ястребиным лицом, которую он раньше приветствовал бокалом, подошла к его столу. Занимаясь второй бутылкой "Мауна-лоа" и предаваясь воспоминаниям об Элле, он смутно ощущал ее присутствие. Она и ее спутник несколько минут спорили свистящим шепотом. Наконец ее спутник встал из-за стола и с сердитым лицом вышел.
Она еще посидела, глотая кофе и явно доводя себя до вершины гнева. Наконец она отбросила салфетку, встала, подошла к столу Марши и заняла позицию напротив. Руки ее были скрещены на внушительной груди, и женщина излучала столько праведного гнева, что виски у него в бокале могло бы забулькать и закипеть.
Он вгляделся в табличку с именем на темно-синем жакете. Д-р Немела Хан. Это объясняло ее блестящее владение арабскими инвективами.
Он спокойно встретил ее гневный взгляд и поджатые губы.
- Я в этом сомневаюсь.
Темные брови сдвинулись на ее лице:
- Что вы этим хотите сказать?
- Только то, что сказал, - безмятежно ответил он. - Вы не хотите со мной говорить. Вы вообще не хотите иметь со мной ничего общего. И говорить вы тоже не хотите. Ораторствовать - быть может. Клеймить - быть может. Оскорблять и судить - почти наверное. Можете поберечь дыхание, доктор Хан. Я все это уже слышал. - Он поднял бокал и сделал неспешный глоток. - Если я не ошибаюсь, многое из этого я слышал от вас как раз сегодня. Зачем же повторяться?
Она угрюмо полукивнула.
- Ладно, может быть, я сделала то, чего не должна была делать…
- В извинениях нет необходимости, я все равно не обращал на вас внимания. - Он показал бокалом на пустое кресло напротив. - Присядьте, доктор Хан.
Его приглашение застало ее врасплох. Она оглядела весь буфет, будто пытаясь решить, как коллеги отреагируют на ее любопытство к отверженному, потом снова повернулась к нему.
- Спасибо, не хочу, - твердо ответила она.
- Как вам угодно. Выпить не хотите? - Не ожидая ответа, он поманил официантку, как раз пробегавшую мимо.
- Пожалуйста, еще одну бутылку этого чудесного виски и бокал для дамы.
Официантка смутилась, прикусив губу и глядя в пол.
- Вы уже выпили три четверти литра, сэр, - заметила она дипломатично. И подняла глаза с надеждой. - Не хотите ли вместо этого кофе, например?
Марши улыбнулся, тронутый ее заботливостью.
- А я выгляжу, как пьяный? - спросил он вежливо. - Или веду себя, как пьяный?
- Нет, - признала она.
Он хихикнул и подмигнул ей:
- Да, а на самом деле я пьян. Дело в том, что быть пьяным - работа, в которой я достиг исключительной квалификации. По моему экспертному мнению, сейчас я еще совершенно недостаточно пьян. И потому прошу вас помочь мне продолжить этот великий труд. Договорились?
- Договорились, - склонила она голову в знак согласия.
- Спасибо, - ответил он, и когда она скрылась, снова обратился к доктору Хан: - Прошу прощения, что отвлекся. Так что вы хотели сказать?
- Вы алкоголик! - объявила она тоном обвинителя.
Он вылил в бокал остатки из бутылки.
- Полагаю, что это так. - Он попробовал виски. - Что дальше? Хотите брать уроки?
Верхняя губа собеседницы брезгливо скривилась:
- Вы омерзительны!
Брови Марши поднялись в деланном изумлении.
- Уверен, что это уже было оскорбление! - Потом он грустно покачал головой. - Увы, не очень сильное. Наверняка хирург вашего калибра умеет пускать кровь гораздо лучше.
Она открыла рот что-то ответить, но тут же закрыла, потому что вернулась официантка. Хан осталась стоять; челюстные мышцы ее подергивались от подавленной ярости при виде поставленного перед ней бокала и полной бутылки, которая сменила пустую.
Хан посмотрела вслед поспешно удалившейся официантке, потом снова повернула к Марши хмурое лицо.
- Полагаю, мне не следовало удивляться тому, что вы пьете, - сообщила она ему низким и суровым голосом. - Очевидно, для вас это единственный способ ужиться с самим собой.
- Может быть, и так, - пожал он плечами. - Что вы предложили бы как альтернативу? Самоубийство? - На лице его на миг всплыла острая боль сожаления и тут же ушла обратно в безмятежное спокойствие. - Как вы знаете, некоторые мои друзья были доведены именно до этого. Я лично предпочитаю тонуть по одному стакану за раз. Это действительно приятно. Вам надо тоже попробовать.
- Вам что, действительно все равно, кем вы стали?
Пожатие плеч.
- Я с этим свыкся. - Он поставил пустой бокал и сорвал крышку с новой бутылки. - Я много с чем свыкся, например, с грубым и хамским отношением от людей вроде вас в заведениях вроде этого. Но я выполняю свой долг и иду туда, где я нужен. А нравится это мне, или вам, или еще кому-нибудь - не важно. Я прохожу сквозь строй таких, как вы. Я делаю то, что нужно сделать. И ухожу. - Он плеснул в бокал янтарную струю виски. - Этот счастливый час - обычно лучшая часть всего этого.
Доктор Хан мрачно смотрела, как он осушил бокал и наполнил его снова. В дни операций всегда надо было немного больше принять, чтобы добраться туда, где уже можно жить. Частично это было связано с деток-сом, принятым с утра. Приходилось заправляться не с наполовину полного бака, а с намертво высохшего.
Зато теперь он по-настоящему ощутил виски. Когда он прикончит эту бутылку, он уже будет готов найти дорогу в свою комнату, принять последнюю дозу на ночь и отключиться. Завтра он заберет свой корабль и отбудет снова, направляясь туда, где все это начнется сначала. И снова. И снова.
Даже в этом разговоре ничего нет нового. Раз или два в год кто-нибудь воспринимал его присутствие настолько лично, что хотел его размазать по стенке. Он знал, что, если не обращать на женщину внимания, она в конце концов уйдет. Защита дохлой лошади. Рано или поздно рука с кнутом устанет.
Но, быть может, если сейчас он ей даст сдачи, в следующий раз, когда сюда пришлют бергманского хирурга, она оставит беднягу в покое. Тем более что пока он не допьет последнюю чекушку, у него других дел нет.
Он повернул к ней запавшие безразличные глаза.
- Я вам назову одну вещь, с которой я не свыкся, - сказал он бесстрастно. - Это то, что мое умение пропадает зря. В хороший месяц мне выпадает случай помочь трем больным. Трем. По всем своим правам мне следовало бы состоять в штате учреждения вроде этого и лечить столько за день. Но из-за узколобых праведников вроде вас, дорогая моя доктор Хан, я этого не делаю.
Он поднял бутылку и предложил ей.
- Может быть, вам следует это выпить, моя милая. Выпить, чтобы забыть, что сегодня я помог пациенту, для которого вы ничего не могли сделать. Выпить, чтобы забыть, что завтра я мог бы помочь другому пациенту, если бы вы не сделали все, чтобы я не мог остаться. Выпить, чтобы забыть, что вы ставите свои собственные драгоценные предрассудки выше блага ваших пациентов и заставляете меня терять впустую умение, по сравнению с которым ваши лучшие хирургические методы похожи на каменные топоры.
Хан сделала вид, что не видит протянутой ей бутылки.
- У вас все? - спросила она, проталкивая слова сквозь стиснутые зубы.
- Почти. - Марши откинулся на стуле и сделал большой глоток прямо из бутылки. - У вас есть выбор: принять то, что я могу делать, либо использовать меня лишь тогда, когда Медуправление заставляет вас это делать. У меня другой выбор: делать то немногое, что мне позволяют делать, либо все бросить. Я давал Клятву Целителя, и "все бросить" там не предусмотрено. И потому я с этим мирюсь. Как я с этим мирюсь - это совершенно не ваше собачье дело, а поскольку это вы заставляете меня так жить, я предложил бы вам загнать вашу святошескую позицию в вашу же праведную задницу и оставить меня на фиг в покое.
Он усмехнулся:
- Вот теперь у меня все.