Сергей мысленно начал воспроизводить – в который раз! – разговор с часовщиком, и в памяти выплыло: "Вами освоенные планеты". Так, кажется, сказал старик. Кем это, собственно, "вами"?..
"Заговаривается дед, – подумал Сергей. – Но вообще-то – милый, доброжелательный человек. Философствует довольно любопытно. И, похоже, большой мастер своего дела. Такие часы изготовил – глаз не оторвать! Что на витрине, что в лавке. Неистощимая выдумка у этого человека!"
Потом мысли его приняли другое направление. Он стал думать, как это можно сконструировать прибор, который бы показывал настроение собеседника. Что ж, в этом нет ничего необыкновенного. Пожалуй, даже странно, что никто еще, кроме старого часовщика, до этого не додумался. Любое настроение человека связано с определенными биотоками в головном мозге. Ток вызывает в своей окрестности электромагнитное поле. Пусть слабое – это не принципиально. Главное, уловить его, для этого нужна достаточно чувствительная система. Да, но как классифицировать эти поля? В этом, пожалуй, главная загвоздка…
Он размышлял, глядя на играющих мальчишек, пока пестрый клоунский мяч не подкатился к его ногам. Сергей поддел его носком и ударил с такой силой, что мяч свечой взмыл в темнеющее тристаунское небо под восторженные крики игроков. Помахав им на прощание рукой, Сергей двинулся дальше.
Делами сегодня, пожалуй, заниматься поздно, решил он. Отложим их на завтра.
В гостинице Сергей долго не мог заснуть, ворочался на жестковатом широком ложе.
Близятся к концу годы учебы и стажировки. Неуклонно приближается время начала великого Эксперимента, в котором ему, волей судьбы и отборочной комиссии, суждено участвовать, а может быть и сыграть одну из главных ролей…
1
Сквозь бездну прыжок, сквозь завалы Вселенной,
Сквозь время, сквозь тайны, сквозь смерть и увечья.
Но ты – ты останься вовек неизменной,
Душа моей песни,
Душа человечья!
И снова – прощанье.
И снова – дороги,
И хлещут огнем раскаленные дюзы,
И тают на дне золотые отроги,
Накинув на плечи туманные блузы.
И тает сомненья инертная масса,
И ливням космическим сердце открыто.
Уводит ракету спиральная трасса -
Любви и мечты голубая орбита.
Хотя внизу, среди густой зелени, было относительно тихо, – здесь, на большой высоте, полноправно хозяйничал ветер, и кабину фуникулера, ползущую по стальному канату, сильно раскачивало. Зойка, честно говоря, немного побаивалась, хотя старалась не показать виду. Она вообще плохо переносила качку, особенно в последнее время. Крепко обхватив обеими руками никелированный поручень, она время от времени даже выглядывала в чуть приоткрытый иллюминатор, и ветер расшвыривал ее светлые кудряшки.
Глубоко под прозрачным полом медленно проплывало ущелье, поросшее деревьями и кустарником, среди которого преобладал дикий орешник. Ближе к покатым вершинам зелень редела, постепенно сходя на нет. Верхушки гор выглядели голо и уныло. Проскакал по дикой тропке горный козел, кажущийся сверху крохотной точкой. Замер на несколько мгновений и исчез, куда-то спрятался.
– "…Уступ за уступом, и снова уступы тяжелые. Ребристые склоны, как лезвие вечное, голые…" – негромко произнесла Зойка в пространство чьи-то запомнившиеся с детства строки, и резкий порыв ветра унес ее слова.
Однако Сергей, видимо, расслышал их, а может, просто угадал по движению губ. Помолчав с минуту, он продолжил, наклонившись к ее уху:
– "Здесь сам выбирай себе путь, а не прячься за спину товарища. Здесь мрамора мрачные глыбы – отнюдь не товар еще. Примерься: не чувствуешь сил – уходи своевременно".
– "Не эти ли горы навеяли Врубелю Демона?" – закончила Зойка, теперь уже погромче, так что на нее оглянулись.
Сергей Торопец любил стихи и знал их на память великое множество, служа для друзей чем-то вроде ходячей энциклопедии по поэтической части, как назвала его однажды Женевьева. Его страсть переняла отчасти и Зойка.
Оба засмотрелись вниз, словно видели горы сверху впервые.
– Не укачало? – спросил Сергей, снова наклонившись к ней.
– Нет, – ответила Зойка, и она надолго замолчали, стоя рядом.
Тяжелый рюкзак Сергея стоял у его ног.
Подступала осень, и это чувствовалось в красках природы, к которым что ни день прибавлялось пестроты. Кое-где скалистые пики, торчащие из округлых склонов, цеплялись за рваные клочья тяжелых облаков, пронизываемые лучами утреннего солнца.
– Страшно? – спросил вдруг Сергей, словно угадав ее мысли, и положил ладонь на горячую руку Зойки.
– Ни капельки, – покачала она головой и через силу улыбнулась.
– Неправда, по глазам вижу, – произнес Сергей. – Ты ведь дитя равнины, выросла на Волге.
– Ну и что?
– Живешь здесь без году неделя, к горам нашим привыкнуть не успела.
– Живу здесь достаточно, чтобы привыкнуть к горам и полюбить их, – возразила Зойка. – И потом, с тобой ничего не страшно. Страшно другое… – добавила она после паузы.
– Зоя, последний день. Мы договорились… – напомнила тихонько Сергей.
…Эх, подняться бы в горы не на фуникулере, а своим ходом, с острым альпенштоком в руке да в связке, как положено.
– Что на свете лучше альпинизма?! – произнес Сергей и добавил: – Знаешь, мне его очень будет не хватать там, в пространстве. До сих пор помню, как пахли ели там, на Заозерном перевале…
Быстро и прочно сблизил их общая страсть к спорту, в частности альпинизму.
Кабина фуникулера продолжала, раскачиваясь, взбираться вверх по тросу.
Зойка сузившимися, потемневшими глазами глядела вниз, в бездну.
– Знаешь, Сережа, мне иногда кажется, что спорт для человека – нечто искусственное, нехарактерное для него. Ведь нет же его, допустим, в животном мире.
– Ошибаешься.
– Это как?
– У зверей все построено на здоровом соперничестве. Возьми, скажем, весенний гон оленей, когда побеждает сильнейший. И таких примеров я могу привести сотни и сотни. Побеждает сильнейший – разве это не главный принцип спорта?!
– Но древний человек не ведал спорта, не до того ему было, – продолжала Зойка, в которую словно вселился бесенок противоречия.
– Снова ошибаешься, – покачал головой Сергей. – Древний человек попросту не выжил бы в суровой борьбе с природой, если бы не был теснейшим образом связан со спортом. И он постоянно тренировался.
– Тренировался? – недоверчиво переспросила Зойка.
– Конечно. Всегда и во всем. В беге на разные дистанции, где ставка – жизнь. В прицельной и скоростной стрельбе из лука. В метании копья. Наконец, в единоборстве с дикими зверьми. Не жизнь, а сплошное многоборье. Спорт, ежели хочешь знать, один из китов, на которых стояло и будет всегда стоять человечество, каких бы высот оно не достигло.
– С тобой трудно спорить.
– Не со мной, а с истиной, – поправил ее новоиспеченный звездный капитан Торопец.
На каждой промежуточной остановке кто-нибудь выходил, и последний отрезок пути они остались вдвоем. На конечной станции, едва они вышли, их встретил резкий ветер, напоенный запахами целебного разнотравья увядающих альпийских лугов. Порывы налетали через равные промежутки времени, словно дыхание невидимого великана.
– Куда пойдем? – спросила Зойка.
– Есть у меня одно местечко заветное… Припас для такого случая.
Они остановились, глубоко вдыхая чистый горный воздух, привыкая к высоте. Панорама отсюда открывалась великолепная.
Сергей поправил лямку рюкзака, сделал несколько шагов к неровной кромке площадки, которая круто обрывалась вниз, в ущелье. Зойка подошла к нему и стала чуть позади, опасливо поглядывая в пропасть.
– Хорошо бы здесь соорудить что-нибудь… – мечтательно произнесла она, оглядывая голую площадку.
– Лучше этот уголок оставить неприкосновенным, – возразил Сергей.
– Ладно. А где твое заветное местечко, которые ты упомянул? – спросила Зойка.
– Далековато, – засомневался Сергей. – Ты как, родная? Тебе не будет тяжело?
– Осилим, – сказала она. – Ведь впереди у нас целый день. Боже мой, никогда не думала, что один день – такое богатство!
– Ладно. Мы пойдем самой легкой дорогой, – сказал Сергей и двинулся прочь со смотровой площадки, расположенной близ конечной остановки фуникулера.
Он шел по бездорожью, оставив в стороне прихотливо вьющуюся, еле заметную тропинку, которая также бежала вверх, в горы. Сначала путь их был пологим, потом пошел покруче. Сергей шагал впереди, так что Зойка видела только мерно покачивающийся рюкзак. Изредка он еще более замедлял шаг, поправляя широкий ремень рюкзака. Шли долго, изредка отдыхали. Кустарник становился все гуще; чтобы сделать шаг, его приходилось раздвигать руками. Сергей спросил:
– Повернем?
– Нет, – отрезала Зойка, поправляя под косынку выбившуюся прядь.
Время близилось к полудню, и Зойка успела притомиться, когда Сергей внезапно остановился, так что она чуть не налетела на него, и торжественно произнес:
– Приготовься. Сейчас ты увидишь нечто неземное!
Они сделали шаг, кустарник перед ними расступился, и впереди открылась небольшая поляна, сплошь усеянная цветами.
– Боже, какая красотища! – всплеснула руками Зойка.
Крупные цветы кивали венчиками, словно приглашая путешественников отдохнуть. Поляну с трех сторон окружала стена кустарника, и здесь было не так ветрено. С четвертой стороны поляна обрывалась в глубокую лощину.
– Странно, откуда здесь цветы в эту пору? – сказала Зойка. – Всюду в горах они давно отцвели.