"В таком случае начинайте обучение. Или вы предпочитаете, чтобы он посещал училище гильдии?"
Амианте поскоблил лезвием стамески ноготь большого пальца и неприветливо спросил: "Зачем отнимать у человека невинные радости детства? В свое время у него будет достаточно забот и тягот".
Эльфред Кобол собрался было что-то заметить, но вместо этого издал неопределенный звук - то ли хмыкнул, то ли прочистил горло - после чего деловито осведомился: "Еще один вопрос. Почему Гил не принимает участие в добровольных храмовых упражнениях?"
Амианте положил стамеску на верстак и скорчил глуповатую гримасу, всем своим видом изображая недоумение: "По этому поводу ничего не могу сказать. Я его не спрашивал".
"Вы учите его выкрутасам дома?"
"Э... нет. Я и сам, надо заметить, прыгун неважнецкий".
"Гм. Вам следовало бы поощрять в нем интерес к общепринятым обрядам, независимо от личных предпочтений".
Амианте поднял глаза к потолку, после чего взял стамеску и с ожесточением атаковал панель ароматического арзака, только что закрепленную на верстаке. Рисунок резьбы он уже нанес карандашом - в роще раскидистых деревьев длинноволосые девы убегали от сатира. Цветными мелками Амианте разметил сквозные вырезы и примерную глубину рельефа. Пользуясь металлической линейкой как опорной направляющей для большого пальца, мастер принялся выбирать дерево стамеской.
Любопытствуя, Эльфред подошел поближе: "Роскошный щит! Что это за дерево? Кодилья? Болигам? Или что-нибудь из твердолиственных пород - с Южного континента?"
"Арзак из горных лесов за Пергой".
"Арзак! Никогда бы не подумал, что из арзака можно кроить щиты таких размеров! У него и ствол-то, как правило, не шире метра".
"Я тщательно выбираю деревья, - терпеливо пояснил Амианте. - Лесничие пилят хлысты на двухметровые бревна. Я арендую чан на красильной фабрике. Бревна вымачивают в растворе в течение двух лет. Я обдираю кору, после чего делаю двухдюймовый продольный разрез по всей длине - глубиной слоев тридцать. Наружная часть пропитанного ствола, два дюйма толщиной, отделяется от внутренней по окружности - разворачивается изогнутый щит двухметровой высоты, шириной два-три метра. Щит распрямляется под прессом. Потом, после сушки, я выравниваю поверхности с обеих сторон".
"Хм. Вы сами отделяете наружные слои от внутренних?"
"Да".
"И плотницкая гильдия не возражает?"
Амианте пожал плечами: "Они не умеют это делать - или не желают. У меня нет выбора. Даже если бы я хотел, чтобы у меня был выбор". Последнюю фразу он пробормотал себе под нос.
"Если бы каждый из нас делал, что хотел, мы жили бы в дикости, как вирваны", - строго заметил Эльфред Кобол.
"Возможно". Амианте продолжал строгать душистый арзак. Эльфред Кобол подобрал завиток стружки, понюхал его: "Чем это пахнет? Деревом или химикатами?"
"И тем, и другим. У свежего арзака едковатый аромат, отдает перцем".
Агент Собеса вздохнул: "Хорошо было бы поставить в спальне такую ширму... Но моего пособия едва хватает на жизнь. У вас, случайно, нет бракованных панелей, с которыми не жалко было бы расстаться?"
Амианте устремил в пространство ничего не выражающий взгляд: "Поговорите с владетелями Буамарка. Они забирают все ширмы. Бракованные сжигают, панели второго разряда пылятся под замком на складах. Ширмы высшего и первого разрядов экспортируют. По крайней мере, я так думаю - меня никто не спрашивает. Если бы я сам рекламировал свой товар, у нас было бы гораздо больше талонов".
"Необходимо поддерживать репутацию! - назидательно произнес Эльфред Кобол. - На далеких планетах клеймо "сделано в Амброе" равнозначно сертификату ручной работы непревзойденного качества".
"Приятно знать, что моя работа вызывает восхищение ценителей, - кивнул Амианте. - Тем более удивительно, что за нее платят сущие гроши".
"Чего вы хотите? Чтобы рынок был завален низкопробными имитациями?"
"А почему бы и нет? - спросил Амианте, продолжая налегать на стамеску. - Изделия высшего и первого сортов выгодно выделялись бы на фоне массовой продукции".
Эльфред Кобол неодобрительно покачал головой: "Коммерция - не такое простое дело". Понаблюдав за работой Амианте еще пару минут, агент Собеса прикоснулся пальцем к металлической линейке: "Лучше не показывайте делегату гильдии, что пользуетесь направляющим устройством. Он устроит вам разнос в районном комитете - за дублирование".
Подняв голову, Амианте обернулся к агенту с некоторым удивлением: "Никаким дублированием я не занимаюсь".
"Линейка, служащая упором большому пальцу, позволяет многократно вынимать материал с одной и той же глубины, продвигаясь в том или ином направлении - то есть дублировать операцию обработки".
"Вот еще! - проворчал Амианте. - Нашли к чему придраться! Просто чепуха какая-то".
"Дружеское предупреждение, не более того", - обронил Эльфред Кобол. Агент покосился на Гила: "Твой отец - искусный мастер, парнишка, но какой-то он у тебя... рассеянный, что ли, не от мира сего. А тебе я посоветовал бы взяться за ум. Сколько можно слоняться без дела, шататься по городу день и ночь напролет? Займись ремеслом. Учись резать по дереву - или чему-нибудь другому. Если хочешь, совет гильдий подыщет тебе место в каком-нибудь цеху, где не хватает подмастерьев. По-моему, однако, тебе лучше всего было бы пойти по стопам отца. Амианте тебя многому научит". Эльфред Кобол бросил мимолетный взгляд на металлическую линейку, но тут же снова обратился к Гилу: "И еще одно: тебе уже пора посещать Храм. Там тебе объяснят основные догмы, научат простейшим прыжкам - все это не так уж сложно. А безделье до добра не доведет - того и гляди, кончишь свои дни бродягой или нелегалом!"
Эльфред попрощался с Амианте коротким кивком и вышел из мастерской.
Гил подошел к двери, чуть приоткрыл ее и подождал до тех пор, пока Эльфред не оказался на другой стороне Ондл-сквера, после чего тихонько притворил дверь - тоже резную панель отцовской работы из потемневшего арзака, украшенную выпуклыми бобышками толстого янтарного стекла - и медленно приблизился к верстаку: "Теперь меня заставят ходить в Храм?"
Амианте крякнул: "К словам Эльфреда не следует относиться слишком серьезно. Он много чего говорит - такая уж у него должность. Своих детей он, положим, водит учиться выкрутасам, но сам религиозным рвением не отличается и прыгает не больше моего".
"А почему всех служащих Собеса зовут Коболами?"
Амианте пододвинул табурет к столу, налил чашку крепкого черного чая и принялся задумчиво его прихлебывать: "Давным-давно, когда столицей Фортинона был приморский город Тадеус, начальником службы социального обеспечения был человек по прозвищу Кобол. Он назначил на все высшие должности своих братьев и племянников, а они тоже отдавали предпочтение родственникам, так что через некоторое время в Собесе работали одни Коболы. Так и повелось. Теперь даже те агенты Собеса, что не родились Коболами - а таких, конечно, меньшинство - меняют фамилии. Просто-напросто такова традиция. В Амброе много давних обычаев. Одни полезны, другие - нет. Например, каждые пять лет выбирают мэра Амброя, причем мэр не выполняет никаких функций. Вообще ничего не делает, только пособие получает. Тем не менее, такова традиция".
Гил посмотрел на отца с уважением: "Ты почти все помнишь, да? Больше никто ничего такого не рассказывает".
Амианте невесело кивнул: "От всего этого вороха сведений талонов не прибавляется... Ну ладно, что-то мы с тобой заболтались". Амианте залпом допил оставшийся чай и отодвинул кружку: "Похоже на то, что придется учить тебя резать по дереву. Читать и писать тоже... Ладно, начнем. Вот, смотри - здесь у нас всякие канавочники и стамески. Прежде всего запомни, как они называются. Это пазник. Это ложечное долото номер два. Вот хвостовик с зажимным патроном..."
Глава 4
Амианте не мог быть требовательным надсмотрщиком. Привольное существование Гила продолжалось, как раньше, хотя на башни он больше не залезал.
В Амброе наступило лето. Прошли дожди - даже несколько больших гроз - и установилась на редкость ясная погода. В эти дни даже полуразрушенный город казался почти красивым. Амианте стряхнул с себя мечтательную задумчивость и, ощущая внезапный прилив энергии, повел Гила прогуляться вверх по течению Инцзе, к подножию Скудных гор. Гил никогда еще не был так далеко от дома. По сравнению с привычными обветшалыми застройками на пустырях загородные виды поражали свежестью и простором. Шагая по высокому речному берегу под багряными кронами банионов, отец и сын часто задерживались, присматриваясь со смутным чувством, похожим на сожаление, к той или иной привлекательной детали пейзажа: к острову посреди реки, заросшему тенистыми банионами и густым ивняком, с рыбацкой хижиной на отмели, дощатым причалом и яликом - или, например, к жилой барке, пришвартованной под береговым откосом и окруженной детьми, резвящимися и перекликающимися в воде под присмотром родителей, лениво растянувшихся в шезлонгах на палубе и потягивающих пиво. Когда сгустились сумерки, Амианте и Гил устроили постели из листьев и соломы и долго лежали, глядя на полыхающие и тлеющие угли костра. Над головой мерцали звезды Галактики. Амианте назвал несколько известных ему светил: скопление Мирабилис, Глиссон, Гериартес, Корнус, Аль-Од. В ушах Гила незнакомые имена звучали волшебными заклинаниями.
"Когда-нибудь, - сказал он отцу, - когда я вырасту, мы вырежем много-много панелей и накопим кучу талонов, а потом полетим ко всем этим звездам и побываем во всех пяти мирах Дженга!"
"Было бы неплохо, - усмехнулся Амианте. - Пожалуй, пора заготовить побольше бревен арзака и загрузить пропиточный чан доверху - не то, глядишь, материала не хватит".