Марге покорилась. Понурив голову, пошла она смотреть "Шербурские зонтики", зажав свой зонтик под мышкой.
Убедившись, что девушка вошла в зал, мы с Ланселотом побежали обратно.
- Примечательно, что это происходит в районе Перро, - рявкнул я скороговоркой. Франты и веселые девицы смотрели на нас с удивлением.
Сводчатый проход наполнился грохотом наших шагов, лимонная долька быстро увеличивалась. - У этого чертового Перро другого и не бывает: то головы с плеч рубят, то людоед лопает семерых своих детей и еще чавкает притом. Чертовская неразбериха!.. А кто такая Десподита?
- Понятия не имею. Знаю только, это хозяйка труппы и директриса. А свой номер на канате она исполняет с профессиональной рассеянностью, достойной пенсионерки. Впрочем, ляжки у нее крепкие.
- Да заткнись ты, - махнул я рукой. - Номер на канате, говоришь? Так-так-так…
Наконец мы выбрались из-под сводов.
По широкой аристократической улице Карабаса-Барабаса прогуливались горожане. Стены были залеплены афишами: "Десподита - ревю - канатоходцы - канатодумцы - канатолежцы - канатоплясцы - Десподита - ревю - ревю - ревю - Рамона отрубает голову преступному старцу - Десподита - ревю - ревю - ревю - представление в двух отделениях - СЕГОДНЯ - только СЕГОДНЯ - ввиду особых обстоятельств только СЕГОДНЯ - преступник подвергается суровой, но справедливой каре - порочный старец-преступник - лирический аттракцион радости Рамоны - СЕГОДНЯ - только СЕГОДНЯ - по особым обстоятельствам только СЕГОДНЯ - посмотрите, не пожалеете, запомните на всю жизнь".
Горожане читали объявления, разглядывали рисунки на афишах и обменивались мнениями. В Городе уже шуршал слушок, что престарелый преступник, старец-лиходей, отец рабыни Рамоны, в юности он, этот старый человек, сразил плевком кота, вот смеху-то будет, шипели жители района Перро, сомкнув головы, я, например, никогда в кота не плевал, страшное дело, жуткое преступление, если поразмыслить, бедняга кот, что он только пережил, шептались жители района Перро, силы небесные, ахали женщины, один мужчина с видом знатока заметил: посмотрим, посмотрим, как эта девочка справится, ведь она выглядит такой сентиментальной…
- Ланселот! - сказал я, протискиваясь сквозь толпу. - Ты, кажется, прав. Надо торопиться!
Мне стало жарко, я расстегнул плащ и сдвинул кепочку на затылок. Ланселот, на голову выше всех, шагал, руки в карманах, челюсти сжаты.
- Ланселот, о дуэли ее может быть и речи. Короче: сотни молодцов тебе хватит?
- Эка! - воскликнул Ланселот. - Еще останется!
Я покачал головой:
- Это неизвестно.
Вынув свою палочку, я помахал ею. Улица Карабаса-Барабаса забурлила, жители беспокойно забегали, из переулка выкатился десяток фургонов, взмыленные кони, грызли пенные удила, натянутые до отказа вожжи с трудом сдерживали коней, обоз остановился посреди улицы. Со всех сторон к нему бежали браные парни: казаки Стеньки Разина, итальянские гарибальдийцы, восставшие крестьяне из Махтра и Ания, двое декабристов с бакенбардами, группа революционных матросов с красными нарукавными повязками, подошли кубинские барбудос, подбежали поджарые родезийские негры. Из фургонов им начали подавать мушкеты, заряжаемые с дула. Ланселот прыгнул на одну повозку и принялся подготавливать сражение. Вскоре бравые парни, построенные повзводно, затопали прочь. Кто-то из них, проходя мимо, сунул и мне мушкет. Я сделал, было два-три широких шага, чтобы присоединиться к ним, но потом остановился. Без меня обойдутся.
Вскоре с дальнего конца улицы донеслось бряцание оружия и треск выстрелов" Мушкет в руках, кепочка на затылке, я пробирался сквозь толпу взволнованных жителей. Они обменивались впечатлениями, распространяли слухи и сеяли панику.
- Какая-то банда сорвала представление!
- Один янычар уже тяжело ранен! Указательный палец весь в крови! Несчастный! Неслыханно!
- Подумать только! И все это, как они утверждают, из-за какого-то бестолкового, вшивого старика, пошлого садовника! Наши изящные забавы и утонченные наслаждения теперь накались. Можете себе представить, какой-то негр чуть-чуть не толкнул меня!
- Никакого порядка!
- Грубая сила против рафинированной изысканности, это же нонсенс!
- Уж этого госпожа Десподита так не оставит!
- Тут я не выдержал и рванулся к месту сражения.
Кто-то схватил меня за локоть.
Марге.
- Кааро, я ушла.
- Вижу.
- Он как раз отправлялся в армию, и они пели очень красиво. А я ушла…
- Ах, Марге, Марге, ну что ты теперь об этом рассказываешь…
Когда мы добрались до места, на площади Трех Толстяков почти все было кончено. Вдалеке спасались бегством последние янычары в широких шароварах, их голые пятки сверкали, жирные животы тряслись. Ланселотовы парни сматывали канат, подбирали опоры, рухнувшие палатки и столбы, реквизитное тряпье и брошенное янычарами оружие. Ланселот обходил колонну пленников. Кое-где слышались стенания раненных в пальцы рук и ног.
И тут я увидел нечто потрясающее. Возле обвалившейся палатки из желтого шелка, который лениво колыхался на легком ветерке, держали друг друга в объятьях старый садовник и Рамона. И тот, и другая очень бледные. Лицо Рамоны было ужасно знакомо мне. Но я не мог вспомнить, кого она напоминала.
Запястья у садовника распухли. На Рамоне был открытый цирковой костюм, поблескивающий серебром. На ее голой спине я заметил два-три рубца. Тут же рядом валялась груда цепей, не меньше полутонны.
- Черт возьми! - вскричал я в ярости и, подняв свой мушкет вверх, нажал на курок. Раздался глухой выстрел, задребезжало оконное стекло, к моим ногам посыпались черепки цветочного горшка, земля и листья фикуса. Я поднял голову: из-за разбитого стекла высунулось разгневанное старушечье лицо.
- Это хулиганство! Я буду жаловаться! - визжала старуха, возмущенная гибелью своего фикуса. Очень крепко я вышел из себя. К нам подошел Ланселот.
- Держись, не робей, - сказал я ему.
- Придется, - вздохнул Ланселот. - Только драконы куда симпатичнее. Гляди, вон та дамочка и есть директриса.
Под бдительным присмотром двух кубинцев, на белом рояльном стульчике, вынесенном из дома, сидела женщина потрясающей красоты, примерно моя ровесница. Закинув ногу на ногу, она смотрела на меня с достойным восхищения спокойствием. Она курила. Только жадность, с какой густо намазанные оранжевой помадой губы впивались в фильтр сигареты, выдавала скрываемое бешенство.
- Что с ней сделать? - спросил Ланселот.
Я пожал плечами. Страшная усталость вдруг охватила меня.
Десподита сменила ногу. Ноги у нее были мускулистые - как Ланселот уже сообщил - и заросшие черными волосиками.
Я отвел глаза в сторону. В лестничном окне одного из домов виднелись перепуганные гёрлы.
- Не знаю, Ланселот… Надо как-то закруглять эту хреновину, - сказал я, переходя на арго Верного Рыцаря.
- Заметано! И я тут же отваливаю, надо проветриться после такого дела, пойду и буду биться хоть с двумястами драконами!..
Десподита смотрела сквозь нас, на ее лице было ледяное спокойствие, ледяное презрение, она швырнула окурок на мостовую.
А с Марге что-то происходило. По-моему, она вся дрожала. Или нет. Я не мог понять, что с ней. Я был ужасно зол. Почему, в конце концов, она ушла из кино?
- Марге, - сказал я, - что это была не моя сказка, мне кажется, нет нужды тебе объяснять. Но я просто не представлял, что подобные вещи могут происходить в Городе, и я;
- Да, да, - кивнула Марге, кусая губы.
Я сунул руку в карман, чтобы вынуть платок и вытереть пот с лица. Пальцы наткнулись на гранитный осколок, о котором я совершенно забыл. Я вынул его. В ту же минуту раздался истошный женский вопль. Я в испуге огляделся вокруг: площадь была пуста, абсолютно пуста - исчезли из лестничного окна испуганные гёрлы, исчезли пленные и раненные в пальцы янычары, исчезли бравые парни с задорными лицами, исчезла груда палаток, бухта каната, исчезли цепи, садовник и его дочь Рамона. На площади был только Ланселот, но и он удалялся большими шагами, руки в карманах, голова задумчиво опущена. И мы с Марге стояли посреди пустой, чистой, тихой, прямо-таки идиллически мирной площади.
Осторожно опустив кусочек гранита обратно в карман, я машинально наклонился, чтобы подобрать брошенный окурок.
Я был огорчен и обескуражен. И беспокоился о Марге.
Бессмысленно взглянул я на окурок, который все еще держал между пальцев. "Эсто…" - прочел возле фильтра, измазанного помадой. Окурок точно жег мне пальцы, я бросил его. Синеватая вспышка - и остаток сигареты бесследно исчез.
- Может, хватит? - сказал я, тяжело вздохнув, - Хватит этих забав и карнавалов, Марге, а? В Городе происходит что-то не то. Пошли-ка отсюда.
Со свистом взмахнул я волшебной палочкой, с треском щелкнул пальцами, на Город опустилась тьма, смолкли далекие голоса, скрылись очертания домов и барельефы на башнях, ваших лиц коснулась ночная прохлада, наши каблуки легко стукнули оо старым шпалам, справа глухо булькали трубы с минеральной водой, слева, в Латвии, скрипел коростель, позади нас возвышалось старое станционное здание.