На кровати тонкой сыпью лежали древесные опилки - он, раздраженно ворча, похлопал по покрывалу рукой, стряхивая их. Надо бы поставить переборку, отгородить спальный угол от мастерской, - подумал он. - Надо бы то, да надо бы это, - устало размышлял он, - этих проклятых мелочей столько, что до настоящего дела ему никогда не добраться.
На часах было едва только начало одиннадцатого, когда, забив поглубже в уши затычки и погрузившись в безмолвие, он выключил свет и, наслаждаясь тишиной, забрался под простыню.
Что ж, неплохо, - подумал он, - похоже, завтра будет ранний подъем.
Лежа в кровати и мерно, глубоко дыша, он мечтал о сне. Но тишина не помогала. Они все равно стояли перед его глазами - люди с блеклыми лицами, непрестанно слоняющиеся вокруг дома и отыскивающие лазейку, чтобы добраться до него. Он видел их, ходящих или, быть может, сидящих, как псы на задних лапах, с горящим взглядом, обращенным к дому, алчно скрежещущих зубами…
А женщины…
Что, опять о них?..
Выругавшись, он перевернулся на живот, вжался лицом в горячую подушку и замер, тяжело дыша, стараясь расслабиться.
Господи, дай мне дожить до утра, - в его сознании вновь и вновь рождались слова, приходившие каждую ночь, - Господи, ниспошли мне утро!
Вскрикивая во сне, он мял и комкал простыню, хватая ее как безумный, не находя себе покоя…
Ему снилась Вирджиния.
2
Просыпался он всегда одинаково.
Выпростав из-под простыни занемевшую руку, он достал со столика сигареты, закурил и лишь затем сел. Вынув из ушей затычки, прислушался. Встал, пересек гостиную и приоткрыл дверцу глазка.
Снаружи, на лужайке, словно почетный караул, безмолвно застыли темные фигуры.
Медленно, словно нехотя, они покидали свои посты и понемногу удалялись. Нэвилль слышал их недовольное бормотание.
Вот и еще одна ночь прошла… Вернувшись в спальню, он включил свет и оделся. Натягивая рубашку, он еще раз услышал крик Бена Кортмана:
- Выходи, Нэвилль!
Вот и все. После этого они расходились. Истощенные, ослабленные, утратившие свой пыл. Если, конечно, они не набрасывались на кого-нибудь из своих, что бывало довольно часто. Средь них не наблюдалось никакого единства, и исключительно их собственные побуждения были для них причиной.
Одевшись, Нэвилль присел на край постели и, промычав себе под нос, составил список дел на день:
Сайэрс: токар.
Вода.
Провер. генератор.
Шпонка (?)
Как обычно.
Завтрак на скорую руку: стакан апельсинового сока, ломтик обжаренного хлебца, две чашки кофе, - с ними было покончено без промедлений. Он лишь мечтал научиться терпению есть медленно.
Швырнув после завтрака бумажный стаканчик и тарелку в мусорную корзину, он почистил зубы. Есть хоть одна хорошая привычка, - отметил он про себя.
Выйдя на улицу, он первым делом взглянул на небо. Оно было чистым, практически безоблачным.
Сегодня можно прошвырнуться, - подумал он, - это хорошо.
На крыльце у него под ногами звякнули осколки зеркала.
Что же, эта хреновина рассыпалась, как и было обещано. Надо будет подмести.
Одно тело неуклюже раскинулось поперек дорожки, второе наполовину завалилось в кустарник. Оба трупа были женскими. Почти всегда это были женщины.
Отперев гараж, он выкатил свой "виллис": длинный открытый джип армейского образца со снятыми задними сиденьями.
Бодрящая утренняя прохлада приятно освежала. Он распахнул ворота, вернулся, надел плотные тяжелые рукавицы и направился к женским телам на дорожке.
Непривлекательное зрелище при дневном свете, - подумал он и поволок их через лужайку к машине, где был приготовлен брезент. Обе женщины были цвета вымоченной рыбы: все было выпито до капли.
Открыв тыльную дверцу, он погрузил тела в "виллис" и прошелся по лужайке, собирая в мешок кирпичи и камни. Погрузив мешок в машину, снял рукавицы, прошел в дом, тщательно вымыл руки и приготовил ленч: два сэндвича, несколько пирожков и термос с горячим кофе.
Когда все было готово, он захватил в спальне мешок колышков и, как колчан забросив его за спину, пристегнул к кобуре, в которой у него находилась киянка. Запер за собой дверь и направился к машине.
Искать Бена Кортмана сегодня не стоит: есть много других забот. Вдруг вспомнилась вчерашняя мысль о звукоизоляции. Ладно, черт с ней, - подумал он, - завтра. Или когда погода испортится.
Он сел за руль и сверился со своим планом. Там первым пунктом стояло: "Сайэрс: токар".
После того, как скинет трупы, разумеется.
Он завел мотор, вырулил задним ходом на Симаррон-стрит и взял курс на Комптон-бульвар. Там он свернул направо и направился на восток. Дома по обе стороны были безмолвны, и припаркованные у подъездов машины пусты и безжизненны.
Роберт Нэвилль бросил взгляд на счетчик горючего. Было еще полбака, но, видимо, имело смысл тормознуть на Вестерн-авеню и залить бензина под пробку: подзаправляться запасенным в гараже без особой на то надобности было бы неразумно.
На пустующей станции он заглушил мотор, выкатил бочку бензина, подсосал через шланг и ждал до тех пор, пока светлая текучая жидкость не хлынула через горловину на бетонное покрытие.
Масло, вода, жидкость в аккумуляторе, проводка - все было в порядке. Почти всегда это было так, поскольку машина была особым предметом его внимания. Случись так, что она сломается далеко от дома, и он не сможет вернуться до наступления сумерек". Впрочем, о том, что тогда случится, можно было даже и не размышлять. Несомненно одно: это был бы конец.
Улицы, пересекающие Комптон-бульвар, были пустынны. Роберт Нэвилль миновал Комптон, затем буровые вышки. Никого.
Нэвилль знал, где их надо искать.
Подъезжая туда, где горело пламя, - вечный огонь, с горькой усмешкой подумал он, - он натянул противогаз, надел рукавицы и сквозь запотевшие стеклышки вгляделся в плотную завесу дыма, клубами возносящегося над землей. Здесь когда-то было огромное поле, целиком превращенное затем в угольный раскоп. Это было в июне 1975-го.
Нэвилль остановил машину и выскочил, торопясь поскорее справиться со своей невеселой работой.
Сноровистыми быстрыми рывками он выволок через тыльную дверцу машины первое тело и подтащил его к краю. Там он поставил тело на ноги и сильно толкнул.
Подскакивая на неровной наклонной плоскости карьера, тело покатилось вниз, пока не остановилось на дне, поверх огромной кучи тлеющих останков. Тяжело хватая ртом воздух, Роберт Нэвилль поспешил обратно к "виллису". Несмотря на противогаз, он здесь всегда чувствовал, что задыхается.
Подтащив к краю шахты второе тело, он спихнул и его, швырнул вслед мешок с камнями и, добежав до машины, едва коснувшись сиденья, выжал полный газ.
Отъехав примерно полмили, он сбросил рукавицы, швырнув их назад через сиденье, стянул противогаз и отправил его следом и сделал глубокий вдох, наполняя легкие свежим воздухом. Достав из бардачка фляжку, он как следует приложился к ней, медленно смакуя крепкое, обжигающее виски. Затем - сигарета. Закурил, крепко затянулся.
Время от времени наступали периоды, когда ему приходилось ежедневно ездить на шахту в течение нескольких недель, и всякий раз ему становилось дурно.
Где-то там, внизу, лежала и Кэтти.
По дороге в Инглвуд он остановился разжиться водой в бутылях.
В магазине было тихо и пустынно, в ноздри бил запах гниющей пищи. Торопливо толкая металлическую тележку по запыленным проходам, он шел, с трудом вдыхая густой от смрада воздух, словно процеживая его через зубы.
Бутыли с водой нашлись в подсобке, где за приоткрытой дверью виднелся лестничный пролет, уводящий вверх. Сгрузив все бутыли на тележку, он поднялся по лестнице. Там мог оказаться хозяин лавки, с него можно было и начать.
Их оказалось двое. В гостиной на диване лежала женщина лет тридцати в красном домашнем халате. Грудь ее мерно вздымалась и опускалась, глаза были закрыты, руки сцеплены на животе.
Колышек - в одной руке, киянка - в другой вдруг стали чудовищно неудобными, руки - словно чужими. Это всегда было тяжело, когда они были живы, а особенно - женщины.
Он вдруг почувствовал, что то бредовое состояние, желание, вновь оживает в глубине его тела, стремясь овладеть им. Его мускулы окаменели; он пытался заглушить, подавить растекавшееся по телу безумие. Оно не имело права на существование.
Она не издала ни звука, лишь оборвавшееся дыхание захлебнулось тихим внезапным хрипом на вдохе.
Нэвилль перешел в спальню. Доносившийся из гостиной звук - словно струйка воды из-под крана - преследовал его, настойчиво проникая в сознание.
Но что я еще могу сделать? - вопрошал он, в который раз пытаясь убедить себя, что поступает единственно верным образом.
Стоя в дверях спальни, он уставился на маленькую кроватку у окна, кадык его задвигался, дыхание оборвалось, застряв в гортани, и, влекомый непослушными ногами, он подошел к кроватке и взглянул на нее.
Но почему же они все так похожи на Кэтти? - подумал он, трясущимися руками вытаскивая из колчана колышек.
Подъезжая к Сайэрсу, он решил переключиться и, слегка сбавив скорость, размышлял о том, почему - деревянные колышки, и только они.
Ничто не нарушало ход его мыслей - не считая мерного шума мотора, вокруг царила тишина. Нэвилль неодобрительно нахмурился. Казалось совершенно неправдоподобным, что этот вопрос пришел ему в голову лишь пять месяцев спустя.
Но тогда логично было бы задать и следующий вопрос: как же ему удавалось попадать в сердце? Так писал доктор Буш. "Непременно следует поразить сердце". Однако Нэвилль абсолютно не знал анатомии.