"Провокатор… Но почему ночью?" - Марина терялась в догадках.
– Вы ошиблись адресом, - поднялась она. - Не знаю я никаких партизан.
– Не доверяете… - криво улыбнулся полицай. - Что ж, реакция, как говорится, вполне естественная, но, уверяю вас, абсолютно неверная. Вот, - Андрон достал из кармана пистолет, положил перед Маринкой. Прямо на книгу положил, на яркие, вышитые нитками полевые цветы. - Теперь я перед вами, разоружился не только, так сказать, морально, но и материально. Всё еще не верите? Можете обыскать.
Девушка несмело взяла оружие, повертела в руках, заглянула в дуло,
– Осторожно, заряжен, - предупредил Андрон. - Теперь верите?
Маринка не знала, что и сказать.
– Познакомьте меня с человеком, который скрывается у вас.
– Что?!
– У вас, в вашей хате, в последние дни поселился мужчина, который очень хотел скрыться от посторонних глаз. Но некто его все же увидел. И ваше спасение только в том, что сей "некто" - ваш покорный слуга. Видел вашего гостя только я…
– Никого у меня нет! Никого! Слышите? Никого!
–Ну что это вы, дорогая моя, так сердитесь? Запомните, если говорите неправду и хотите убедить, что это правда, - прежде всего, не проявляйте своего волнения. А то, что у вас скрывается какой-то человек, я, моя дорогая, знаю нaверняка. Откуда? Сейчас объясню. Все очень просто! Не только ваши знакомые выходят иногда на ночные прогулки. У каждого своя судьба. Одни люди счастливые, другие - несчастливые, а вот ваш гость, должно быть, в сорочке родился. И до сих пор сам удивляюсь, как это мне удалось отвести облаву от вашей хаты… Теперь ясно? Больше не сомневаетесь? Знакомьте. У меня ценные сведения, я могу быть полезным партизанам…
Андрон говорил громко, почти кричал.
– Зачем вы так громко разговариваете? - спросила Марина, оттягивая время, лихорадочно думая, что делать.
– А я это нарочно. Я хочу, чтобы слышали не только вы, но и тот, кто скрывается у вас. То окошечко на задней стороне хаты достаточно-таки широкое. Мне очень не хочется, чтобы ваш товарищ использовал его как дверь. Так вот, перед вами альтернатива: либо тот, кто прячется, отведет меня к партизанам либо, если он убежит, я вьшужден буду отвести вас в полицию. Другого выхода у меня нет - я хочу жить. - Еще раз говорю: не бойтесь. Если бы я хотел арестовать вашего постояльца, разве я так бы действовал? Окружил бы хату и… Одним словом, вы понимаете. Понимаете?
Маринка ничего не ответила.
– Марина, - донесся из кладовки голос Михаила. - Отопри, выпусти меня.
Андрон вздрогнул, глаза забегали - девушка, пистолет, дверь… - обмяк весь, опустил голову.
Марина подошла к кладовке, вставила ключ, открыла.
Андрон порывисто направился к Михаилу: - Здравствуйте! Вот… Вот я и пришел…
– Вижу. Да, поздновато вы надумали партизанить! Выворачивай карманы!
– Оружие я уже сдал…
– Знаю, слыхал. Выворачивай, выворачивай! Так. А какие еще бумажки есть? А в том кармане? И справки и удостоверение-все, все давай.
Михаиле сел за стол, придвинул к себе документы Чебренкова. Андрон как встал, так и стоял, не смея присесть.
– Ясно… - бормотал Михаиле, читая документы полицая.
– Товарищ партизан…
Михаиле поморщился: - Какой я тебе товарищ…
– Э-э… гражданин партизан, а у вас… я хотел спросить: в партизанском отряде справку мне смогут дать, что я… одним словом - добровольно к партизанам…
– Ишь, чего захотел! - Михаиле засмеялся. - Сразу я справку ему! Справка партизанская - это тебе не немецкий аусвайс, ее, знаешь ли, не угодничеством зарабатывают. Посмотрим, на что ты способный…
– Так, значит, - встрепенулся Андрон, - так, значит, вы возьмете меня!
– А куда ж тебя девать теперь? Повесить всегда успеем, а может, еще и пользу принесешь да человеком станешь. Вот только идти придется далеченько. Как ты, на ноги не слаб?
– Да я… Хоть до самой Москвы!…
– Ну ладно, ладно. Эмоции свои потом будешь изливать. А сейчас садись в уголок и замри, словно твоего и духу тут не было. Принесла же нелегкая… Из-за тебя с невестой не попрощался как следует…
Андрон послушно уселся в уголке на скамью, но при слове "невеста" глянул искоса на Марину. Девушка подошла к столу, положила пистолет Андрона. Михаиле хотел обнять девушку, но Маринка отстранила руку. Глаза вскинула на Андрона: неудобно, мол, мы сейчас не одни…
– Что? Вот этого стыдишься? Так это же не человек, так себе, временное существо, гомо утенс. Эх ты, Маринка-Хмаринка! - Схватил, обнял, поднял на руках. - Будешь скучать обо мне?
Глазами кивнула: "Буду…"
– А бояться по ночам?
Покачала головой.
Осторожно, как нечто хрупкое, нежное, опустил, поставил на ноги. Маринка потупилась: и до сих пор как-то не верилось, не могла поверить, что сегодня, сейчас Михаиле уйдет и уже не будет его с нею. Стоит, боится взглянуть на парня…
Обнял, прижал - и крепко-крепко, губы в губы…
– Моя…
Андрон крякнул, но на него и не глянули. При чем тут Андрон - мир, вселенная, ничего не существовало для Маринки, кроме Михаила, и для Михаила - кроме Маринки… И сейчас особенно не верилось девушке, что вот и все, что она прощается и спустя минуту любимый уйдет…
И только Тогда, когда он уже надевал шинель, Маринка осознала вдруг всю бездонную пустоту двух коротеньких слов: "уже все…" Рванулась, прижалась к шинели, к чужой, к черной. Хотела что-то крикнуть - захлебнулась, забилась в тяжелом беззвучном плаче.
– Ну, не надо… Не надо… - Но и у него блеснуло, покатилось по щеке. - Ну, слышь, Маринка… Перестань… Я вернусь, я обязательно вернусь! Ну… успокойся! Ну, мы ж с тобой здесь не одни…
Маринка искоса посмотрела на Андрона и сразу же рукавам,вытерла, со злостью стерла горькие, совсем уже не девичьи слезы: что-что, а слабость свою женскую она не выдаст напоказ этому "утенсу"! Из-за него, из-за таких, как он, и все зло на земле! Отвернувшись, взяла со стола пистолет Андрона:
– Вот… Трофей забыл.
– Оставь у себя. - Михаиле сосредоточенно, закусив губу, застегивал на шинели верхний крючок. - В хозяйстве пригодится. Пока я не вернусь, от ухажеров отбиваться будешь.
Маринка спрятала пистолет.
– А может, все ж таки до рассвета побыл? Ночь, вон буря какая…
– То и хорошо, что ночь. Ночь - наша мать партизанская. А буря - нам с тобою и умирать в бурю. Люблю веселую погоду! Ну ты, партизанская справка, пошли!
Андрон поднялся. Почтительно и как-то по-бабьи поклонился:
– До свидания, Марина Даниловна…
Девушка не ответила.
– Топай, топай! - Михаиле подтолкнул полицая. - Ишь какой вежливый стал, как пушки загремели! Всего, Маринка!… - Хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой.
Отвернулся, поправил шапку, шагнул в сени.
…Маринка стояла на крыльце. Буря рвала с нее распахнутый кожух, трепала волосы. Удалялись, таяли во мгле две фигуры - дебелая, жирная Андрона и высокая, стройная Михаила.
Вот и проводила… Как все просто… Может, и насовсем.
Девушка захлебывается, давится слезами - смерть, что ей смерть! Не раздумывая, ни минуты не колеблясь, умерла бы она, чтобы только денек, один-единственный денек побыть еще вдвоем!
Один день?
Грозное, неведомое сияние рождается в душе. Девушка поправляет кожушок, непослушными пальцами вытирает слезы.
О, она теперь уже совсем не та! Она уже не Маринка, она - Марина! И уже не пугливым огоньком во всемирной буре дрожит, теплится ее жизнь! Не коптилкой. Куда там буре - и смерти не погасить!
– А может, и вправду… - думает вслух Марина. - Может, и не выдумал Михаиле про того профессора, и все было, все будет, как он говорил… Может, оно и вправду люди бессмертны…
Ветер, веселый мартовский ветер забивает дыхание. Ветер этот такой сильный, что кажется, еще чуть-чуть, еще мгновение, и подхватит, понесет ее высоко-высоко, и вся ее жизнь, какой бы она долгой ни была, будет одним неистово радостным полетом…
Перевод с украинского Е. Цветкова
НИКОЛАЙ СОВЕТОВ. МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ
(Фантастическая история)
При разборке старого дома на бывшей Камышинскоп улице Саратова была найдена большая тетрадь, вся исписанная ровным, старинным почерком, с завитушками в прописях, ятями и даже фитой, как писали очень давно и как теперь уже никто не пишет. Бросили бы эту тетрадь на свалку или в костер, если бы не ее переплет, твердый, тисненый, привлекающий глаз и почти не пострадавший от времени. Поэтому тетрадью заинтересовались, раскрыли и стали читать, после чего она, пройдя через многие руки, наконец попала в руки автору этих строк. Мне содержание тетради показалось занимательным, потому я решился предложить найденное повествование читателю.
Эти записи составлены мною, Петром Благовестным, в здравом уме и твердой памяти, ибо считаю себя обязанным рассказать людям о чудесном даре, которым владела наша семья около четырех веков.
Я родился в 1812 году и ныне, к концу 1929 года, имея 117 лет от роду, считаю себя старым человеком и чувствую приближение своего конца не потому, что отжил свое, но лишь оттого, что не смог регулярно выполнять предписаний своей семьи, все члены которой отличались завидным долголетием.