Далеко внизу я различил воротца и рядом - пальто цвета хаки и большого черного пса. Остальные собаки уже приготовились к забегу, и владельцы покидали место старта. Вот Клод нагнулся, уговаривая Джеки занять место в четвертых воротцах, затем закрыл дверцу и, повернувшись, бросился в своем длинном, хлопающем на ветру пальто вниз, к толпе у подножия холма. На бегу он то и дело оглядывался через плечо.
Возле старта, помахивая зажатым в поднятой руке платком, встал напарник заводилы. На другом конце трека, неподалеку от меня, парень в синем свитере оседлал перевернутый велосипед на платформе, уловил сигнал, махнул в ответ и принялся крутить руками педали. Далекая белая точка - чучело зайца, на самом деле представляющее собачий футбольный мяч, обтянутый куском кроличьей шкурки, быстро набирая скорость, побежало от воротцев. Задвижки поднялись и собаки вылетели на дорожки. Мчались они все вместе, одной темной массой, словно один пес, а вовсе не шесть, и тут же я заметил, как вперед вырывается Джеки - я узнал его по окрасу. Черных псов в забеге больше не было, это наверняка был он. "Не шевелись и не дрогни! - приказал я себе, - ни мускулом и ни кончиком пальца. Наблюдай за его бегом. Давай, жми, Джексон, парнишка!.. Нет, не кричи - можно сглазить. Через двадцать секунд все кончится, не крути головой, а наблюдай за ним краешком глаза. Смотри, как шпарит этот Джексон! Ну и скорость он задал. Он уже победил! Проиграть теперь просто невозможно…"
Когда я подбежал к нему, пес сражался с кроличьей шкурой, пытаясь ухватить ее зубами, но мешал намордник. Остальные собаки примчались следом и внезапно навалились все разом, пытаясь достать приманку. Тут я вцепился в его ошейник и выволок на открытое место, как приказал Клод. Потом опустился на траву и удерживал пса на месте, крепко обхватив обеими руками. Прочим владельцам пришлось порядком потрудиться, вытаскивая из свары своих подопечных.
Клод очутился рядом: тяжело дыша и от волнения не говоря ни слова, он снял с Джеки намордник и надел ошейник с поводком… Тут же появился и мистер Фиси - встал подбоченясь, с плотно сжатым ртом-пуговкой, не сводя с Клода глаз-фотоаппаратиков.
- Так вот что ты придумал… - произнес мистер Фиси.
Клод, будто не слыша, продолжал заниматься своим делом.
- После сегодняшнего, чтобы ноги твоей здесь не было, понял? Клод продолжал возиться с ошейником Джеки.
Я услышал, как сзади кто-то сказал:
- Этот тип с плоской рожей здорово нагрел в этот раз мистера Фиси…
Послышался чей-то смех. Мистер Фиси пошел прочь, а Клод разогнулся и вместе с псом подошел к парню в синем джерси, слезавшему со своей платформы.
- Угощайся, - произнес Клод, протягивая пачку сигарет.
Тот вытащил сигарету, прихватив заодно и сложенную вчетверо пятифунтовую бумажку.
- Спасибо, - сказал Клод. - Весьма благодарен.
- Не за что, - ответил парень.
Клод отошел ко мне.
- У тебя все в порядке, Гордон? - спросил он, подпрыгивая и потирая руки. Губы у него подрагивали, а ладони похлопывали по туловищу Джеки.
- Да. Половина по двадцать, остальное по пятнадцать.
- Эх, Господи, Гордон, это просто чудесно. Подожди здесь, я схожу за чемоданом.
- Забери Джеки, - посоветовал я, - и отправляйтесь в фургон, там подождете меня. До скорого.
Вокруг букмекеров уже никого не было. Я оказался единственным, кому было что собирать и поэтому медленно, чуть пружинящей походкой я направился к первому в цепочке букмекеру, тому самому, с багровым лицом и беловатой присыпкой вокруг рта. Грудь у меня просто распирало от радости. Я встал перед ним и совершенно не торопясь отыскал в пачке билетов те два, что он мне продал. Звали его Сид Прэчетт. Имя крупно значилось вдоль доски золотыми буквами по алому полю: "СИД ПРЭЧЕТТ. САМЫЕ ВЫГОДНЫЕ СТАВКИ В МИДЛЭНДЕ. БЫСТРАЯ ВЫПЛАТА". Я подал ему первый билет и сказал:
- Причитается семьдесят восемь фунтов. - Это прозвучало так здорово, что я повторил фразу - будто спел нежную песенку. Я вовсе не торжествовал над мистером Прэчеттом, фактически, он даже начинал мне нравиться. Мне как-то жаль стало, что ему придется отслюнить мне такую большую сумму. Я надеялся, что ею жене и детям не придется туго.
- Номер сорок два, - произнес Прэчетт, поворачиваясь к помощнику, державшему большой журнал. - Сорок второй желает семьдесят восемь фунтов…
Последовала пауза - клерк пробежал пальцем по столбику занесенных ставок. Он проделал это дважды, потом поднял глаза на шефа и покачал головой.
- Нет, - проговорил он. - Не выплачивается. Этот билет поставлен на Леди Улитку.
Стоя на своем ящике, мистер Прэчетт наклонился к нему и уставился в журнал. Казалось, что он обеспокоен словами помощника: крупная багровая физиономия выразила искреннее сожаление.
"Клерк просто болван, - подумал я. - и мистер Прэчетт сейчас ему это выскажет".
Но когда букмекер вновь повернулся ко мне, глаза у него сузились и стали враждебными:
- Послушай, парнишка, - тихо произнес он. - Давай уж без этих. Ты прекрасно знаешь, что ставил на Леди Улитку, Что за шутки?
- Я ставил на Черную Пантеру… Две отдельные ставки, каждая по три фунта, обе по двадцать пять к одному. Вот второй билет.
На этот раз он даже не потрудился заглянуть в журнал.
- Ты ставил на Улитку, парень. Я помню, как ты подходил. - Он отвернулся и принялся стирать мокрой тряпкой имена собак - участников последнего забега.
За его спиной помощник закрыл журнал и принялся раскуривать сигарету. Я стоял, смотрел на них и чувствовал, как из всех пор моего тела выступает пот.
- Дайте посмотреть журнал.
Мистер Прэчетт высморкался во влажную тряпку и бросил ее наземь.
- Послушай, шел бы ты отсюда и перестал мне надоедать. Штука была вот в чем: на билете букмекера, в отличие от билета тотализатора, не пишется ничего, имеющего отношение к твоей ставке. Это обычная практика на всех рэйсингах страны, будь то Силвер Ринг в Ньюмаркете, Роял Инкложер в Эскоте или маленькое поле неподалеку от Оксфорда. Все, что ты получаешь - это карточка с именем букмекера и порядковый номер. Ставка записывается, то есть должна быть внесена в особый журнал помощником букмекера вместе с номером билета. Кроме этого - никаких доказательств твоей ставки нет.
- Ну давай, чеши отсюда, - приговаривал мистер Прэчетт.
Я отступил и глянул вдоль длинного ряда стендов: никто из букмекеров не смотрел в мою сторону. Вес они неподвижно стояли на деревянных ящиках, возле досок-стендов и глядели прямо перед собой, на толпу. Я подошел к следующему и предъявил билет.
- У меня поставлено на Черную Пантеру три фунта, один к двадцати пяти, - твердо сказал я. - Причитается семьдесят восемь фунтов.
Новый букмекер, с кротким, обветренным лицом, проделал тот же ритуал, что и мистер Прэчетт: задал вопросы клерку, вгляделся в журнал и выдал мне похожий на предыдущий ответ.
- Что с вами случилось? - мягко спросил он, будто у восьмилетнего малыша. - Играете в такие глупые игры…
На этот раз я отошел чуть подальше.
- Грязные ублюдки, воры! Все вы заодно! - крикнул я.
Все головы в ряду одновременно, будто кукольные, качнулись и повернулись в мою сторону. Выражение на лицах не изменилось, я видел лишь семнадцать повернутых голов и уставившиеся на меня сверху вниз столько же пар холодных стеклянных глаз. Ни в одном не наблюдалось ни малейших признаков заинтересованности. Все их поведение будто говорило: дескать, кто-то там высказался, но мы этого не слышали. Сегодня отличный денек…
Почуяв некую напряженность ситуации, вокруг меня начала собираться толпа. Я снова подбежал к мистеру Прэчетту, чуть ли не вплотную, и уперся пальцем ему в живот.
- Ты вор! Паршивый воришка! - бросил я.
Самое удивительное заключалось в том, что Прэчетт с этим вроде бы и не спорил.
- Ишь ты, - произнес он. - Чья бы корова мычала… - Его крупное лицо внезапно расплылось в широкой ухмылке, он оглядел толпу и крикнул: - Чья бы корова мычала!
И тут же все стали смеяться. Вдоль всей цепочки ожили фигуры букмекеров, они оборачивались друг к другу, посмеивались и, тыча в меня пальцами, орали:
- Чья бы корова мычала!
Толпа тоже подхватила эту прибаутку, а я все стоял на травке рядом с мистером Прэчеттом с толстой, как колода карт, пачкой билетов, слушал и потихоньку впадал в истерику. Через головы людей было видно, как мистер Фиси вписывает на свою школьную доску собак на следующий забег; а далеко-далеко, выше по склону, в конце поля я приметил Клода, стоящего рядом с фургоном. С чемоданом в руке, он ожидал меня…
КОЖА
Зима тысяча девятьсот сорок шестого года тянулась бесконечно долго. Хотя был апрель месяц, леденящий ветер хозяйничал на улицах города, а над головой по небу плыли снежные облака.
Старик по имени Дриоли с трудом волочил ноги по тротуару улицы Риволи. Жалкий, закоченевший от холода, он все время ежился, запахивая грязное старое пальто черного цвета; над поднятым воротником виднелись только глаза и макушка.