- Nom d'un nom! - пробормотал он. - Похоже на то. - По обе стороны тропы густо росли сосны, саговники и гинкго. Воздух наполняли ароматы, которые он не почувствовал бы нигде, кроме как здесь. - Мы словно попали в допотопные времена или вообще в другой мир. Как думаешь, кто проложил эту тропу?
- В ином месте я сказал бы, что олени. Может быть, и здесь тоже, но я не заметил никаких признаков, что они тут есть, - ни следов, ни помета. Масляные дрозды? Какие-нибудь другие местные большие и нелетающие птицы? Может быть, даже крякуны - кто знает?
Этих слов оказалось достаточно, чтобы Одюбон спешился и тщательно осмотрел тропу. Учитывая размеры крякунов и остаточные перепонки между пальцами на лапах, спутать их следы с чьими-либо другими было невозможно. Но ничего подобного не нашлось. Как Гаррис и предположил, Одюбон увидел следы масляных дроздов: они напомнили ему следы европейских черных дроздов или дроздов из Террановы, но с той лишь разницей, что были в три-четыре раза больше. И еще он увидел отпечатки лисьих лап, которые четко выделялись на фоне остроконечных птичьих следов. Завезенные звери проникли даже сюда, в дикое сердце Атлантиды.
"Ну конечно, - подумал он. - Мы ведь с Гаррисом тоже здесь. И масляные дрозды на ужин нам нравятся не меньше, чем лисицам".
Ярко-зеленое пятно на стволе молодой сосенки привлекло его внимание, когда он проезжал мимо. Сперва Одюбон решил было, что это какой-то странный местный гриб, выросший на деревце. Но это пятно, хотя и очень медленно, перемещалось.
- Огуречный слизень! - воскликнул Гаррис.
Слизень действительно был размером почти с огурец, хотя Одюбон и поостерегся бы съесть что-либо угодно с такой радужной окраской. Пусть это оказалось и не птицей или живородящим четвероногим, но художник все же спешился и зарисовал слизня. Как-никак для натуралистов это диковина - ведь очень немногие из его коллег добирались до прохладных и влажных предгорий, где обитали слизни. Пошевеливая глазами на стебельках, тот скользил по стволу, оставляя за собой полоску слизи шириной с большой палец.
- Как знать, может, нам еще попадутся улитки размером с твой кулак, - обнадежил Гаррис.
- Жаль, что у нас нет чесночного масла.
Огуречного слизня Одюбон мог нарисовать, a escargots очень любил есть. Гаррис, обитатель Террановы до мозга костей, при этих словах брезгливо скривился. Одюбон лишь рассмеялся.
Друзья двинулись дальше. Тропы, по которым они ехали, явно проложили не люди - дорожки были извилистыми и часто возвращали путешественников на одно и то же место. Всякий раз, когда они выезжали на открытое пространство, Одюбон всматривался в травянистые поляны с нетерпеливой надеждой. Как страстно желал он увидеть там крякунов - щиплющих травку или нежную листву с молодых деревьев! И как оказывался разочарован вновь и вновь!
- Быть может, это действительно был последний крякун в этой части Атлантиды, - скорбно проговорил он, когда они с Гаррисом как-то вечером разбили лагерь. - А может, и вообще последний крякун в Атлантиде.
- Вполне вероятно, - ответил Гаррис. Одюбон, поджаривавший над огнем ножку масляного дрозда, возмущенно посмотрел на друга - тот мог хотя бы посочувствовать. Но Гаррис продолжил: - Мы зашли слишком далеко и сделали слишком много, чтобы так легко сдаться, верно?
- Да, - согласился Одюбон. - Ты совершенно прав.
В этой девственной атлантийской глуши иными были не только запахи, но и звуки. Огромные лягушки самозабвенно призывали подруг, выводя рулады на целую октаву ниже, чем даже лягушки-быки с Террановы, не говоря уже о гораздо более мелких европейских лягушках. Когда Одюбон упомянул об этом, Гаррис спросил:
- Полагаю, ты снова сожалеешь об отсутствии чесночного масла?
- Теперь, когда ты заговорил об этом, да, - невозмутимо ответил художник. Гаррис вновь скривился.
Большие зеленые кузнечики размером почти с мышь оказались более шумными, чем могли бы быть грызуны, хотя некоторые из их скрипучих звуков воспринимались как очень похожие на мышиные. Но все же характерное стрекотание подтверждало их принадлежность к насекомым. Они создавали фоновый шум, более заметный, когда он внезапно прекращался, чем когда раздавался.
Одюбон слышал такие птичьи трели, какие и вообразить не мог. Некоторые из этих певцов наверняка еще не были известны науке. Если бы ему удалось подстрелить одного из них, сделать эскиз и изобразить в цвете, привезти типичный экземпляр… Художник добыл нескольких славок и зябликов, но все они, насколько он мог судить, принадлежали к уже описанным видам.
А потом, где-то вдалеке, он услышал клекот краснохохолкового орла. Одюбон остановил лошадь и указал на север.
- Мы едем туда, - заявил он тоном, не терпящим возражений. Тем не менее Гаррис возразил:
- До этого места несколько миль, Джон. У нас нет никакой надежды отыскать его, и в любом случае, когда мы туда доберемся, орла там все равно уже не будет.
- Мы едем на север, - повторил Одюбон, словно не услышав друга. - Орел может улететь, а крякуны, если они где-то поблизости, не улетят. Потому что не могут летать.
- Если. - Гаррис заключил целое море сомнений в одно короткое слово.
- Ты сам сказал: мы зашли слишком далеко и сделали слишком много, чтобы так легко отказаться от надежды. - Если Одюбон и не повторил фразу Гарриса в точности, то предпочел бы, чтобы ему не указывали на это. У Гарриса хватило здравого смысла, чтобы понять.
Продвигаться на север оказалось не легче, чем в любом ином направлении. Одюбон ругался на английском, французском, а иногда и на испанском, когда звериные тропки начинали петлять и сбивали их с пути. Орел, крикнув один раз, с тех пор молчал, потому художник не знал, сколько еще им надо проехать. "Может быть, он убил новую добычу и сейчас кормится", - подумал Одюбон. Для его целей сошел бы и только что убитый крякун.
Через какое-то время путь им пересек ручей, который вполне мог сойти за небольшую речку. Огромные лягушки квакали на прибрежных камнях.
- Мы сумеем перейти его вброд? - спросил Одюбон.
- Нужно поискать более мелкий участок, - посоветовал всегда здравомыслящий Гаррис.
Такое место нашлось в полумиле западнее, и друзья перебрались через ручей, даже не намочив лошадям брюхо. Одюбон развернул карту Северной Атлантиды.
- Как думаешь, что это за поток? - спросил художник. - Он достаточно большой, чтобы попасть на карту.
Гаррис нацепил очки и присмотрелся.
- Если эти места вообще когда-нибудь всерьез исследовали, - буркнул он и ткнул пальцем в карту. - Это может быть приток Спея. Река течет примерно там, где мы сейчас находимся.
- А я, пожалуй, решил бы, что это приток Лиффи. - Одюбон тоже показал реку на карте.
- Следующая река дальше на север? Что ж, может быть. В последнее время мы бродили здесь такими кругами, что могли оказаться черт знает где. Поехали дальше?
Не дожидаясь ответа, он тронулся с места. Одюбон последовал за другом.
Вскоре после того, как журчание потока и громогласные вопли лягушек - о, что бы с ними сделал Аристофан! - стихли в отдалении, Одюбон услышал звук, который сперва принял за крик пролетающих мимо гусей. Художник как раз выехал на открытый, поросший травой участок и сразу взглянул на север. Но гусей он не увидел.
Гаррис пристально смотрел в ту же сторону.
- Гуси… но не совсем гуси, - удивленно произнес он. - Звучит как музыка для трубы, сыгранная на тромбоне.
- Точно! - Секунду-другую Одюбон просто улыбался своему спутнику, но внезапно в его глазах блеснула отчаянная догадка. - Эдвард, тебе не кажется?..
- Не знаю, но нам лучше все выяснить. Если это и не крякуны, то они могут оказаться неизвестным видом гусей, что тоже будет неплохо. Ты сможешь назвать этот вид "гусь Одюбона".
- Да, - согласился Одюбон, всегда заинтересованный в открытии новых видов. - Да, смогу, но… Заряжу-ка я ружье крупной дробью. - И он стал претворять слова в дело.
- Хорошая идея. - Гаррис последовал его примеру. "Продолжайте кричать. Пожалуйста, продолжайте кричать", -
вновь и вновь думал Одюбон, пока они ехали через лес туда, откуда доносились звуки. Птицы - кто бы это ни был - не замолкали и кричали то тихо, то переходя на громкий сердитый гогот, как делают двое самцов, выясняя отношения из-за самки, - что они обычно и делают весной.
Когда Одюбон решил, что они подъехали достаточно близко, он спешился и сказал:
- Дальше нам лучше идти пешком.
Он прихватил не только ружье, но еще и палочки рисовального угля, и бумагу на всякий случай… Гаррис тоже спешился. Одюбон искренне верил, что пристрелил бы его, если бы тот начал спорить.
Минут через десять Гаррис указал вперед:
- Смотри. Мы выходим на открытое пространство. Одюбон кивнул, не доверяя словам. Он тоже увидел впереди яркий солнечный свет в просвете между деревьями. Птичьи крики теперь звучали очень громко и очень близко.
- Ты назвал бы это кряканьем? - спросил Гаррис.
Одюбон лишь пожал плечами и скользнул вперед.
Укрывшись за широким стволом, он выглянул и увидел перед собой луг… на котором паслись крякуны. Затем птицы расплылись - глаза художника застилали слезы радости.
- Будь благословен, Боже, ибо Ты не позволил мне умереть, не увидев этого, - прошептал он, не в силах оторвать взгляда от птиц на лугу.
Гаррис стоял за елкой в нескольких футах от него.
- Это что-то… Это что-то… - Хотя слова были более прозаичные, произносил он их не менее благоговейно.